«Онега». Он всегда будет помнить это судно. Бывают же такие неожиданности!.. Роман вообще не думал встретиться с Валей, после выставки мариниста совсем забыл про нее, а она неожиданно появилась на госпитальном судне «Онега». Валя была в ладной флотской шинели и форменном берете. Взяв «под козырек», она звонко отрапортовала:

— Товарищ вахтенный штурман! Военврач Звягина прибыла в ваше распоряжение.

Роман не верил глазам.

— Садитесь, Валентина Михайловна. Как вы сюда попали?

— Из-за вас, — засмеялась Валя. — Все очень просто. Вызвали в военкомат, послали в армейскую часть. При мне одного врача назначали на ваше судно. Он не хотел, упрашивал послать его в другое место, а я вспомнила, что у меня на «Онеге» есть знакомый человек. Я к этому врачу: «Давайте меняться. Попросим военкома». Врач обрадовался. Оказывается, его укачивает. Военком ни в какую — предписание, распоряжение, приказ. Все-таки мы его уломали. Так и попала.

Роман пожал плечами.

— Вы недовольны, что я пришла?

— Скорее рад. Вам следует явиться к начальнику госпиталя. Я вас провожу.

Они вышли из каюты и сразу же попали в поток носилок. Два санитара, потряхивая носилками на ступеньках трапа, несли раненого. Он матерно ругался, кричал:

— Тише вы, барбосы! Легче! О, мочи нет…

Валя остановила санитаров.

— Вы что делаете? Ведь раненый, а вы как мешок несете. Поставьте носилки. Роман Николаевич, берите. Куда нести?

Роман не успел опомниться, как уже вместе с Валей тащил носилки. Смущенные санитары шли рядом.

Присутствие Вали на судне как-то незаметно изменило привычную жизнь Романа. Он стал больше обращать внимания на свою внешность, зачастил в лазарет.

Изредка Валя заходила к нему в каюту. Садилась на диван, закрывала глаза и молча сидела вытянув ноги. Роман понимал, что она устает, знал, что спит урывками, что каждую минуту ее могут позвать в операционную.

Но чаще они встречались по службе.

Вале приходилось обращаться к старшему помощнику по многим вопросам. То требовались дополнительные помещения для тяжелораненых, то не хватало посуды, то нужно было срочно изготовить шкаф для лекарств. Иногда между ними происходили ссоры. Требования врача Звягиной казались старшему помощнику, обремененному тысячью забот, несвоевременными, чрезмерными, а подчас и ненужными.

Тоном, не допускающим возражений, он говорил:

— Не будет, Валентина Михайловна. Все люди заняты на ответственных работах. И не просите.

— Нет, будет! — кричала Валя. — Надо! Вы поймите, странный вы человек, я прошу не для себя. Для больных людей. Надо построить двадцать пять дополнительных коек в третьем классе. Люди валяются на палубе. А там есть место. Вот у вас, слава богу, руки-ноги целы, а вы поставьте себя на их место. Поставьте!

С Валей было трудно спорить. Она могла убедить кого угодно.

— Слушайте, стоит ли тратить на эти разговоры так много времени. Неужели ваши дела пострадают, если вы выделите в мое распоряжение трех человек? На четыре часа, не больше. Отказываете? Я иду к капитану, и пусть вам будет стыдно. Вы черствый сухарь, кусок льда… — И вдруг улыбалась так, что появлялись ямочки на щеках. Лицо становилось милым и лукавым. Валя брала руку Романа в свою и говорила: — Ну я вас очень прошу, Роман Николаевич. Сделайте, пожалуйста.

И Роман, проклиная настырную докторшу и свою непонятную мягкость, выполнял все ее просьбы, стараясь, чтобы не пострадал намеченный план работ…

«Онега» сделала несколько рейсов. Потом этот страшный взрыв, удар под ноги… и он приходит в себя в жарком, переполненном людьми кубрике.

Слышны стоны, приглушенные разговоры. Здесь те, кого подобрал катер из воды.

Не верится, что на таком маленьком судне можно поместить столько народу. Кубрик набит до отказа. Люди лежат на койках, рундуках, примостились на палубе. Нельзя пошевелиться, чтобы не задеть соседа. Роману плохо. Его тошнит. Соленая вода переворачивает внутренности. Надо бы сунуть два пальца в рот, но он не может подняться, а рядом люди… Все тело болит, как избитое. Все-таки нужно попытаться встать… Роман оглядывает кубрик и видит Валю. Девушка лежит на палубе подогнув ноги. Валя во флотской тельняшке, в ватных брюках и почему-то в больших валенках с красными галошами. Глаза у нее закрыты.

