Инженерная суть конфликта с Капицей состояла в том, что, несомненно, замечательное изобретение последнего было сделано на 15–20 лет раньше, чем появились специальные материалы, которые могли обеспечить многосуточную бесперебойную работу турбодетандера. Для того чтобы КПД установки Капицы превысил КПД установок поршневого типа, уже давно работавших в кислородной промышленности, надо было поднять частоту оборотов турбодетандера до 100–200 тыс. в минуту. Но при этом подшипники плавились, а роторы попадали в резонансы и ломались. Правда, в Институте физпроблем маленькие турбодетандеры ручной сборки полностью обеспечивали институт жидким гелием. Но крупную опытную установку Капицы по получению кислорода в Балашихе приходилось останавливать каждые 3–4 дня (тогда как поршневые установки работали непрерывными циклами по несколько месяцев). Правительственная комиссия приняла решение не внедрять в промышленность турбодетандеры Капицы, а сам он ушел в добровольную отставку с поста начальника Главкислорода (замнаркома и члена правительства). Потребовалось еще лет 20, чтобы наша промышленность освоила турбодетандеры Капицы.

Ну, а сами ученые, о которых столь оскорбительно отозвался Капица в письмах Сталину? Оправдывались ли они, отвечали ли на пасквильные тирады в их адрес? Неизвестно ни об одном письме-жалобе в верхние инстанции от Н. И. Гельперина и С. Я. Герша. Сын Н. И. Гельперина профессор Г. Н. Гельперин недавно сказал мне, что он в точности знает, что его отец не написал ни одной жалобы. И добавил, что помнит слова отца: «Капица — хороший физик, но плохой инженер».

Недавно было опубликовано письмо И. П. Усюкина И. В. Сталину с жалобой на Капицу (в многотомном сборнике документов: [Атомный проект СССР. Т. 2. Кн. 2. 2001. С. 549–551]). В письме почти всё — общие слова о самозахваливании Капицы, о его многолетних обещаниях быстро создать установку по производству дешевого кислорода, которой до сих пор нет, о необходимости реорганизовать Главкислород и т. д. Но ни политического доноса, ни обвинений во вредительстве в этом письме нет. Единственное конкретное обвинение Усюкина звучит так:

«В некоторых вузах Капица состоит заведующим кафедрой и в одном из них (МИХМ) них в течение 4 лет не прочитал ни одной лекции, исправно получая зарплату. Им подобраны такие помощники, которые в противоречии с истиной (о чем они знают) твердят на лекциях только о гениальных открытиях Капицы, замалчивая объективные достижения современной науки и техники в области глубокого холода. Таким образом, лучшая часть молодежи института испорчена и ее необходимо перевоспитывать Капицу и его помощников необходимо освободить от воспитания молодежи».

В примечании к документу сообщается, что начальник секретариата И. В. Сталина А. Н. Поскребышев решил не докладывать это письмо Сталину, а направил его в секретариат Л. П. Берии.

[Атомный проект СССР. Т. 2.]

Михаил Адольфович Стырикович

Академик Г. М. Кржижановский (1872–1959) делает профессором студента, не окончившего вуз

М. А. Стырикович поступил в 1920 г. в Петроградский технологический институт на механический факультет. Одновременно он работал теплотехником на заводе оптического стекла. Но с 5-го курса был отчислен из вуза за «непролетарское происхождение», так как происходил из дворянского рода. Он стал начальником котельной Ленинградского фарфорового завода. В 1927 г. Стырикович пришел на прием к руководителю плана ГОЭЛРО Г. М. Кржижановскому. Вместо запланированных 10 минут, их беседа продолжалась 4 часа и закончилась словами: «Завтра, Миша, приходите на работу в мою теплоэнергетическую лабораторию». Через полгода Кржижановский сделал Мишу заведующим этой лабораторией и решил подать документы на присвоение ему звания профессора. Это было необходимо, чтобы вести курс лекций для студентов. И тут выяснилось, что у Миши нет документов об окончании вуза. Кржижановский стал кричать на него, упрекая в мальчишестве, неумении предвидеть будущее… Наконец, сказал: «Даю Вам неделю на написание диплома на любую тему. А я займусь Вашим "волчьим билетом"». Через пару месяцев после защиты диплома М. А. Стырикович получил аттестат профессора, а позже — дипломы кандидата и доктора технических наук без защиты. Еще позже он стал академиком, лидером теплотехнической энергетики в стране. В тяжелейший 1992 г. Стырикович сообщил семье: «Только что я, возможно, поставил рекорд, достойный книги Гиннесса. В 90 лет я подписал контракт и становлюсь консультантом Подольского котлостроительного завода». Там его заработок стал в 4 раза больше, чем академическое жалованье в эпоху Ельцина.

