- Ты не друг, ты грабитель с большой дороги, - прикинулся обиженным Чикин, однако добавил еще несколько червонцев.

- Все равно мало. Зойке надо оставить.

- С Зойкой кончай. Подвести может. Чуешь, куда эта стерва поворачивает? Медицинской сестрой будет в госпитале.

- Все свою выгоду ищут, - хмуро произнес Колька. Говорить о Зойке ему не хотелось. Знал: она не огорчится, даже обрадуется, когда он уйдет.

Последнее время Зойка стала совсем чужой. Заявила ему: «Новая власть для людей старается, дорогу открывает, а ты сидишь, как сыч, за прежнее держишься. Ну и сиди, если хочешь, а мне не мешай. Я жить хочу, чтобы на сердце радостно было!»

Да, у Зойки теперь другие интересы, другие заботы.

В квартире, где жил заместитель Калинина Иван Ефимович Котляков, раздался какой-то шум, громкие голоса. Михаил Иванович вышел в общий коридор. Там возбужденно переговаривались несколько человек.

- В чем дело, товарищи?

- Беда, Михаил Иванович. Взрыв на водопроводной станции.

Из двери, натягивая пальто, выскочил Котляков.

- Погоди, Иван Ефимович, - остановил Калинин. - Я с вами.

У подъезда ожидала машина. Шофер быстро погнал старое дребезжащее авто по пустынным улицам.

Водопроводная станция была уже оцеплена. Командир красногвардейцев Рудольф Ленник доложил Калинину: окрестности прочесаны, но преступников обнаружить не удалось. Есть подозрение, что заложена не одна бомба, а несколько - с часовыми механизмами.

- Что делать в первую очередь? - спросил Лепник. - Устранять повреждения или искать бомбы?

- Ищите, - распорядился Калинин. - Кто здесь из работников станции?

- Фридрих Лийв. Вот он.

- Здравствуйте. Как это случилось?

- Не знаю, меня только что вызвали.

- Надо как можно скорее ввести станцию в строй, понимаете это?

- Да, конечно.

Михаил Иванович сел на скамеечку возле сторожевой будки, свернул толстую самокрутку. Затягиваясь крепким табаком, думал о случившемся. Не ясно, вылазка ли это какой-то озлобленной личности или сигнал к новому всестороннему нападению белых?

Поеживаясь от холода, сидел он у стен поврежденной станции, не подозревая, что механизм второй бомбы отсчитывает последние минуты. Вот, бросив окурок, он поднялся, намереваясь идти в машинный зал, где притаилась смерть. А в это самое время в Москве, на заседании ВЦИК, громко звучал с трибуны голос Луначарского. Поддерживая предложение, внесенное Лениным, Луначарский говорил:

- Я встретился с товарищем Калининым впервые, когда были выборы в первую центральную думу (Петрограда) после Февральской революции, куда он был послан своим районом, потому что среди рабочих масс он считался человеком с хозяйственным направлением ума, очень солидным, уравновешенным и пользовался чрезвычайно широкой любовью своего района. Его голос был абсолютно подлинным свидетельством о настоящем настроении масс. Я именно хочу здесь подчеркнуть совершенно сознательное отношение, огромную уравновешенность, всегдашнее спокойствие, поразительную угадку, которую мог подсказывать только инстинкт настоящего пролетария, которую трудно заменить теоретическим развитием, - это делало его для нас одной из самых ярких фигур в думе. Хотя там бывали часто более блестящие ораторы, но когда товарищ Калинин с настоящим простым, добрым лицом рабочего всходил на трибуну и начинал без малейшего ораторского ухищрения выкладывать то, что ему казалось, как пролетарию, особенно важным, немедленно и правые социал-революционеры, и кадеты начинали прислушиваться к его голосу. Другого столь авторитетного голоса из числа рабочей среды в думе не было. Когда после Октябрьской революции мы сломили эсеров и петроградский пролетариат завоевал целиком кадетскую думу... то сейчас же для всех сделалось ясным, что городским головой Петрограда не может быть никто другой, как товарищ Калинин...

