— Юля, давайте встретимся сегодня в восемь вечера. Я буду ждать вас у арки под часами. Согласны?

— Хорошо, Наточка. Мне еще нужно выучить сложное прошедшее. Потом зайду к тебе. В восемь. Пока.

Юлька положила трубку.

Вечером я пришел под часы без пятнадцати восемь. Юлька появилась только в половине девятого. Румяная, свежая.

— Здравствуйте, Игорь. Опоздала немного. Простите. Не замерзли?

— Что вы? Не замерз, — лязгнул я зубами. — На первый раз прощаю, ладно уж…

— Так куда мы сегодня? — спросила Юлька, просовывая свою руку мне под локоть.

— Погуляем.

— Как, по улицам ходить? В такой холод? Нет, это скучно. Пошли в кино. В «Колосс». Там Конрад Вейдт. Обожаю.

Мы пошли в кино. В фойе с Юлькой многие раскланивались. Видимо, ее тут знали.

Начиная с этого вечера мы с Юлькой встречались почти ежедневно. Я окончательно забросил учебу, Ромку избегал, перестал бывать у Германа.

— Где ты пропадаешь? — понимающе подмигивая, как-то спросил Сахотин. — Все со своей Сольвейг? Дай телефончик, я ей звякну. Не против?

Я сердился.

Юлька таскала меня повсюду. Мы ходили с ней в кино, в кафе, на танцы. Один раз она потребовала, чтобы я свел ее в ресторан. Я влез в долги под стипендию. Маленькую стипендию, которую мне выдавали в мореходке, я всегда отдавал матери и теперь боялся момента, когда придется сказать ей о том, что в этот месяц денег не будет.

Юлька отличалась чудовищным невежеством. Казалось странным, что она совсем недавно училась в школе. Она путала романы Тургенева с рассказами Чехова, не знала, кто такой Суриков, не понимала, почему не тонут железные суда. Она скучала, когда я рассказывал ей о яхтах, о море, о своих планах. Тряпки, танцы, блеск заграничной жизни, всевозможные сплетни — вот что ее интересовало. Она имела «мышление одноклеточного моллюска» — так определял развитие подобных людей Ромка. Но когда я видел голубые Юлькины глаза, ее улыбку, целовал мягкие теплые губы, я забывал о всех ее недостатках.

Спустя две недели после нашего знакомства Юлька сказала:

— Завтра вечером, Гарри, приходи ко мне. Соберутся мои друзья. Предки уходят фокстротить к знакомым, а я устраиваю файвоклок. Будь ровно в семь. Гуд бай!

Юлька давно уже переименовала меня на иностранный манер — в Гарри. Мне это казалось глупым, я стеснялся, когда она называла меня так на улице, но не спорил.

Я долго думал, в каком костюме появиться на вечеринке. Мой единственный дешевый костюм из «Ленодежды» явно не годился для такого торжественного случая. Мне хотелось выглядеть настоящим совторгфлотцем, просоленным всеми морями, обдутым ветрами.

Что же, выход есть! Герман выручит. Я занял на один вечер у Сахотина его вылинявшую, прошитую двумя белыми швами «дунгари», у Милейковского заграничную кепку, надел лохматый свитер и остался вполне доволен. Трубка, засунутая в угол рта, дополнила мой морской вид.

Ровно в семь я нажал кнопку звонка у обитой черной клеенкой двери. Мне открыла незнакомая девушка. Она провела меня по длинному коридору. Мы очутились в гостиной. В ней царил полумрак. Люстра была затемнена красной бумагой. В комнате стояла мягкая мебель. У стенки — открытое пианино. Ноги бесшумно ступали по ковру. В кресле сидела Юлька в голубом платье, рядом стоял молодой человек с зализанными назад светлыми волосами, в очень модном сиреневом костюме. Увидев меня, она вскочила:

— А, Гарри! Познакомься. Это Виксик. Бог чарльстона. Танцует шестьдесят три па. Верно, Виксик?

— Шестьдесят семь, — самодовольно поправил Виксик, подавая мне ладонь с тонкими белыми пальцами. Ногти были покрыты ярким лаком.

— Гарри, — трещала Юлька, — моряк. Будущий штурман, а потом и капитан.

— Бываете за кордоном? — с любопытством оглядывая меня, спросил Виксик.

— Бываю, — небрежно ответил я.

— О, это уже интересно! Расскажите мне что-нибудь о ваших плаваниях.

