— Можешь идти? — спросила женщина.

— Пошли, пошли, — торопил мужчина.

Вокруг каменные дома скальных людей. И никого в них, никого возле них. В деревне пусто. Ее удивляло, что они идут по деревне скальных людей без охраны.

— Где они? Куда все делись? — прошептала она, и женщина ответила:

— Ушли на север.

Скоро они остановились. Над нею маячила голова тягловой птицы. Птица повернула голову боком, чтобы лучше рассмотреть, кто к ней подошел. Девочка боялась этих громадных птиц, клювы и когти которых могли разорвать в клочья кого угодно. Но им предстояло забраться в стоявшую за птицей тележку. Такие неуклюжие повозки, запряженные птицами, использовали крестьяне при полевых работах. Тележка высокая, мужчина поднял девочку и усадил, затем пристроил рядом с нею и брата. Повозка скрипела, — казалось, она вот-вот развалится. Но и взрослые влезли в нее. Птица стояла спокойно, не обращая внимания на скрип и толчки. Раб, возница, управлявший тележкой, обычно заставлял птицу двигаться и останавливаться свистом, девочка много раз слышала, как свистят погонщики птиц. Мужчина и женщина, возможно, не знали этого. Они бормотали:

— Пошла, пошла! — Но птица не двигалась с места.

— Надо свистнуть, — подсказала Маара.

— Как?

— Вот так. — Маара не ожидала, что птица послушается жалкого звука, который она смогла издать, но птица тотчас двинулась, вздымая пыль мощными ногами. Колеса затарахтели, завихлялись на осях, пыль окутала всех густой пеленой. Куда они спешили? Маара опасалась, что эти двое и сами не знали куда, но они переговаривались, громко, чтобы перекричать скрип колес:

— Вон холм!

— А вот и черная скала!

— А это, должно быть, то самое засохшее дерево…

А как же необходимость соблюдать тишину? А как же враги? Грохот повозки разносится по округе, несмотря на толстый слой смягчающей звуки пыли. Братик плачет. Девочка знает, что его укачало, потому что ее тоже укачало. Она засыпает… просыпается, видит голову птицы на фоне звезд, снова засыпает… И вдруг повозка замерла.

Птица изнемогла и рухнула в пыль. Не в состоянии подняться, она засунула голову под крыло.

— Ладно, все равно добрались, — сказал мужчина. Взрослые сняли детей с повозки и потащили за собой.

— Подождите, а птица! — воскликнула Маара. Видя, что они не поняли, она пояснила: — Она умрет, если мы оставим ее там, в упряжке.

— Она права, — удивился мужчина, а женщина улыбнулась ей:

— Молодец, девочка.

Мужчина вернулся к тележке, попытался развязать узлы упряжи, но не смог. Он вынул нож и перерезал постромки. Птица поднялась, подошла к повозке и снова рухнула, привалившись к колесу, поворачивая голову и оглядываясь, открывая и закрывая клюв. Ее тоже мучила жажда.

Они поплелись по тропе, проложенной скальными людьми, виляющей между кустами, огибающей валуны, покрытой толстым слоем пыли, не похожей на прямую широкую дорогу нормальных людей. Маара несколько раз увязала в пыли, брату ее приходилось еще хуже. Женщина сказала что-то мужчине, и тот подхватил Данна, который привычно взвыл, но тотчас смолк, увидев направляющуюся к его рту широкую мужскую ладонь. Они старались идти бесшумно, но девочка подумала, что дыхание их слышно издалека. Дважды она засыпала на ходу и просыпалась, чуть не упав, от прикосновения руки женщины. Понемногу светало. Небо розовело, рассвет принес легкий свежий ветерок. Как и звезды, утренняя прохлада всегда радовала девочку. Дома она просыпалась рано, раньше других, подбегала к окну и стояла, наблюдая за пробуждением дня.

