Теперь, за годы, что прошли с того дня, он, конечно, уже подрос, стал старше, уже разбирается, о чем говорят взрослые, уже понимает страшный смысл слов «война», «ядерный взрыв», «радиация» и, может быть, вместе с родителями уже принимает участие в многолюдных антивоенных демонстрациях возле Белого дома…
Но об этом я думаю уже теперь, сегодня. А тогда, в тот день, я просто записал на магнитофонную пленку голос этого мальчонки, вплетающийся в голоса взрослых. И он, этот голос, хранится теперь у меня как самая дорогая память. Кстати, записан он на ту самую пленку, перезаряжая которую я опоздал к нашему туристскому автобусу. Так что все-таки магнитофон мне тогда пригодился…
Что я видел во Вьетнаме
не посчастливилось побывать во многих странах мира. Но пожалуй, ни разу, собираясь в поездку, я не волновался так, как волновался, отправляясь во Вьетнам. Слишком много читал и слышал я об этой героической стране, об этом мужественном народе. Слишком долгой и тяжкой была борьба вьетнамцев за свою свободу. И вот теперь мне предстояло самому своими глазами увидеть эту землю. Было отчего волноваться!
Эту историю мне рассказал корреспондент «Комсомольской правды» во Вьетнаме Сергей Щербаков. В тот вечер мы — я и двое моих спутников, московских писателей, — были в Ханое в гостях у очень интересного человека — Михаила Георгиевича Домогацких. Жизнь этого человека, в далеком прошлом беспризорника, затем — во время войны — отважного десантника, награжденного многими боевыми орденами, а ныне журналиста-международника, блестяще владеющего несколькими языками, работавшего в странах Азии и Африки и написавшего ряд увлекательных книг, заслуживает отдельного рассказа.
Но сейчас речь пойдет о другом.
Итак, мы пили чай и разговаривали с Михаилом Георгиевичем, когда к нему заглянул его товарищ по журналистской работе Сергей Щербаков. Лицо Сергея было усталым, и одежда его, казалось, еще хранила дорожную пыль: немалый и нелегкий путь в сотни километров от Дананга до Ханоя по жаре проделал он в этот день на машине, но все-таки глаза его сейчас светились радостным оживлением. И он не мог сразу же не поделиться с нами своей удачей.
Оказывается, некоторое время тому назад на имя советских журналистов, работающих во Вьетнаме, пришло письмо из Советского Союза, из Харькова, от Маргариты Сергеевны Пыльцыной. «Вот уже много лет, — писала Маргарита Сергеевна, — я ищу вьетнамскую девочку по имени Хо Тхи Тху. Это моя дочь. Где наша девочка, что с ней?»
И дальше Маргарита Сергеевна рассказывала о том, каким образом Хо Тхи Тху стала ее приемной дочерью.
Это было в Артеке пятнадцать лет тому назад. Здесь проходил большой пионерский праздник, на котором в качестве гостьи присутствовала и Маргарита Сергеевна. Среди ребят она увидела трех вьетнамцев — двух мальчиков и одну девочку. Девочке на вид было лет тринадцать-четырнадцать. И вдруг эта девочка бросилась к Маргарите Сергеевне, обняла ее и назвала мамой. Уже потом она призналась, что Маргарита Сергеевна показалась ей очень похожей на ее маму.
Хо Тхи Тху приехала в Артек из Южного Вьетнама, где в то время шли жестокие бои с американскими агрессорами и их приспешниками. Хо Тхи Тху тоже участвовала в сражениях. Еще 10-летней девчонкой она стала разведчицей. Добывала для вьетнамских бойцов американское оружие. Теперь, в свои 14 лет, она уже была награждена за отвагу орденом и двумя медалями.