Устало ворочаются мысли Романа: «Ее подобрал тот же катер… Надо спросить, что с «Онегой». Может быть, она видела…» Он хочет позвать ее, но отвратительный приступ тошноты снова подступает к горлу. Потом…

Роман напрягает силы, встает и, не обращая внимания на стоны лежащих, пробирается на палубу. Когда он возвращается, то видит очнувшуюся Валю. Она смотрит на него тусклыми, усталыми глазами. Только где-то в глубине зрачков он замечает радость.

— Роман Николаевич! — шепчет она. — Живы!

— Что с «Онегой»? Видели?

— Погибла. Много раненых тоже… Не могу вспоминать. — Вот-вот расплачется.

— Не надо, Валентина Михайловна.

Он раздвигает лежащих на палубе, садится рядом…

«Морской охотник» подошел к Ленинграду ночью. Посты СНИСа долго запрашивали у него позывные и пароли. Сигнальщик чертыхался, по нескольку раз повторяя сочетания букв. Наконец катер впустили в порт. Рыча моторами, он быстро пробежал по Морскому каналу, завернул в Гутуевский ковш. Старший лейтенант, командир «охотника», застопорил ход. Сразу наступила тишина.

— Вот и приехали, — довольно сказал командир, обращаясь к Роману. — Можно считать, благополучно.

— За это вас благодарить надо… Скажите, вы видели, как погибла «Онега»? Спасли людей?

Командир тяжело вздохнул.

— Она тонула минут пятнадцать. Многих спасли.

Роман вынул из кармана зажигалку, которую когда-то купил в Японии. На ней были нарисованы три женские головки — черная, рыжая и русая.

— Возьмите на память…

— Да что вы! Не надо ничего, — отказался старший лейтенант.

— Прошу вас, сделайте мне удовольствие, возьмите.

— Ну ладно, — усмехнулся моряк. — Уж больно славные мордашки.

— Вас как зовут?

— Доходько Георгий Александрович.

— Запомню. Ну, ни пуха вам ни пера.

— Подождите минутку, — сказал старший лейтенант, — вот возьмите. Пригодится. — И он сунул Роману маленькую плоскую бутылку со спиртом.

Роман спустился вниз, где он оставил Валю. Все уже разошлись.

— Валентина Михайловна! — тихо позвал он, трогая ее за рукав. — Надо идти домой.

Валя посмотрела на красные галоши.

— Как же я… в таком виде? — спросила она. — Ведь вещи отдать надо.

— Вам их матросы подарили. Берите, — сказал Роман.

Они поднялись на палубу. Моросил дождь. Роману хотелось курить, но табаку не было.

«Онеги» больше не существует… Всего сутки назад он проходил по палубе, шутил с ранеными, ободрял их, обещал завтра привести судно в Ленинград… Перед самым взрывом он разговаривал с матросом-зенитчиком. Тот все подбрасывал в воздух пятачок. «Орел» — не потопят, «решка» — хана. Несколько раз выходил «орел». Зенитчик радовался. Удалось ли спастись матросу? Кто остался жив из команды «Онеги»? Старший лейтенант говорил, что и другие суда подбирали людей…

— Куда теперь? — спросил Роман.

— Я не знаю, — безразлично сказала Валя.

— Может, ко мне? — нерешительно предложил Роман. — Затопим печку, согреем чаю….

— Куда хотите. Мне все равно.

Роман взял Валину руку. До проспекта Газа шли пешком. Оба молчали. Дождь не прекращался. На углу они сели в переполненный трамвай. Он нудно тащился, громыхая и скрежеща. На перекрестках вожатый вылезал, ломом переводил стрелки. При свете синей лампочки Валино лицо казалось бледным, глаза, неподвижные, равнодушные ко всему, уставились в одну точку…

Из нежилой комнаты пахнуло холодом.

— Вот мы и дома. Сейчас все наладим. Садитесь, Валечка. Ну, что с вами?

Валя стояла посреди комнаты и плакала. Роман подошел к ней, обнял. Она прижалась к нему.

— Я отсюда никуда не пойду. Вы как хотите. У меня в Ленинграде никого нет…