Теперь мне все стало понятно. Я поняла, откуда взялась та испытанная мною раньше тревога. Это было узнавание. То, как напряженно Финн держался с отцом, холод в глазах его отца, их общение… Все это напомнило мне моего собственного отца. Я вспомнила, как напрягалась в его присутствии, потому что каждую секунду ждала, что он ударит меня.

Отец Финна бил его.

Он был всегда готов к обороне, потому что жил в зоне военных действий, а я знала, каково это. Что бы отец ни делал — бил ли меня кулаком по лицу или морил голодом, — я всегда оставалась в его доме военнопленной.

Поэтому да, я знала лучше, чем мне хотелось бы, что чувствовал Финн.

Ощутив приступ тошноты, я зажала ладонью рот.

Я не хотела, чтобы он жил так.

Силы начали покидать меня, и я сползла по двери на пол. Внезапно я ощутила себя такой беспомощной. Потерявшей надежду.

Эта связь — внезапная, безнадежная связь с Финном, которую я почувствовала… Черт, я бы с радостью стала самым одиноким человеком на свете, если бы это означало, что нас не будет объединять эта боль.

***

— Где ты была? — отрывисто спросил Финн, когда пять минут спустя я вернулась в комнату отдыха.

— В туалете. — Я закрыла за собой дверь.

Мы уставились друг на друга, и я поняла, что не смогла скрыть из глаз новообретенное знание.

Финн побледнел.

— Ты…

— Я случайно услышала твой спор с отцом.

Жилка на его челюсти дернулась, и он отвернулся.

— Не знаю, о чем ты.

— Мы должны поговорить об этом. — Я поспешила к нему. — Слушай, я понимаю…

— Ты ничего не понимаешь. — Он развернулся ко мне, и его глаза запылали. — Моя жизнь тебя не касается.

— Финн…

— Если ты кому-нибудь скажешь хоть слово…

— Никогда! — воскликнула я, рассердившись, что он подумал так обо мне. — Финн, пожалуйста…

— Все. — Он провел рукой по волосам. — На сегодня достаточно. Мы закончим презентацию в школе. Я вызову тебе такси.

Я не остановила его, когда он вышел из комнаты. Давление в груди стало невыносимым. Я знала, что он чувствовал, потому что сама ненавидела людей, знающих, что мой отец бил меня. Я не могла удержаться от мыслей, что они думают, будто я сама во всем виновата. Потому что, ну какой отец станет причинять боль собственному ребенку?

Невзирая на разброд в своих чувствах, на внезапное желание довериться Финну, поговорить с кем-то, кто действительно может понять, через что я прошла, я подавила свой эгоизм. Финну сейчас это было не нужно.

Поэтому я молча собрала свои вещи и, не дожидаясь его возвращения, вышла на улицу, где, встав у обочины, стала ждать приезда такси.

***

На расстоянии от Финна у меня наконец-таки получилось навести в мыслях порядок.

Увидев панику в глазах Финна из-за того, что раскрылась правда о жизни его семьи, я захотела рассказать ему о себе. О том, что отец делал со мной.

Я никогда никому не рассказывала об этом. Даже Анне.

Расхаживая по своей комнате с колотящимся сердцем, я благодарила Бога за то, что не выпалила правду. Я стала бы уязвимой, обнажив душу перед Финном, парнем, которого я очень мало знала.

Парнем, с которым не имела права сближаться, как бы меня ни тянуло к нему из-за того общего, что у нас было.

Для утешения у него была Элоиза.

А я ни с кем не сближаюсь.

Застонав, я прислонилась к столбику кровати. Хотелось бы мне знать, как Финн поведет себя со мной в школе в понедельник.

И все же я не могла заставить себя волноваться, что его ледяная холодность может разрушить мой социальный статус.

Хотя должна была волноваться только об этом!

Но единственное, что меня волновало, — это тот факт, что я смогла сбежать от своего отца, а Финн нет. У него не было выхода.

Стоп!

