— Отлично. Я буду по мере своих сил помогать беженцам. Среди них есть и хорошие люди. Иногда я смогу чему-то и сам от них научиться. И еще я организую поставки провизии. Внизу, в Нижнем море, прекрасно ловится рыба, и это не безвкусная рыба здешних болот. Также я раздобуду семян, которые видел тут в воде. И мы станем разводить болотных свиней.

Данн понимал, что Гриот берет на себя выполнение тех задач, заниматься которыми, по идее, должен был он сам.

— Спасибо, Гриот, — проговорил он. Гриот отсалютовал ему и ушел.

Этот салют… он определенно не понравился Данну. Он словно бы скреплял между ними некий контракт, столь необходимый Гриоту.

Тот памятный разговор двух молодых людей состоялся несколько недель назад.

После этого Данн старался не встречаться с Гриотом и даже не обращал внимания на то, что тот делал.

В тот день, когда он заметил на кустах шерсть животного, Данн, вытянувшись на своем излюбленном каменистом выступе на обрыве, думал о ферме и о Кайре, которая ждала ребенка. Его ребенка. Он уже должен был скоро родиться. И ребенок Маары тоже. Забавно, что Гриот не ожидал его возвращения на ферму, но все же оставался там достаточно долго, дабы понять, что происходит и кто кому принадлежит. (До сих пор в голове не укладывается: Маара принадлежит Шабису. И поэтому Данн не вернулся.) Данн думал о Кайре, и эти мысли причиняли ему боль. Как же он любит ее — и как ненавидит! Любит? Он любит Маару, и, значит, использовать то же самое слово по отношению к Кайре нельзя. Он был заворожен Кайрой. Ее голосом, тем, как она двигается, ее медленной, ленивой, соблазнительной походкой… но быть с ней означало терпеть унижение. Он вспомнил о том, как в ночь его ухода Кайра вытянула обнаженную ногу (она вся была практически обнажена) и произнесла своим сладким певучим голосом: «Иди ко мне, Данн». Они тогда поссорились. Они постоянно ссорились. Он стоял немного в стороне и смотрел на нее, желая исполнить все, что она ни пожелает, то есть опуститься на четвереньки и подползти к ней. Кайра полулежала, откинувшись на спину, и вытягивала к нему голую ногу. Она была беременна, но срок был совсем маленький, живот еще но округлился. Она хотела, чтобы любовник облизал ее ногу. И Данн тоже всем сердцем хотел этого, мечтал об этом, он стремился отдать ей всего себя и прекратить вечные ссоры. Но сделать этого не мог. Кайра улыбалась ему, улыбалась той самой коварной улыбкой, которая обжигала его, как удар хлыста, и шевелила пальчиками на ноге, говоря: «Иди ко мне, Данн». И он развернулся и выбежал прочь. Подхватил по пути кое-какую одежду, что-то из самого необходимого, и покинул ферму. С Маарой он не попрощался, потому что это было выше его сил.

Данн лежал на краю обрыва, размышлял и все больше склонялся к тому, что настало время покинуть и Центр. Он не находит себе тут места. Ну да, ведь всю свою жизнь он провел на ногах, в пути, шагая из одного места в другое. Ему необходимо двигаться. Но уйти отсюда, уйти из Центра означало бы уйти еще дальше от Маары. Пока он в Центре, их разделяет всего несколько дней пути. Она живет на берегу Западного моря, на которое он смотрит часами из своего укромного уголка, наблюдает за тем, как оно разбивается о скалы и превращается в пену, падая в Нижнее море. Волны, которые у него на глазах рассыпаются в брызги, совсем недавно лизали побережье возле фермы. Однако он должен идти. Он говорил себе, что это все из-за Гриота, который постоянно шпионит за ним, а теперь и здесь какое-то животное выследило его укрытие. Данн потянулся и перегнулся через край каменной полки, чтобы посмотреть, не видать ли где-нибудь того зверя, не ищет ли он очередную порцию рыбы, пойманной Данном? Ему показалось, что он видит что-то белое и большое, однако до воды было слишком далеко, чтобы сказать наверняка. А если это животное выслеживает Данна, то оно тоже постарается спрятаться. От этой мысли Данну стало неуютно. Да, он должен идти, он должен двигаться, ему придется оставить Маару.

— О, Маара, — прошептал он и затем выкрикнул ее имя в грохочущую воду.

