Тренер легонько потряс Паука за плечо:
— Ребята, уже поздно, пора по домам.
Паук громко зевнул и бессмысленно вытаращил глаза, Манджаро встряхнулся, как будто кто плеснул на него холодной водой, а Жемчужинка заморгал светлыми ресницами,
— Я не уйду, — сказал он упрямо. — Там ведь мой самый лучший товарищ. — Он указал головой на дверь палаты.
— Я тоже, — добавил Манджаро.
Паук был так утомлен, что поддержал товарищей только кивком головы.
Тренер уже хотел было запротестовать, но в эту минуту дверь палаты открылась, и в ней показалось бледное лицо дежурной сестры. Все вскочили, с волнением глядя на нее.
— Кто из вас Стефанек? — спросила она шепотом.
— Я. — Тренер выступил вперед.
— Мальчик просит вас в палату.
Жемчужинка схватился за голову.
— Жив! — закричал он радостно.
Стефанек вошел в палату, освещенную лишь бледным светом маленькой ночной лампочки. На подушке виднелась забинтованная голова мальчика. Стефанек подошел па цыпочках. Из-под белых бинтов на него смотрели затуманенные глаза Манюся.
— Пан Вацек, — прошептал он, с трудом протягивая руку.
Тренер взял эту горячую, пылающую руку.
— Чек, мой мальчик, — только и мог он выговорить.
— Пап Вацек, — глаза Манюся блеснули, — когда мы играем финальный матч?
— В субботу.
Рука мальчика сжала пальцы тренера.
— Пан Вацек… Мы должны выиграть… Должны…
Манюсь закрыл глаза. Его густые ресницы бросили тень на бледные щеки.
— Выиграем, — с уверенностью сказал тренер.
На плече он почувствовал ладонь сестры.
— Вам нужно уходить. Он еще очень слаб.
— Но ему уже лучше?
Она только кивнула головой.
Сестра привычным движением стряхнула термометр, сделала отметку на таблице температуры и улыбнулась мальчику.
— У тебя, Чек, железное здоровье, — сказала она своим певучим голосом, — через неделю уже сможешь встать.
— Только через неделю! — отозвался Чек, отвечая ей озорной улыбкой. — Хотелось бы уже сегодня.
— Какой быстрый! Другому на твоем месте целый месяц пришлось бы лежать.
— Да, но сегодня матч.
О том, что сегодня должен был состояться матч, знала чуть ли не вся больница. Личность левого крайнего «Сиренки» возбуждала у окружающих не только интерес, но и симпатию. Маленького пациента ежедневно навещали мальчишки с Воли, тетя Франя, мастер Сосенка, пан Лопотек. И вообще горячность, с какой мальчик повествовал о своей команде и о приближающемся матче, могла бы любого приохотить к футболу.
В этот день в больничных палатах с самого утра толковали только о матче. Больные разделились на два лагеря: один стоял за «Сиренку», а другой — за «Амброзиану», второго участника финального соревнования. Не нужно добавлять, что сторонников «Сиренки» было значительно больше. За «Амброзиану», болел только один каменщик со сломанной ключицей да продавец из магазина, которому упавшим ящиком с помидорами размозжило палец на ноге. Тут сказывался местный патриотизм — оба болельщика жили в Праге, которую и представляла на зеленом поле славная «Амброзиана».
Отходя от кровати Чека, сестра поддразнила:
— Без тебя твоя «Сиренка» проиграет.
Мальчик приподнялся на локте:
— А вот увидите, что не проиграет! Пан Вацек прекрасно их натренировал.
— А у тебя только мяч в голове, — укорила сестра.
— Нет, не только мяч, — защищался парнишка. — Я ведь после каникул пойду в школу… — И вздохнул.
— Тебя это огорчает?
— Немножко есть… Ведь еще неизвестно, как будет со школой. Не знаю, все ли в голове осталось на месте после моего полета.
— Не горюй, все в порядке. Может, даже еще лучше стало… — пошутила сестра.
Манюсь, закрыв глаза, погрузился в свои мысли. В больнице времени для размышлений было сколько угодно. Можно было путешествовать с улицы на улицу, странствовать, не завися от времени, рассуждать до отказа с кем хочешь, переноситься в мир мечтаний. Мысли неслись быстрой рекой.
