Маара молчала, внимательно слушала.

— Почему здесь эти лампы? Вот эта, например…

— Скальные люди во время войн грабили дворцы, пользуясь суматохой. Но лампы эти давно сломались, никто не помнит их света.

— А почему ты не спросила о сыновьях тех, кто нас сюда привел?

— Времени не было.

— Кто они? Почему они хотели нас спасти?

— Горда нанял их, чтобы они доставили вас сюда. Наверное, он думал, что здесь для вас безопасней всего.

— Здесь и вправду безопасней всего?

— Не сказала бы. Но раз мои дети выжили, сможете выжить и вы.

— Я боюсь.

— Это хорошо. Значит, ты настороже. Страх — хороший советчик.

— Понятно.

— Что ж, на сегодня достаточно. Обдумай все хорошенько, Маара, позже мы еще побеседуем.

— И поиграем во «Что я видел?»

— Обязательно. Мне самой интересно. И Данна нужно воспитывать. Ведь школ здесь нет, здешних детей не учат ничему вообще. — Дэйма встала. — Уж полдень. К вечеру все пойдут к реке за новой водой, и мы пойдем. Я возьму вас с собой, чтобы все вас увидели. И запомни, вы мои внуки. Ты хорошая девочка, Маара. Плакать не надо. — Она обняла Маару, прижала к себе. — Разбужу-ка я Данна, не то он ночью спать не будет. И у меня для вас есть сюрприз по части еды.

Она вытащила из горшка крупный желтый корнеплод, нарезала его мелко, разложила по трем мискам, залила водой и направилась за Данном.

Маара сунула палец в миску, облизала его… Сладко, вкусно… С трудом она дождалась возвращения Дэймы с Данном. Братишка сразу взгромоздился к ней на колени, сунул палец в рот и зачмокал, однако Дэйма велела ему прекратить.

Они съели все, и Данн тут же попросил еще. На что Дэйма сообщила, что сначала нужно найти такой овощ в земле, а это не так уж и просто.

Дэйма вручила Мааре большой кувшин, Данну — маленький, а сама взяла четыре больших бидона, связанных попарно и примотанных веревками к коромыслу. Она отодвинула дверь. Маара зажмурилась от яркого света, Данн тоже сжал веки и отвернулся. Затем девочка оказалась на улице, держа Данна за руку. На них глядели скальные люди, много людей, толпа. Маара пересилила страх, стояла спокойно, рассматривая их, стараясь не казаться испуганной. Никогда она еще не видела скальных людей так близко, не могла подробно разглядеть их сероватую кожу, бледные, как будто больные глаза, курчавые, торчащие во все стороны волосы. Большие они, крупные. Все в них казалось Мааре больным, неестественным, но она понимала, что они здоровые, сильные люди. Она видела, как они таскают тяжести, переносят грузы. На одной скальной девочке Маара заметила тунику, сильно испачканную, изорванную, однако можно было угадать первоначальный желтый цвет ткани.

— Это мои внуки, — сказала Дэйма. — Маара и Данн.

Все пристально смотрели на исхудавших девочку и мальчика, рассматривали лица, короткие черные волосы, утратившие блеск из-за въевшейся в них грязи.

— Да, мы знаем о войне в Рустаме, — кивнул какой-то мужчина. — Где твои родители, девочка? — спросил он у Маары.

— Не знаю, — выговорила Маара, чувствуя, что у нее дрожат губы. Она сжала их покрепче, глядя на его большие желтые зубы, оскаленные в улыбке.

— Это Кулик, — сказала ей Дэйма. — Он здесь самый главный.

— Ты не кланяешься старшим? — удивился Кулик.

— Кланяешься? — повторила Маара, не поняв толком, что это такое и для какой оно надобности применяется.

— Она ждет, что мы ей поклонимся, — проворчала какая-то женщина.

— Пора идти, — вмешалась другая женщина. — Вода ждать не станет.

— Это Рабат, — пробормотала Мааре Дэйма. — Я о ней рассказывала. Она живет рядом.

— Рада вас видеть, малыши, — улыбнулась Рабат. — Я ваших родителей помню такими же, как вы сейчас.

