Было слышно, как вода тихо плещется о борта яхты, словно уговаривая: «Расслабься. Поспи ещё немножко».

Но разве можно было сейчас уснуть? И Оля предприняла очередную попытку подняться. Пришлось приложить дополнительное усилие. Выбираться из-под мало-мальски тёплого одеяла было, мягко говоря, неприятно. Её тут же начал колотить дикий озноб, неприятно контрастирующий с жаром, заполняющим несчастную голову. Решительным движением скинув с себя одеяло, девушка обнаружила ещё один весьма неприятный факт — на ней совершенно не было одежды. Ну конечно. Ночью они занимались любовью с Сергеем. Точнее пытались. Он был слишком пьян для этого, да и она была не в лучше форме. У них так ничего и не получилось, в результате они отключились до утра. Господи. Напились как свиньи. Позор-то какой. Видела бы её сейчас мама…

К радости Ольги, её помятый купальник валялся рядом, и она поспешила немедленно в него облачиться. Её возня нисколько не потревожила спящего мёртвым сном Сергея. Он только хрюкнул чуть громче обычного, когда она нечаянно задела рукой его ногу.

Ёжась от холода и покрываясь гусиной кожей, Ольга начала собирать остальную одежду, которая валялась на полу, вперемешку с одеждой других пассажиров. Пришлось покопаться, чтобы всё отыскать: шорты, топик, кроссовки… Какое всё измятое, грязное, влажное, холодное. Мерзость. Постукивая зубами, Оля оделась и бросила короткий взгляд на иллюминатор. За ним не было ничего. Только туман. Как же она ненавидела туманы!!!

А вот и её маленькие часики, лежащие тут же на полу позолоченной змейкой. Сырые и холодные, как и всё остальное. Она обеспокоено взглянула на циферблат. На стекле изнутри всё запотело. Неужели отсырели? Встали? Нет, кажется, ходят. Приложила часы к уху. Тикают. Работают. Через туманную плёнку сырости с трудом, но просматривались стрелки и пятнышки цифр. Половина девятого. Ещё утро.

Потирая замёрзшие руки, Ольга приподнялась и осмотрела полутёмное помещение, в котором она находилась. На полу, завернувшись в одеяло, спал Сергей. Лица его видно не было. Только широкий коротко стриженый загривок. Сразу за спящим на полу Сергеем располагалась койка, на которой лежали двое. С краю, по всей видимости, лежал Вовка. Это было заметно по его отчётливо выступающему толстому животу, размеренно дышащему под одеялом. Из всей компании только он обладал такой тучной фигурой. А у стенки, рядом с ним, лежала девушка, у которой из-под одеяла виднелись лишь ярко-рыжие волосы, разбросанные по подушке медными «щупальцами». Э-э-э… Кажется, её зовут Настя. Точно, Настя… Сознание неукротимо возвращалось к ней.

В воздухе висел неприятный, тягучий запах. Разило кислым перегаром. Оставаться здесь Ольге больше не хотелось ни минуты. Ей было противно. Всё вокруг вызывало у неё отвращение. Какая тяжёлая спёртая атмосфера. На воздух! Скорее на воздух!

Низенькая дверь с холодной ручкой легко ей поддалась и бесшумно открылась, впустив в унылое помещение прохладную сырую свежесть. Сначала девушка почти задохнулась от неожиданного столкновения с чистым морским воздухом, но затем справилась с этим резким перепадом, и, стараясь не обращать внимания на излишнюю прохладу, решительно выбралась из каюты, небрежно закрыв за собой дверь. Свежесть одурманила её. Подействовала как лекарство. Частично выветрила головную боль и помутнение, царящее в сознании. Здесь, на палубе, она наконец-то смогла выпрямиться во весь рост.

Ольга была невысокой, стройной, аккуратненькой, выглядящей скорее ребёнком, нежели двадцатидвухлетней девушкой. На звание изысканной красавицы она не претендовала, но своеобразная изюминка в её облике всё же таилась. В глазах, что ли? Остреньких, внимательных, умных, глубоких. Цвета бездонного неба, потемневшего перед грозой. Удивительные глаза. Редкие.