(Из устных воспоминаний Н. М. Стырикович, опубликованных в кн.: [Горобец, 2009б])

В 1970-е гг. Стырикович решил уйти из МЭИ, так как он вел работу параллельно в Президиуме АН СССР, в ИВТАН и состоял в ряде экспертных советов. В кабинете ректора МЭИ состоялся примерно такой разговор:

Ректор: Очень жаль, что вы уходите. Вы, конечно, подобрали себе преемника?

МА: Разумеется. Единственный человек, которого я мыслю на этом месте, это Захар Лазаревич Миропольский, прекрасный ученый, мой ученик и заместитель на кафедре в течение многих лет.

Ректор: М.А., Вы же прекрасно понимаете, что это абсолютно невозможно.

МА: Я бы хотел знать, почему?

Ректор: М.А., но Вы же прекрасно все понимаете: там пятый пункт.

МА: Мне о таком пункте и его влиянии на занятие должности официально ничего не известно. Кстати, по паспорту он русский.

Ректор: По паспорту, конечно, но мы-то с Вами прекрасно знаем…

МА сухо ответил:

— Я ничего не знаю. Но если Вы хотите высчитывать процент еврейской крови, рекомендую вам обратиться к трудам доктора Геббельса. Там очень подробно и «научно» изложено, как это следует делать.

Затем МА вышел из кабинета, не прощаясь. Дома он взял свой бланк академика и написал заявление об уходе с изложением мотивов, не забыв упомянуть доктора Геббельса. Вложил его в незапечатанный конверт и попросил шофера отвезти заявление в МЭИ и сдать под расписку в приемную ректора. Он знал, что с его заявлением негласно ознакомится ряд лиц еще до того, как оно попадет на стол ректора, и что ректор тоже это поймет и окажется в ловушке. Ведь ректор «засветился». А что, если завтра ветер подуст в другую сторону? Предъявить претензий к Стыриковичу в разглашении конфиденциальной беседы ректор тоже не может, разглашения не было. А незаклеенный конверт? Ну, так приличные люди не читают чужих писем.

Вечером ректор позвонил МА домой, попросил к телефону его жену, профессора О. И. Мартынову, долго уговаривал ее воздействовать на МА. Но она ответила, что М А не изменит уже принятое решение.

(Со слов Н. М. Стырикович, опубл. в кн.: [Горобец, 20096. С. 233])

Владимир Александрович Котельников

В 1963 г. на физфаке МГУ, в курсе статистической радиофизики мы изучали знаменитую теорему Котельникова. Она была сформулирована и доказана в 1932 г. в нашей стране. Но 15 лет спустя ее переоткрыл Клод Шэннон, основоположник теории информации.

В 1932 г., будучи аспирантом Казанского университета, В. А. Котельников подготовил большой доклад к I Съезду связистов. Но Съезд не состоялся, а доклад В. Котельникова «О пропускной способности эфира и проволоки в электросвязи» был заслушан на Ученом совете электроэнергетического факультета МЭИ. О нем говорили: «Вроде все верно, но похоже на научную фантастику». Доклад был принят к печати в ноябре 1932 г. (дата приоритета) и опубликован в 1933 г. в сборнике Материалов к указанному Съезду.

Много лет спустя в 1999 г. в официальном представлении В. А. Котельникова на международную премию и медаль Эдуарда Райна (Германия) было дано такое пояснение о практической сути теоремы: «Голос, музыка, изображение, телевидение — всё это при передаче и хранении информации подвергается процессу оцифровки во все больших масштабах. Классическим примером замены аналогового способа хранения информации цифровым способом может служить переход от грампластинки к компакт-диску. Надежность и устойчивость к помехам невелика у пластинки с се механическими, граверными канавками, представляющими собой аналог исходного сигнала (звука). Но эти качества на много порядков больше у числовых последовательностей, хранящих и передающих звуковой сигнал. Такую последовательность получают, делая отсчеты амплитуды сигнала и записывая их в двоичной системе счисления как биты информации в микроэлектронных ячейках памяти диска, храня и считывая по мере надобности».