Маргарита Сергеевна и Хо Тхи Тху очень привязались друг к другу. Но наступила пора расставаться. Хо Тхи Тху уехала на родину и словно исчезла. Письма от нее перестали приходить. Однако Маргарита Сергеевна не могла забыть свою приемную дочь. Ей не хотелось верить, что отважная девочка погибла. И когда народ Вьетнама одержал победу и на юге страны установилась народная власть, Маргарита Сергеевна принялась разыскивать Хо Тхи Тху. Долгое время эти поиски были бесплодными. Но вот однажды об этой истории рассказала на своих страницах молодежная вьетнамская газета «Тьен Фонг». И Хо Тхи Тху откликнулась, отыскалась! Выяснилось, что живет она в городе Дананге, окончила медицинское училище, работает в больнице.
Но что же все-таки произошло? Почему не писала она Маргарите Сергеевне? Почему никак не давала о себе знать?
Оказывается, в 1971 году, когда она вернулась из Советского Союза к себе на родину, в одном из боев Хо Тхи Тху была тяжело контужена. Пришла в себя она только в госпитале. В результате контузии она потеряла память, бумажка же, на которой был записан адрес Маргариты Сергеевны, пропала. И все, что происходило с ней до контузии, Хо Тхи Тху помнила смутно, только ощущение, будто она утратила что-то очень дорогое и важное для себя, все время мучило ее. Так что легко представить себе ее радость, когда в газете она увидела свою старую — еще артековских времен — фотографию и узнала, что Маргарита Сергеевна разыскивает ее!
Теперь Хо Тхи Тху стала уже взрослой, у нее своя семья, двое детей — 8-летний сын Туан и 4-летняя дочка Бик Тху. Но любовь и привязанность к Маргарите Сергеевне, которую когда-то в Артеке она назвала мамой, живут в ее сердце.
Мы ехали в маленьком автобусе по дорогам одной из южных провинций Вьетнама. И конечно же, не отрывались от окон машины. Все было интересно! Все хотелось увидеть, рассмотреть, запомнить! И ребятишек, уверенно восседающих на спинах медлительных буйволов, и горки ананасов, аккуратно сложенные на обочине дороги: пожалуйста, останавливайся, выбирай, покупай любой, какой понравится, — и ровные квадраты рисовых полей, залитые водой, и уходящие вдаль бесконечными прямыми рядами каучуковые деревья…
А вот промелькнула за окном волнисто колышущаяся сухая трава, чем-то напоминающая наш степной ковыль. И еще. И еще…
«Американский сорняк», — сказала сопровождавшая нас сотрудница Союза писателей Вьетнама Дао Ким Хоа.
«Ну что ж, американский так американский, — подумал я, — ботаникам, наверное, виднее, как называть эту траву».
Мы проехали еще километр-другой, и снова та же сухая трава заколыхалась перед глазами.
«Американский сорняк», — повторила Хоа. Обычно веселая, смешливая, она выглядела сейчас печальной и серьезной.
И мы узнали, что у этой безобидной на вид травы — своя, в общем-то страшная, история. Во время войны американцы с самолетов специально рассеивали ее. Трава приживалась, быстро шла в рост, потом высыхала на солнце, и тогда американцы или солдаты из армии сайгонских генералов поджигали ее. Сухая трава вспыхивала как порох, и пожар огненной волной катился по земле на многие километры. В огне гибло все живое. Так американцы боролись с партизанами. Они рассчитывали, что партизанам негде будет укрыться.
Вот какой жестокой и страшной была война, которую вели американские агрессоры на земле Вьетнама. Но даже подобная изощренная жестокость не спасла американцев и их марионеток от поражения.
Так что совсем не ботаники, оказывается, назвали эту траву американским сорняком. Это название дал ей вьетнамский народ. С того времени когда здесь, в этих провинциях, полыхали пожары, прошло уже больше десяти лет, а живучий сорняк все еще выбивается из-под земли, тянется кверху, сухо колышется на ветру. И, глядя на него, говорят вьетнамцы: «Американский сорняк».
Такую вот память оставила о себе здесь цивилизованная страна — Соединенные Штаты Америки…
В городе Хошимине (бывшем Сайгоне) существует специальный музей, экспонаты которого рассказывают о преступлениях, совершенных американскими агрессорами и их приспешниками на вьетнамской земле.