Наконец, путники достигли северозападной оконечности Шелагского Носа. «Путь около него, — повествует Врангель, — превзошел трудностями и опасностью все, доселе нами испытанное. Часто принуждены были мы карабкаться на крутые, в девяносто футов вышиною, ледяные горы и с такой вышины спускаться по крутизне, находясь каждую минуту в опасности переломать сани, задавить собак или низвергнуться вместе с ними в ледяную пропасть. Иногда должны мы были пробираться по большим пространствам, проваливаясь по пояс в рыхлый наносный снег; иногда встречали мы между торосами не покрытые снегом места, усеянные острыми кристаллами морской соли, отдиравшими лед с полозьев нарт и до того затруднявшими езду, что мы должны были сами запрягаться и вместе с собаками, с величайшими усилиями тянуть сани, чтобы не остаться на дороге. Нагроможденные одна на другую льдины заслоняли нам мыс. В тех местах, где мы приближались к берегу, состоял он из черной, плотной и блестящей, неизвестной мне каменной породы и являлся в виде правильных, наклонно лежащих столбов до 250 футов вышиною, между которыми кой-где проглядывали в несколько сажен ширины, полосы белого мелкозернистого гранита. Мрачные черные утесы; веками нагроможденные никогда не растаивающие ледяные горы; необозримое вечным льдом скованное море, все освещенное слабыми скользящими лучами едва поднимавшегося над горизонтом полярного солнца; совершенное отсутствие всего живущего и ничем не прерываемая могильная тишина — представляли нам картину как будто мертвой природы, которую описать невозможно. Казалось, мы достигли пределов живого творения».
Несмотря на все эти затруднения, Врангелю все же удалось обследовать берег еще на 55 км по ту сторону мыса и окончательно убедиться, «что берег Азии миль на 40 к востоку от Шелагского мыса имеет юговосточное направление». Мы обозначили предел нашей поездки пирамидою, сложенною из больших камней, недалеко от устья ручья на довольно значительном холме и определили его положение в 70°0′37″ широты и 171º41′ долготы к востоку от Гринвича. Пирамида сия отстоит от Сухарного на 418 верст». Итак, Врангель, удостоверившись, что на север далее простирается море, тем самым опроверг мнение, что в этом месте находится перешеек, соединяющий Азию с Америкой.
Возвращаясь обратно, путники, к несчастью своему, обнаружили, что оставленные ими на дороге склады с провиантом разрыты и съедены песцами и росомахами. Последние дни они вынуждены были поэтому, «томясь голодом, продолжать путь на обессиленных и измученных собаках». 13 марта, после долгого отсутствия, преодолев 1197 км, крайне усталые, путешественники вернулись в Нижнеколымск.
На следующий год Врангель снова отправляется в поход. 15 марта он снова в Сухарном, а через десять дней с 22 хорошо снаряженными нартами, растянувшимися на целых полкилометра, выступает к Малому Баранову камню, откуда намеревается итти уже прямо в открытое море на поиски неизвестной земли. Опыт предыдущего года дал Врангелю очень многое; все, что было недостаточно учтено и предвидено в прошлую поездку, теперь было устранено, и всякая деталь тщательно продумана. «Нарты, каждая с грузом в 30 пудов, были плотно обвернуты и обвязаны; полозья, облитые несколько раз водою, снабжены были толстыми ледяными тормозами; собаки, отдохнувшие и хорошо откормленные, видимо поправились». Для путешествия по льду предосторожности эти были особенно необходимы.
У Баранова камня перед путешественниками открылась «необозримая, гладкая ледяная равнина. Словно острова среди океана, подымались на ней изредка отдельные блестящей белизны льдины. Надежда на быстрое и безостановочное путешествие изгладила у нас из памяти всякое воспоминание о перенесенных трудах. Сначала мы смотрели на ровную, неподвижную поверхность с приятным чувством, какое испытывает мореходец, выбравшись в открытый океан из опасных прибрежных отмелей. Вскоре, однакож, уверились мы в бесконечном различии между оживленным, беспрерывно движущимся океаном и убийственною однообразностью окружавшей нас ледяной пустыни, вид которой утомлял взор и наводил невольное уныние на человека».