В бурной воде Данну привиделось ее лицо. Над водопадом раскинулась яркая радуга, и ее осколки разлетались в стороны на клочьях пены. Все вокруг было полно светом и шумом — и Маарой.

На Данна навалилась такая тоска, что под ее тяжестью он чуть было не скатился с выступа вниз. Чуть было не захотел упасть.

Если он уйдет, то оставит и Кайру, так? Однако он почти не вспоминал о ней и о ее ребенке. О своем ребенке. А ведь она сперва даже не захотела сказать ему, что беременна. «Даже если бы я стал хорошим отцом и все время был поблизости, к ребенку меня все равно не подпустили бы. — Так он оправдывал себя. — И кроме того, я знаю, что Маара проследит, чтобы о моем ребенке заботились, и на ферме ведь остались и Шабис, и Лета, и Донна, а теперь, должно быть, туда пришли новые люди». Данну было неприятно даже в мыслях называть ребенка своим, хотя факт оставался фактом. Между ним и еще не родившимся ребенком словно барьер стояла Кайра.

Данн стоял на самом кончике каменного выступа и вызывал на спор ветер: эй, сбросишь ты меня или нет? Его туника наполнилась ветром, штанины бились о ноги: одежда призывала его упасть, полететь, и он чувствовал, как ветер тянет и поднимает его тело. Данн стоял там, прямой и неподвижный, и не падал. В конце концов он ушел со скалы и вернулся в Центр. Там он навестил старуху, она накинулась на юношу с руганью, к которой подключилась и служанка. В дурно пахнущей каморке две старые полоумные женщины вовсю проклинали Данна.

Он отобрал необходимые вещи, уложил их в свой старый мешок, разыскал Гриота и объяснил, что его некоторое время не будет.

Острый взгляд зеленоватых глаз впился в его лицо — в его мысли.

И то, что Данн во многом зависел от Гриота, только усиливало его ощущение загнанности в угол.

— Ты не собираешься возвращаться на ферму, Гриот?

— Нет.

Данн молча ждал продолжения.

— Это из-за Кайры. Она хотела, чтобы я стал ее слугой.

— Ясно, — сказал Данн.

— Я сыт этим по горло.

— Ясно, — вновь сказал Данн, который был в свое время рабом — и даже хуже.

— Она — жестокая женщина, — проговорил Гриот, понизив голос, словно боялся, что их могут подслушать.

— Ясно, — в третий раз кивнул Данн.

— Так ты уходишь?

Данн уже сделал несколько шагов к двери, но почувствовал непреодолимое желание обернуться и, обернувшись, увидел лицо Гриота — лицо человека, которого предали. Но разве он давал Гриоту какие-либо обещания? Нет, не давал.

— Гриот, я вернусь.

— Когда?

— Не знаю.

Данн заставил себя отвернуться и уйти от Гриота, который так в нем нуждался.

Данн направил свои шаги вдоль берега Срединного моря, двигаясь на восток. Раньше он мечтал обойти Нижнее море вокруг, но это было до того, как он увидел его вблизи — такое бурное, с завалами камней на обрывистых берегах. А здесь, наверху, вдоль обрыва шла дорога — между болотами и головокружительным спуском к воде. Он покинул Центр с его затхлыми запахами, но запах болот был ничуть не лучше: гниющая растительность и стоячая вода.

Данн шагал, думая о Мааре и о прошлом. Его мысли были полны Маарой и тоской, хотя новость о ее смерти — любимая сестра умерла во время родов — не застала его. Когда с фермы в Центр прибежал гонец, Данн уже ушел. Гриот раздумывал, не отправить ли гонца ему вслед, однако сказал лишь, что Данна нет. Гриот был рад тому, что ему не пришлось сообщать Данну страшную весть. Все то время, что он провел на ферме, Гриот наблюдал, он впитывал каждую мелочь. Он знал, как близки были Данн и Маара: достаточно было лишь раз увидеть их вместе. Он знал также, что брат и сестра пересекли весь Ифрик и вынесли великие испытания; по собственному опыту он знал, что ничто не объединяет людей так, как общая опасность. Он видел, как страдал Данн оттого, что Маара принадлежит не ему, а своему мужу Шабису. И теперь стать человеком, который сообщит Данну о смерти его любимой сестры? Нет, Гриоту этого совсем не хотелось.