Не скупясь на аргументы в споре, Осирис грозит сообществу богов своими посланцами смерти, которым ничто не может сопротивляться, если те пренебрегут законным правом. Эта угроза ужасает настолько, что на этот раз все приходят к единому мнению. Дело в том, что эти посланцы, подобно греческим эвменидам, действительно обладают всей властью над теми, кто творит беззакония, независимо от того, о ком идет речь. После этого дело приобретает забавный оборот; владыка мира грубо набрасывается на Сета вопреки тому, что только что его защищал: «Почему ты противишься, чтобы вас рассудили, и ищешь власти, принадлежащей Хору?» После такого лицемерного выпада Сету остается лишь изобразить удивление: «Ничего подобного, мой прекрасный господин! Разве не призвали Хора, сына Исиды, и разве не отдали ему власть его отца Осириса?» Дело решено, и белая корона Юга, которой недоставало Хору, была отдана ему, что позволило ему править обеими частями наконец объединенной страны.^{187}

Учитывая, что с начала спора боги считали неправым Сета, признанного виновным в убийстве брата, приходится признать, что правда восторжествовала с трудом и только под самой страшной угрозой, которая заставила склониться даже царя богов. Последний, впрочем, уступил не полностью и потребовал, чтобы осужденному было поручено помогать ему сражаться в солнечной ладье с его космическими врагами. Мы уже видели, что злоба Сета так и не улеглась. Дальнейшие проявления им агрессии и подлости привели к его изгнанию из Египта. В этой истории раскрываются сомнения и скрытые мысли сообщества богов, всё то, что сильно повлияло на ход процесса, во время которого личные интересы богов, связанные с положением каждого из них в иерархии, одерживали верх над правосудием как таковым. Пристрастность царя богов, не раз вышедшая здесь на первый план, не есть удел его положения: в иных случаях она свойственна и всем другим богам.^{188} Пристрастность проявляет даже тот, кто должен играть роль беспристрастного и справедливого арбитра — сам Тот. Рассказ о другой тяжбе позволит нам убедиться в этом.

По причине, которая в точности неизвестна, спор учинили Тот и Бабаи.^{189} В сообществе богов последний пользовался не очень хорошей репутацией. Задира, распутник, грубиян — как мы уже видели, однажды он оскорбил даже владыку мира, — он исполнял беспокойную обязанность палача приговоренных к смерти. Чтобы разрешить спор, были созваны малая и большая Эннеада (гелиопольское семейство и другие боги). Члены Эннеады должны были выступать не только как судьи, но и как свидетели обвинения. Бог Тот подводит их к царю богов, который спрашивает их мнение. К его удивлению, они предпочитают отмалчиваться. Тогда Бабаи решает перейти в наступление и обвиняет Тота в краже даров, предназначенных Ра. На Тоте в самом деле лежала обязанность распределять их между богами, и это обвинение тяжко, поскольку касается дела жизненно важного. Кроме того, такое обвинение предполагает, что, поскольку в его рассмотрении Тот не может быть беспристрастным, он не должен исполнять роль арбитра. Когда об этом заходит речь, боги обеих Эннеад немедленно возвышают свой голос: они начинают кричать о скандальности и лживости этого обвинения, утверждая, что не замечали ничего подобного. Это позволило Тоту назвать виновным Бабаи, притом что претензии обеих сторон друг к другу не были ни рассмотрены, ни даже оглашены. Тот также избегает ответа на обвинение истца. Только после того как он сам уже произнес приговор своему противнику, царь богов наконец решает высказаться и утвердить его: «Тот прав, а Бабаи виновен». Дело явно пахнет подтасовкой; Тот одновременно оказывается и судьей и одной из сторон в разбираемом деле, естественно, извлекающей пользу из собственной судейской пристрастности; Ра, верховный бог, не вмешивается в процесс и позволяет подвести себя к решению, уже выработанному общим мнением. Обе Эннеады демонстрируют свой конформизм по отношению ко всем вовлеченным в дело силам. Тот, как известно, был очень влиятельным членом сообщества богов, правой рукой демиурга; Бабаи же, вопреки своему палаческому ремеслу, практически не имел влияния. Рассмотрение его дела — это лишь видимость процесса. Он конечно же продолжает выдвигать свои обвинения, «снова говорить о злодеянии Тота», как рассказывается в нашем тексте. Пытаясь заставить Бабаи замолчать, Тот пускает в ход свои магические силы, чтобы выставить его на всеобщее посмешище и унизить. Пренебрежение правосудием выглядит здесь тем более вопиющим фактом, что обвинение Бабаи в адрес Тота обосновано — об этом мы знаем из другого источника, — и это известно Эннеаде.

Эта история стоит того, чтобы рассказать ее.^{190} Предупрежденный и вооруженный знанием усопший захочет, наверное, получить особое покровительство Тота. Чтобы принудить бога к этому, он пригрозит открыть связанный с ним неприятный секрет, если тот не согласится: «Если ты не прислушаешься к моей просьбе, тогда я пойду и расскажу, что ты похитил приношения богов Эннеады в день их праздника, в ночь, которая полностью укрыла Тота», то есть в новолуние. Именно Тот, бог ночного светила, имеет возможность манипулировать временем благодаря тому, что лунный месяц короче обычного продолжительностью в тридцать дней. Таким образом, он мог украсть для себя дары в этот временной зазор, составляющий разницу между месяцами. Кроме того, становится известно, что вина эта тяжелее, чем представлялось сначала. Тот был сообщником Сета в краже некоторых частей расчлененного тела Осириса — без сомнения, чтобы задержать его восстановление и нарушить ход времени. Видно, что Бабаи ничего не придумал в своем рассказе и, более того, что Эннеада не могла не знать о преступлении Тота.

Что бы ни представляли собой отдельные судебные разбирательства, правила божественного судопроизводства выглядят четкими, по крайней мере в важнейших чертах. Эннеада, которая представляет собой судебное собрание, объединяет не всех богов. Ее члены, на самом деле, имеют очень широкие полномочия. Они одновременно судьи, присяжные и свидетели — смотря по обстоятельствам, со стороны обвинения или защиты. Владыка мира — председатель суда — и Тот, его секретарь и судья, могут также играть эти роли. Без последних суд не может, видимо, работать полноценно. В случае необходимости могут быть вызваны и свидетели со стороны. Свидетелей призывают предстать перед судом или запрашивают путем обмена посланиями. Подобная разница связана скорее с их положением в иерархии, нежели с физической удаленностью. Истец и ответчик представляют свои аргументы сами, но, по некоторым источникам, и тот и другой могут прибегать к помощи советников.^{191} Для вынесения вердикта, по-видимому, необходимо полное единство мнений собрания, председателя и арбитра. В противном случае процедура может затянуться. Для разрешения сложностей, неизбежных в такой ситуации, видимо, не существовало никакого механизма. Приговор обнародует Тот с санкции демиурга.^{192} Он может принять форму царского указа, записанного и затем перенесенного на стелу для всеобщего обозрения. Один текст сообщает нам, что защитник того, кому выносится приговор, поднимается при этом и закрывает лицо руками.^{193} Неизвестно, идет ли здесь речь об отдельной красочной подробности или об обычной практике в подобных ситуациях. Если принимать во внимание приведенные выше рассказы, то проигравший, в принципе, поступает в полное распоряжение к победителю. Сет, по различным версиям, был осужден вечно носить на спине мертвого Осириса или быть убитым Хором. Принцип передачи осужденного и даже его близких и членов семьи тому, кто торжествует над ним, будет проявляться и в других ситуациях.^{194}