Данн уронил голову на плечо несшего его мужчины, спал, посапывая и вздрагивая. Ослабевший мужчина покачивался от ноши. Но Маара знала, что Данн не тяжелый, она сама часто его носила на руках. Вот и рассвело. Вокруг обширная равнина, покрытая высохшей пожелтевшей травой. Ни одного дерева. Кое-где торчат скальные холмики. Девочка почувствовала, что рука женщины обмякла, та тоже засыпала на ходу. Большая сухая ладонь. Девочке хотелось плакать, но слезы высохли, плакать оказалось нечем. Они перевалили через гребень, и Маара увидела деревья. Она почувствовала сладкий аромат — запах воды! Она вскрикнула, и все четверо понеслись туда, на этот запах. Они подбежали к краю большой ямы, одной из череды больших ям, и увидели на дне немного мутной жижи, в которой трепыхались рыбины, издыхающие от грязи и недостатка воды. Запах гниения поднимался оттуда. Они по инерции скользнули вниз, по растрескавшейся корке окаменевшей грязи, но нет, это уже не вода. Это не выпьешь. Они остановились, глядя на грязную лужу, в которой дрались рыбины и большая черепаха, и услышали грозный гул. Женщина подхватила Маару, мужчина вскинул на плечо Данна, они взбежали вверх, на край ямы, не останавливаясь понеслись дальше.

— Что, что, что это? — бормотала на бегу Маара.

Они остановились, взбежав на один из ближайших каменистых холмов. Девочка огляделась, и ей показалось, что земля несется бурой волной в направлении больших ям. Сильно запахло водой.

— Большая волна, — сказала женщина.

— На севере, должно быть, ливни, — отозвался мужчина.

Маара не видела на голубом небе ни облачка. Она дрожала от страха перед огромной волной, от возбуждения, вызванного близостью большой воды. Рыжая волна прокатилась мимо у подножия холма, понеслась дальше. Данн принялся извиваться, вырываясь из рук мужчины, стремясь наземь, вниз, к воде. Через мгновение они, все четверо, уже оказались в воде. Они плескались, глотали, умывались, Данн катался в воде, смеялся, кричал:

— Вода! Вода!

Маара сидела в воде, взрослые присели на корточки. Вода уже дошла им до колен, продолжала прибывать. Взрослые встали, озабоченно всматриваясь туда, откуда пришла волна. Они принялись испуганно переговариваться, причем Маара их не понимала. Она привыкла к тому, что воды все время не хватает, а о таких вещах, как дамбы, потопы, наводнения никогда не слышала. Вот их опять подхватили и потащили вверх по склону. Снова раздался грохот, но на этот раз в нем различались крики животных: блеяние, мычание, рев… Некоторых из животных Маара никогда раньше не видела, разве что на настенных фресках в родительском доме. Большие животные умудрялись подобраться к краю потока и выбраться на сушу, маленьким приходилось хуже. Вот мимо пронеслось дерево, на ветвях и стволе которого устроилось несколько зверьков, похожих на ее домашнюю любимицу Шеру, спавшую с нею в постельке. Теперь Маара плакала от жалости. А к воде спешили со всех сторон измученные жаждой животные, и тоже, как и они четверо, пили, плескались, кувыркались, наслаждались живительной влагой. Приковыляла на подгибающихся ногах тягловая птица, плюхнулась в воду и погрузила в нее голову. Уровень воды все поднимался, и скоро шея птицы торчала над ее поверхностью, как палка или как туловище змеи. Вот птица поднялась, и они увидели, насколько она исхудала: кожа да кости. Теперь Маара поняла, как животные умирают от голода и жажды. У нее была большая книга с картинками птиц и зверей, которых девочка никогда не видела, а здесь они все оказались перед нею. Еще одно большое дерево, прибежище мелких животных, неслось по течению. Оно зацепилось за что-то, перевернулось, и, когда приняло исходное положение, зверьков на нем уже не оказалось. Маара снова заплакала, как будто чувствуя под рукой мягкую шерстку своей Шеры. Что-то с нею случилось? Ухаживает ли за ней кто-нибудь? Она впервые подумала, что народ ее, спешно покинув дома, оставил там своих животных без присмотра, без ухода. Мужчина и женщина между тем снова о чем-то совещались, не приходя к согласию. Наконец мужчина решил проявить инициативу. Он посадил Данна на плечи, и вот они снова бегут куда-то, через воду, которая доходит взрослым чуть ли не до плеч. Ноги путаются в траве, уже не до бега, идти трудно. Они направляются к другому холму, намного более высокому, менее крутому, ближайшему из всех холмов речной долины. Но вода прибывает, продвигаться все труднее, и холм уже не кажется столь близким. Удастся ли вообще до него добраться? Мужчина спотыкается, падает, Данн с воплем летит в воду, Маара тоже вскрикивает… Но мужчина выхватывает Данна из воды, и они добираются до холма, и карабкаются выше, к безопасности, подхлестываемые всплесками новой волны, сопровождаемые спасающимися тут же животными.