Он щелкнул портсигаром и предложил мне дорогую папиросу. Я достаточно наслушался рассказов Сахотина о портах мира, о самых невероятных приключениях, научился вставлять в разговор английские слова, знал названия известных европейских ресторанов. Мне нетрудно было удовлетворить любопытство Виксика. Затягиваясь душистым папиросным дымом, мы оживленно беседовали. Виксик слушал меня внимательно. Мне это нравилось.

Гости прибывали. Вместе пришли три хорошо одетых юноши. Они, как взрослые, целовали Юльке ручку, склоняясь перед ней в три погибели. С недоумением и насмешкой оглядели они мою синюю робу, но, узнав, что я из Совторгфлота, немедленно сделались почтительными. Скоро вокруг меня образовался кружок любителей приключений. Пришла Мара, а за нею еще две девушки. Явился очень высокий парень. Он приволок какой-то зеленый ящик. Юлька особенно обрадовалась его приходу:

— Рудик, какой ты молодец! Я думала, что ты нас подведешь. Ребята, качать Рудьку! Он принес свою «Викторолу» и весь набор пластинок. Ты все принес?

Рудик задвигал ногами по-чарльстоньему и запел:

Иес, сэр, дац май беби. Ноу, сэр, донт мин май би.

Что это означало, я не понял, но девушки засмеялись и, сидя, стали выделывать па чарльстона. Здесь не было простых имен. Все назывались Рудиками, Бобами, Марго, Кэт…

— Давайте танцевать. Умираю. Рудик, поставь мою любимую, — попросила одна из девушек.

Все поднялись. Рудик запустил пластинку. Юлька подбежала ко мне:

— Пошли.

Чарльстон я танцевал плохо. Наступал Юльке на ноги, толкался.

— Ничего с тобой не выходит, — недовольно сказала Юлька, освобождаясь из моих рук, — ты лучше посмотри, как мы будем танцевать с Виксиком.

Я уселся на диван, а Юлька с Виксиком затряслись в совершенно невероятном танце. Они вывертывали ноги, выбрасывали их в стороны, сводили и разводили руками колени, приседали, неистово трясли головами и вообще напоминали дикарей, исполняющих ритуальный танец. Наконец запыхавшаяся пара опустилась около меня на диван.

— Видали? Высший класс! — гордо повернулся ко мне Виксик. — Мы исполняли только тридцать восемь па. Юлька больше не знает.

— Вот и врешь. Сорок два. Учись, Гарри, — назидательно сказала Юлька.

Компания мне не понравилась. Я чувствовал себя чужаком. Все говорили о каких-то своих делах, вспоминали незнакомые имена: «Чарли купил замечательные бразильские лакиши». «Мери совершенно упала на Джима». «У Дена бежевые оксфорды — закачаешься». Льстило только то, что эти ребята с уважением смотрели на меня и, вероятно, прощали мою неотесанность. Как же! С ними сидел человек, который запросто общается с внешним миром. Может купить за границей любой галстук, да что там галстук, даже сиреневый костюм… Виксик не отходил от меня. В конце концов он прошептал мне в ухо:

— Выйдем на минуту.

Мы вышли в коридор.

— Когда поедете в следующий рейс, Гарри?

— Весной. Сейчас идут занятия.

— Вот что. Привезите из-за кордона маленькую коробку зубных экстракторов. Сделаем великолепный бизнес. Я вам их ликвидирую. Заработаете кучу денег.

— Зубные экстракторы? Что это?

— Такие мохнатые иголочки, которыми вынимают зубные нервы. Ну, знаете? Их легко провозить. Никакая таможня не найдет.

— Ладно. Подумаю, — многозначительно сказал я. — Может быть…

Вот кто, оказывается, Виксик! Маклак.

Вскоре Юлькины гости куда-то заторопились, начали шептаться. Юлька подошла ко мне:

— Собираемся поехать на «Крышу», закончить наш «крик на лужайке». Потанцевать и поужинать. Едем?

На «Крышу»! В самый дорогой ленинградский ресторан! Таких денег у меня не было, я вспыхнул и, сославшись на необходимость готовиться к зачетам, отказался.

— Ну, как хочешь. Жаль. А может быть, поедем? — без особого огорчения сказала Юлька и побежала надеть пальто. На прощание Виксик дал мне свой телефон:

— Вернетесь из рейса — позвоните.

Мы вышли на улицу. Попрощались. Ребята пошли в одну сторону, я — в другую. Мне было до слез обидно. С таким удовольствием я пошел бы с ними на «Крышу», угостил бы их всех, показал бы… Почему так устроена жизнь? Какие-то маменькины сынки все могут, им все доступно, без всяких усилий с их стороны, а мне, студенту-моряку… Я презирал их и завидовал им. Так брел я домой, раздумывая о том, где достать денег.