- Бумагу составлю прямо сейчас. Позвольте, товарищи, я вот сюда к столу сяду. И чернила, пожалуйста.
Кто-то подвинул табуретку. От дальней стены, от шкафа, осторожно передали из рук в руки чернильницу.
Глава четвертая
1
Полк, в который прибыл Яропольцев, был полностью деморализован и никакой боевой ценности не представлял. Больше половины личного состава разъехалось по домам. Остались главным образом молодые солдаты из дальних губерний, боявшиеся пускаться зимой в неведомый путь. Занятия в подразделениях не проводились, караульная служба забыта. Люди коротали время, кто как умел.
Траншеи наполовину заплыли грязью после осенних дождей. В землянках плескалась вода. Проволочные заграждения во многих местах были разрушены. Днем на передовой шевелились кое-где солдаты, оборудовали позиции на сухих взгорках, а к ночи все уходили в деревню, разбредались по избам, по баням, приспособленным под жилье.
Бывали в деревне и немцы: упитанные, настороженные, в чистой форме и в касках с высокими шишаками. Щи с кониной «камрады» хлебать отказывались, зато самогон пили охотно.
Русские солдаты в свою очередь тоже ходили в гости к германцам. Возвратившись, хвалили немецкую аккуратность. В траншеях сухо, стенки обиты досками или оплетены хворостом. В землянках лучше, чем в иной избе. Стены побелены или оклеены обоями. Теплынь, лампы керосиновые горят. И даже герань - цветок на столе.
При всем том противник исправно нес боевую службу, пускал русских солдат к себе только на строго определенных участках, ночью имел усиленные дозоры и секреты. А с нашей стороны бодрствовало на пятикилометровом участке полка только одно отделение с пулеметом, выставляемое на холме, который господствовал над шоссейной дорогой, пересекавшей линию фронта. На упрек Яропольцева председатель полкового комитета Нодиев ответил: хорошо хоть отделение удается послать, не желают солдаты мерзнуть ночью в окопах.
К удивлению Мстислава Захаровича, большевик Нодиев встретил нового командира с радостью. Видимо, трудно ему было возглавлять полк в одиночку, не имея ни достаточных знаний, ни опыта. Выходец из обрусевших кавказцев, он окончил в Москве высшее начальное училище, работал табельщиком на фабрике. В армию попал вольноопределяющимся второго разряда - кандидатом на офицерскую должность. Лицо у него смуглое, глаза большие, немного навыкате. Нос чуть с горбинкой, а под ним - тонкие усики.
При первой же беседе Нодиев начал расспрашивать Яропольцева: как, мол, относитесь к Советской власти, к Учредительному собранию?
- Это меня не касается, - ответил тот.
- Как может не касаться? - удивился Нодиев. - Сейчас каждый об этом думает!
- А я не думаю, - горячность председателя комитета несколько позабавила Яропольцева. - Мне дела нет до политических хороводов, я - военный. И давайте условимся сразу: я не вмешиваюсь в ваши вопросы, моя забота - боеготовность полка. Не будем раздувать то, что нас разделяет, пусть немцы не радуются пашей междоусобице. Будем искать общее. Я постараюсь сделать все, чтобы не пропустить противника на своем участке. Учтите: продвинувшись на сотню верст, немцы захватят огромные материальные ценности, вооружение, склады боеприпасов, продовольствия, обмундирования. В этом, насколько я понимаю, не может быть заинтересована ни одна власть, в том числе и большевики.
Нодиев кивнул, напряженно слушая. И интересно ему было, и вроде бы опасался подвоха.
- Национальный престиж, сохранение территории - это не может оставить большевиков равнодушными, - продолжал Яропольцев. - Ясно также: если войска кайзера оккупируют западные губернии и Петроград, они прежде всего покончат с революцией. А уж это-то, я думаю, вас никак не устраивает?
- Не устраивает, - согласился Нодиев.
- Значит, основа для совместной службы у нас есть.
- Завтра же соберем полковое собрание, утвердим вас.
- А нельзя обойтись без этой церемонии? - нахмурился Яропольцев.