Во всём же остальном, Оля мало чем отличалась от обычных, российских девушек, воспитанных в домашних условиях. Миниатюрная, в меру статная, непоколебимо поддерживающая стройность своей фигуры. Ножки, хоть и не модельные, но прямые и вполне красивые. Руки гладкие, мягкие, с короткими розовыми пальчиками, украшенными перламутровым маникюром. Все пропорции её тела были, кажется, идеально отмерены в анатомическом плане. Ничего вычурного или лишнего. Разве что шея, казалась чуть-чуть длиннее, чем должна быть. Или это только казалось?

Отдельного внимания заслуживало лицо Ольги. Очень простое, непосредственное, и, одновременно с этим, необычное, притягивающее, обворожительное. Ровные, тёмные брови, тонкие сочные губы, большой, но аккуратный и нисколько не портящий лица нос. И, конечно же, огромные, серо-голубые глазищи — основная гордость Ольги. Смотрит — словно пронизывает ими душу насквозь.

Лицо широкоскулое, бледное. Болезненное. Лёгкий бриз играет светлыми волосами золотистого цвета. Прямыми, сухими, лёгкими, постепенно пропитываемыми всепроникающей влажностью повсеместного тумана. Ноздри слегка трепещут, вдыхая прохладную сырость. Она оживает. Словно цветок, распускающийся утром. Слегка помятая, удручённая, но красивая. Произведение искусства во плоти. Взгляд Ольги отрешён. Он словно растворяется в туманном молоке. Её взор сам как часть этого тумана. Непонятный, расплывчатый. Манящий и отстраняющий одновременно.

Ещё будучи совсем юной девочкой, Оля частенько любовалась ночной пустотой, разглядывая её из окна своего дома. Она смотрела сквозь неё, разрушая унылые пределы своим пронзительным взглядом. Что она видела в эти моменты? Что волновало или, может, тревожило её душу? Никто никогда не мог этого постичь. И у неё всегда был такой же взгляд, как и сейчас. Всё было в нём: задумчивость, грусть, непостижимость, пустота… Одиночество.

Она всегда была одинокой. Даже среди родных. Даже среди друзей. Всегда. Личная жизнь Ольги Вершининой также была не вполне удачной. Дела сердечные постоянно шли у неё наперекосяк, причём далеко не всегда по её вине. Впервые она испытала серьёзные чувства ещё в школе, к мальчику из своего класса. Это был умный, аккуратный и интеллигентный парнишка. Красивый, пунктуальный, аристократичный, способный малый. Его отец был немцем. Звали эту первую любовь Петром, хотя сам он предпочитал этому имени западный вариант — Питер или коротко — Пит.

Именно Питер впервые обратил внимание на скромненькую тихую Олю. Первые цветы, приглашения на день рождения, наивные детские разговоры… Он стал её идеалом. Виртуозно владеющий большим количеством музыкальных инструментов, талантливый и современный, он был словно создан для неё. Когда он играл на гитаре или на фоно, Оля не могла сдержать слёз восторга и переполняющих её душу чувств. Когда он говорил с ней, она с трудом могла подобрать слова и в основном слушала его. Слушала, наслаждаясь музыкой его голоса. Это была настоящая любовь. Первая и последняя. Но неожиданно всё закончилось. Так быстро… Так жестоко… А ведь она уже была так счастлива.

Родители Пита уехали в Германию и забрали сына с собой. Расставание, тоска, слёзы. Жизнь, казалось, оборвалась. Ольга снова была одинокой. В то время как все девочки-одноклассницы уже вовсю интересовались мальчиками, она ходила как неприкаянная душа, не в силах смириться со своей болью. Она опять была одна. Скупые письма из Германии, старые фотографии, да тепло прежних воспоминаний — вот всё что у неё осталось.

Она почти не выходила из дома, кроме как в школу. Лишь изредка выбиралась на короткие прогулки в одиночестве, или в компании заботливых родителей. И всё ждала. Ждала чего-то.

Время вновь потекло однообразно и размеренно, пока в её жизни совершенно неожиданно не появился Евгений. Этот парень заслуживал отдельного повествования. Он был старше её. Высокий, темноволосый, спокойный и уравновешенный. С собственным, ни на что не похожим мировоззрением. Он сразу заинтересовал её, как только она впервые его увидела. Затем друзья познакомили их, и уже после первой беседы Ольга оценила незаурядность Жени Калабрина, который к тому времени успел закончить школу, и уже учился на первом курсе университета. Он привлёк её своей необычностью. Ведь он был первым из тех, кого она встречала в своей жизни, кто отнёсся к её мироощущениям не наплевательски. Напротив. Он понимал её. Понимал как никто другой.