До недавних пор мальчик ненавидел Королевича, ежеминутно готов был на стычку с ним. А теперь, когда узнал от ребят, что Королевича отправили в исправительный дом, он даже немного пожалел его. Да, нет Королевича — и весь «Ураган» разлетелся. Нет и их опекуна. «Шефа» арестовали где-то в Грохове, а Ромек Вавжусяк еще скрывается. Но и его скоро поймают. Разлетелся могучий «Ураган», команда, само название которой вызывало страх у мальчишек с Воли.
Зашелестела газета, и Манюсь открыл глаза. Его сосед слева, молодой токарь с Жерани, перевертывал листик «Жиця Варшавы».
— Тут, Чек, пишут о тебе, — заявил он.
— Наверное, редактор Худынский, — отозвался мальчик почти равнодушно. — Прочитайте, пожалуйста, — попросил он, однако, через минуту.
— «Сегодня на поле «Агриколы», — громко читал слесарь, — состоится финальный матч «диких» футбольных команд на кубок «Жиця Варшавы».
— Ну, это-то я знаю, — прервал его Манюсь, — а где же там обо мне?
— Сейчас… — Слесарь среди мелкого шрифта поискал глазами последние спортивные новости. Вот: «Сиренка» приступает к матчу в ослабленном составе, без своего лучшего игрока — Мариана Ткачика. Это большой шанс для и без того сильной «Амброзианы». — Токарь глянул на мальчика.
Тот кивнул головой:
— Понятно. Только пускай заранее не радуются. Футбол — это такая игра, в которой трудно все заранее предсказать. Каждый игрок мечтает выиграть, каждый хочет забить гол. Случается, что результат зависит от того, кто сильнее хочет выиграть.
Сказал он это с такой уверенностью, что токарь одобрительно кивнул.
Манюсь опустился в подушки и закрыл глаза.
— Который час? — спросил он.
— Пять.
Мальчик подскочил и горящими глазами обвел палату.
— Начинается матч! — закричал он. — Нужно всем крепко зажать палец, чтобы моя «Сиренка» выиграла!
Когда дверь в палату приоткрылась и в ней показалась сияющая веснушчатая рожица Жемчужинки, всем все стало ясно. За Жемчужинкой протискивалась вся команда. Манюсь, с трудом приподнявшись, взволнованно вглядывался в веселые лица товарищей.
— Выиграли четыре:два, братец! — первым закричал Жемчужинка.
За Жемчужинкой с торжественным видом выступал Манджаро, держа в обеих руках большой хрустальный кубок. А за Манджаро — вся команда: задумчивый Паук, маленький Игнась с курносым носиком, Кшись Слонецкий, рослый и чистенький, точно только что из химической чистки, приземистый Метек Гралевский и прочие славные игроки команды-победительницы. А за ними — их любимый тренер Стефанек. Он улыбался и многозначительно щурил глаза.
Рядом с ним лоснилась увлажненная потом физиономия пана Сосенки, а в самом конце процессии виднелась седая чуприна пана Лопотека. Механик оглядывался с таким озабоченным видом, точно он единственный нес ответственность за этот массовый налет на больницу.
Манджаро поставил хрустальный кубок на ночной столик и с облегчением перевел дыхание. Жемчужинка протянул Манюсю худенькую, не слишком чистую руку. Чек долго ее жал. Он хотел что-то сказать, но внезапно нахлынувшее волнение помешало ему.
— Выиграли, братец, — повторил Жемчужинка. — Первый гол забила «Амброзиана», но через пять минут Игнась сравнял счет. Другую штуку забил Манджаро, но перед самым концом они тоже сравняли… Ну, и… сам понимаешь — пришлось играть дополнительное время. И мы играли. Манджаро сунул им две бомбы… И получилось четыре: два.
Теперь, после этого короткого сообщения, Манюсь наконец обрел дар речи.
— Поздравляю! — произнес он и, чтобы подчеркнуть торжественность момента, добавил: — Заслуженная победа! — А напоследок одарил всех своей чудесной улыбкой.
Неожиданно за спиной пана Сосенки он в самом конце палаты разглядел Скумбрию. Бывший капитан «Урагана» стоял, смущенно оглядываясь по сторонам, точно не решаясь присоединиться к этой радостной компании.