Хватит волноваться о Финне Рочестере. В понедельник я приду в школу, и пусть Финн игнорирует меня, сколько влезет. Я буду слишком занята, строя свой путь к популярности, чтобы переживать на его счет.

Я притворюсь, что понятия не имею о его проблемах с отцом.

Если Финну так хочется…

То ради бога.

Глава 10 

Я бы хотела, чтобы здесь была мама.

Я знала, что не должна была так говорить.

Но оно само вырвалось.

У меня начались месячные. Я не знала, что делать. У меня не было денег, чтобы купить необходимое, и мне пришлось обратиться за деньгами к нему. Он спросил, для чего. Стесняясь признаться, я подумала, насколько мне было бы легче, если бы она не оставила нас.

И нечаянно произнесла это вслух. 

Он стал орать на меня.

Я еще слышала его крики, когда боль начала отступать, и за мной пришла тьма. 

Блаженная тьма.

Мне показалось, что я услышала, как Карла крикнула: «ПЕРЕСТАНЬ!»

А потом тьма поглотила меня окончательно. 

***

Мои глаза распахнулись, и, привыкнув к темноте, я узнала свою спальню. Когда я вспомнила, где я и сколько мне лет, мое сердце начало успокаиваться.

Я больше не была двенадцатилетней девочкой и не лежала на полу трейлера, пока отец чуть ли не до смерти избивал меня.

Я бы хотела, чтобы здесь была мама — это были последние в моей жизни слова, которые я сказала ему.

От воспоминаний у меня так заболело в груди, что я позволила слезам свободно стекать по щекам, надеясь, что они облегчат боль. Я бы хотела, чтобы здесь была мама. Эти роковые слова привели меня к ней, но когда это случилось, я поняла, что не знаю, как вести себя с ней. Единственное, что я могла делать, — не доверять ей.

Я зажмурилась, не желая думать о наших непростых отношениях. Я хотела просто заснуть, проснуться в воскресенье и ничего не делать.

Не думать ни о нем, ни о ней, ни о Финне.

***

Я заснула только через пару часов.

И все это время меня не оставляли мысли о них.

***

Утром, не заметив в поведении Элоизы никаких негативных изменений, я сделала вывод, что Финн ничего ей не сказал и решил не исключать меня из компании за то, что я узнала о нем.

Что до меня, то я настроилась вести себя с Финном безразлично и просто продолжать жить своей новой жизнью в школе Тобиаса Рочестера.

Я была полностью уверена, что смогу выбросить из головы то, что узнала.

Пока не увидела его.

Он сидел, склонив голову, за своей партой на микроэкономике, и при виде него я почувствовала прилив какой-то незнакомой эмоции. Кажется, то была нежность.

Мне стало не по себе. Я в замешательстве зашла с Элоизой и девочками в кабинет и, не здороваясь с ребятами, села.

— Что-то ты сегодня такая тихая.

Я изучала взглядом свою парту. И впервые заметила, что на ней нет ни царапины. В моей старой школе парты были покрыты неоригинальными остротами, вроде «тут сидел я». Но не в школе Тобиаса Рочестера. Нет. Здесь деткам не дозволялось вести себя как «вандалы».

Я почувствовала, как что-то отскочило от моего затылка, и, резко развернувшись, проследила взглядом траекторию оскорбившего меня снаряда.

Мне широко улыбался Гейб.

— Я сказал, ты сегодня такая тихая.

— И поэтому ты решил швырнуть в меня, — я посмотрела на пол, — ластик.

— Ну, ты не ответила, так что физическое насилие показалось мне подходящим следующим шагом.

Я закатила глаза и отвернулась, притворившись, что мне наплевать на то, что Финн, игнорируя разговор, упорно не отрывает взгляда от парты.

— И это все, что я получил? Презрительный взгляд? — Когда я не ответила, Гейб драматично вздохнул. — На выходных приезжал твой калифорнийский бойфренд? Поэтому я внезапно стал персоной нон грата?