Толпа уже двигалась, направляясь к гряде, к реке. Каждый тащил одну или несколько посудин. Ведра, кувшины, какие-то гулкие прямоугольные штуковины с косым горлышком в одном из углов… Рабат оказалась как раз перед Маарой, взгляд которой приковался к мерно жующим что-то массивным челюстям соседки. По жирным рукам ее стекал пот, запах от нее исходил жаркий и мощный, бледные волосы блестели, как будто смазанные жиром, — на самом деле блестели они тоже от пота. И тут Маара обратила внимание, что коричневая одежда скальных людей казалась разноцветной. Иногда она отливала серебром, бросала цветные или белесые блики, на некоторых выглядела чуть ли не черной. Переведя взгляд на свою собственную одежду, девочка заметила, что и ее туника в складках кажется почти черной.

Рабат тем временем переместилась назад, пристроилась к Дэйме, сообщая той полушепотом последние новости.

— Вчера вечером нарвалась я на солдат. Четверо их было. Я с реки шла домой. Спросили они о тебе, о детях. Я сказала, что нет у тебя никаких детей, одна живешь, давно уже. А где народ, спрашивают… Ну, где народу быть, я сказала, что на реке. И ты, мол, там, на реке. Ну, я-то знала, что ты с детьми дома. Опасалась, что попрутся они к реке, но они еле ноги волокли, устали. Один даже предложил заночевать в деревне, и я уж хотела наврать о скальной лихорадке, мол, у нас эпидемия. Но старший сказал, что некогда, поспешать надо. Поспорили, чуть не подрались. Похоже, им не так хотелось детей искать, как на север смыться.

— Спасибо, Рабат, я перед тобой в долгу, — сказала Дэйма тоном, в котором Мааре послышалось что-то многозначительное.

Рабат кивнула: да, разумеется, в долгу. Она наклонилась к Мааре, наклеила на физиономию фальшивую улыбку, спросила:

— А где твои папочка и мамочка, дорогая?

Маара поняла, что Рабат имеет в виду не ее настоящих родителей.

— Не знаю, — жалобным голоском протянула она.

С той же переслащенной улыбкой Рабат повернулась к Данну.

— А ты, значит, наш маленький Данн. Как твои папочка и мамочка поживают?

Данн сосредоточенно вглядывался в траву, в кочки и кусты, и Маара испугалась, что он ляпнет: «Никакой я не Данн!» На лице Дэймы тоже появилось озабоченное выражение.

— Не знаю я, где они. Ушли. — И малыш заплакал. Маара остро ощутила, насколько они здесь чужие всем, кроме, может быть, только Дэймы.

Они шагали между засохшими деревьями, и Маара как будто ощущала пальцами сухость и удивительную хрупкость готовых рассыпаться в пыль листьев, так не похожих на сочные листья растений возле их дома, которые слуги поливали каждое утро. Эти деревья стояли слишком далеко от реки, им мимолетный паводок не дал ни капли влаги.

Толпа вышла на гребень и остановилась. Все повернулись к четверым отставшим, с любопытством буравя взглядами новичков, Маару и Данна. Опять перед ними стена этих людей, головы которых окружены сияющими шарами волос, иногда почти белых, иногда соломенно-желтых, у кого-то почти оранжевых. Сильные люди, им ничего не стоило убить их, слабых детей, убить старуху Дэйму. Но ведь не убили же они ее… И Рабат подруга Дэймы… Нет, не подруга! Прикидывается подругой!.. Так думала Маара.

У подножия гряды трава покрыта бурой матовой пылью, которая еще недавно представляла собой блестящую коричневую пленку грязи, оставленной потоком. Далее — вода. Но это уже не та река, широкая и полноводная. Сейчас она съежилась в самом центре речной долины. Ближе к воде жались незасохшие деревья. У воды толпилось множество живности всевозможных семейств, родов и видов. Среди них встречались и опасные, и именно из соображений безопасности скальные люди направились к воде толпой.

Передовые уже завопили, принялись размахивать палками, дубинками, отгоняя животных, в основном тех, которых народ Маары и Данна использовал для получения молока и мяса. Хотя тут немало было и совсем мелких, быстро шмыгнувших в траву и затерявшихся в ней. И тягловых птиц заметила Маара, даже попыталась поискать среди них «свою», которая везла их. Сейчас все звери и птицы были сухими, худоба их в глаза не бросалась.

— Вода, вода! — закричал Данн и дернул Маару за руку.

— Смотри, как бы тебя не сожрал водный дракон! — с напускной строгостью погрозила ему пальцем Рабат. Данн испугался и отпрянул.