- Самолюбие заедает? - догадался Нодиев. Яропольцев промолчал. Ради важного дела он пойдет и на такое. Какой спрос с неграмотной массы, с солдат, с их непосредственных вожаков, многие из которых просто не понимают, что творят. Не может существовать армия, где солдаты сами назначают себе командиров. Ну, это не его забота. Он постарается сколотить боеспособную группу, которая перекроет шоссе и не пропустит немцев. Бог даст, и на других дорогах, на других участках тоже найдутся люди здравого смысла, создадут среди общего хаоса надежные островки сопротивления. А со временем эти боевые группы можно будет использовать, как потребует обстановка...
На следующий день солдаты собрались в просторном сарае - уместилось человек двести. Еще столько же гомонило за дверью. Многие пришли со своими табуретками - в ногах правды нет.
Яропольцев произнес только одну фразу:
- Обещаю служить Отечеству не щадя жизни!
Солдаты переглядывались, удивленные столь короткой речью.
Затем председатель полкового комитета Тенгиз Нодиев подробно рассказал о новом командире. Упомянул о том, что Яропольцев был ранен на фронте. Призвал всех выполнять приказы, а главное - повышать свой пролетарский революционный дух.
Против Яропольцева никто не выступил. Наоборот, в первых рядах, где разместились унтеры и солдаты постарше, фамилия нового командира вызывала одобрительные возгласы. При этом особенно громко звучал голос Кузьмы Голоперова.
Мстислав Захарович подавил горькую усмешку. «Спасибо тебе, Кузьма, - подготовил общественное мнение».
Собрание приняло резолюцию: «Гражданина Яропольцева М.3. командиром полка утвердить и его распоряжения выполнять». Слова о выполнении распоряжений вписал своей рукой Тенгиз Нодиев.
2
С первых дней нового года Михаила Ивановича не покидала тревога. По всей стране завершились выборы в Учредительное собрание, призванное решить вопрос: какой власти быть на Руси? В крупнейших промышленных центрах, на Балтийском флоте, на Западном и Северном фронтах значительную часть голосов получили большевики. Но в общем они могли рассчитывать в лучшем случае лишь на четвертую часть делегатских мест.
Удивляться этому не приходилось. Большевики были заняты ломкой старого и созданием нового государственного аппарата, борьбой с контрреволюцией на Урале, на Украине и на Дону. А эсеры, кадеты и меньшевики тем временем критиковали Советскую власть, разжигали недовольство, вели предвыборную агитацию.
Ободренные результатами выборов, оживились повсюду тайные и явные враги. Руководители кадетской партии спешно готовили вооруженное выступление против правительства, обучали боевые дружины, группы террористов. Кадетам помогали правые эсеры и меньшевики.
Калинину стало известно, что гласные разогнанной городской думы устраивают тайные сборища, надеются вновь стать хозяевами столицы. Горько было видеть, что среди большевиков, избранных в Учредительное собрание, оказались люди, верившие в конституционные иллюзии, не понимавшие, что в момент Октябрьской революции Россия перешагнула этот этап. Не парламентская болтовня, не уравнивание всех слоев населения, а диктатура пролетариата и беднейшего крестьянства - вот за что боролись большевики во главе с Лениным и Свердловым. Лозунгу «Вся власть Учредительному собранию!» они противопоставили лозунг «Вся власть Советам!».
Михаил Иванович задумывался: стоило ли вообще при таких условиях созывать Учредительное собрание? В конце концов можно просто не допустить этого сборища, да и только. Но поймут ли избиратели такой шаг? Вероятно, прав Владимир Ильич, который считает, что рабочих, солдат и крестьян нужно подвести к стенам буржуазного парламентаризма. Только на собственном опыте массы могут убедиться, что возвращение к Учредительному собранию - шаг назад от завоеваний Октября... Вот и пускай убеждаются!
Открытие Учредительного собрания было намечено на 5 января. К этому дню контрреволюция приурочивала демонстрации против Советской власти и - если позволят обстоятельства - вооруженный переворот. Узнав о таких намерениях, большевики создали Чрезвычайную комиссию по охране Петрограда. Город был разбит на участки, каждый из которых усиленно патрулировался. Из Кронштадта и Гельсингфорса были вызваны отряды моряков общей численностью в тысячу человек. Командовали отрядами матросы Ховрин и Железняков. Четыреста пятьдесят балтийцев заняли государственный банк. Триста человек разместились в Николаевской академии, на Литейной и Кирочной.