Вихрем понеслись собаки по гладкой поверхности моря. В короткое время в прямом направлении на север проехали 13 км. Необозримые снежные степи, ярко отражавшие лучи света, уже на второй день пути стали болезненно раздражать глаза. Врангель и его спутники надели очки, а иные и просто завязали глаза, на остановках же смачивали их вином. А вот каким способом лечились проводники: «Они насыпали по вечерам в глаза несколько нюхательного табаку и после мучительной ночи чувствовали на утро значительное облегчение». Избегая ослепительного солнечного света, Врангель в дальнейшем продолжал путешествие по ночам, они были почти совершенно светлы; днем же отдыхал.
Но недолго продвигались путники беспрепятственно по гладкому пути. Появились торосы, продвижение замедлилось. Износившиеся нарты приходилось постоянно чинить, собаки были изнурены и обессилены. Сооружая продовольственные базы на льду, Врангель отпускал опорожненные нарты обратно. К началу апреля осталось только 6 нарт с продовольствием на две недели.
Обстановка создавалась все более грозная и величественная. По ночам слышались «треск ломающихся льдов и глухой шум, подобный отдаленным перекатам грома». Врангеля все более удивляет поразительное искусство его проводников, одаренных каким-то чудесным инстинктом — без всякого компаса, «несмотря ни на извилистые полосы торосов, ни на необозримые, однообразные ледяные поля», — держать по определенному направлению курс и запоминать его при возвращении обратно. «Среди самых спутанных гряд торосов, объезжая огромные горы, сворачивая то направо, то налево», они всегда находили тот же путь, который пролагал и Врангель, вооруженный компасом.
Непреодолимые препятствия в виде сплошных нагромождений торосов кладут предел энергии путешественников. Все усилия преодолеть эти преграды напрасны. Врангель решается «на измученных собаках и поврежденных санях» ехать обратно. На обратном пути он побывал на Медвежьих островах, вновь осмотрел их и дал подробное их описание. После 36-дневного отсутствия, пройдя всего около 1300 км «по лабиринту торосов и опасных полыней», 28 апреля Врангель благополучно достиг Нижнеколымска. Главная цель путешествия — открытие расположенной против устья Колымы земли — и на этот раз не увенчалась успехом. Никакой новой земли или острова или даже признака их Врангель не обнаружил.
Неудача не остановила энергичного исследователя. Твердая уверенность в том, что в северовосточном направлении существует неведомая земля, заставляет Врангеля вновь отправиться в поход. 10 марта Врангель отправляется на 24 нартах в третье свое путешествие — опять к Большому Баранову камню, чтобы оттуда выйти в море и двигаться по льду в северовосточном направлении.
О трудности опасного путешествия, сопряженного с разными неожиданностями, наилучшее представление дают следующие записи Врангеля: «Езда между торосами, — повествует он, — была сопряжена с большими опасностями и трудами. Между прочим, при переправе через один из высочайших торосов, когда поднялись мы на самую вершину его, ремень, прикреплявший упряжь к моим саням, лопнул. Собаки стремглав полетели вниз, а я с нартою остался недвижим на вершине. К несчастью, собаки встретили свежий медвежий след, с лаем и визгом бросились за зверем и вскоре исчезли из вида. Положение наше было критическое… Мы долго и напрасно искали убежавших собак и наконец нашли их почти в четырех верстах от нас в самом жалком положении. Длинный ремень, волочась за ними, зацепился в трещине между двумя льдинами и остановил их, причем они совершенно выбились из сил».
Далее запись от 24 марта: «Трудность сегодняшнего путешествия превосходила все доселе нами испытанное. С помощью пешней пробивались мы через гряду плотных торосов неимоверной вышины. Лед их был чрезвычайно тверд. Местами был он смешан с голубоватою глиною и крупным песком. Почти на каждом шагу ломались нарты и рвалась упряжь. Несмотря на все предосторожности, сани скользили с гладких хребтов торосов и падали в промежутки, подобные оврагам. Вытаскивать оттуда нарты, держась на узкой и скользкой полосе льдины, стоило несказанных трудов».