И на этом месте, где легко можно было потерять и уронить достоинство партии, которую он представлял, товарищ Калинин приобрел большую любовь не только рабочих, но и остальных жителей. Он очень хорошо умел разговаривать с выборными от рабочих, и к Калинычу шли все и знали, что он сделает все, что может.

И если в рабоче-крестьянской республике первое место в государстве должен занимать рабочий или крестьянин, то товарищ Калинин, старый петроградский пролетарий, не порвавший связи с землей, средний крестьянин, является бесспорно самым лучшим кандидатом на это место...

Луначарский как раз заканчивал свою речь, когда на Заречной водопроводной станции командир красногвардейского отряда Рудольф Карлович Лепник увидел на одном из агрегатов в машинном зале какой-то странный предмет. Наклонился к нему и услышал четкое, быстрое тиканье. Медлить нельзя, кругом люди. Выход один: добежать до Невы, кинуть бомбу в воду.

- Освободить проход! Все - с дороги! - скомандовал Лепник и, взяв бомбу, быстро понес ее к двери.

Михаил Иванович и Котляков не успели войти в зал, как к ним устремились матросы-красногвардейцы. Богатырского роста моряк, расставив руки, оттеснил Калинина к стене, тяжело дышал поверх его головы:

- Назад, бомбу несут! Назад!

Калинин увидел белое лицо Лепника. Выйдя из помещения, Рудольф Карлович повернул к Неве. Шаг, еще шаг... Но дойти до реки он не успел: раздался взрыв. Михаила Ивановича отшвырнуло в сторону. Моряк, заслонивший Калинина, медленно опустился на землю. К нему кинулся молодой матрос.

- Гриша! Орехов! Гриша!

Красногвардейцы повели контуженого Котлякова к машине.

- В больницу? - спрашивал кто-то. - В госпиталь?

- Ивана Ефимовича к врачу, - распорядился Калинин. - В чека сообщили? Обязательно надо удвоить охрану всех объектов.

- Будет выполнено, - ответил ему незнакомый командир.

Несколько минут, горестно склонив голову, стоял Михаил Иванович над телом Ленника. Потом медленно пошел к автомобилю.

Возвратившись домой, Калинин прежде всего поговорил с женой Котлякова, успокоил ее и лишь после этого прилег на диван. Сильно болела голова.

Он с трудом поднялся, когда Екатерина Ивановна сказала, что звонят из Петросовета и настойчиво просят его подойти к телефону.

Голос в трубке звучал торжественно:

- Михаил Иванович?.. Михаил Иванович, получено сообщение из Москвы. Вы избраны Председателем Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета...

- Что? - не понял Калинин.

- Избраны Председателем ВЦИК. Поздравляю, Михаил Иванович! Ленин просит ускорить ваш выезд.

- Но... Завтра у меня коллегия комиссариата.

- Вы сами будете проводить?..

- А как же иначе, - ответил Калинин и опустил на рычаги трубку. Рука привычно потянулась за кисетом.

Он закурил возле форточки, пуская клубы дыма на улицу.

- Что-нибудь срочное? - спросила жена.

- Погоди минутку, - смущенно и радостно улыбнулся он. - Соберусь с мыслями и объясню.

- Да что случилось?

- Председателем ВЦИК меня выдвинули.

- О господи! - всплеснула руками Екатерина Ивановна. - Ты что, Миша, серьезно?!

- Вполне. Собирайся, через два дня едем в Москву.

На первое время, пока в Кремле, в Кавалерском корпусе, ремонтировали квартиру, пришлось всей семьей остановиться у давнего знакомого. Тот с женой и детьми перебрался в одну комнату, а Калинины разместились в другой, поменьше. В тесноте, да не в обиде, конечно, только поработать - или отдохнуть дома не было никакой возможности.

Ремонт затягивался, а торопить кремлевского коменданта Михаил Иванович не хотел. Тактично ли это: едва успел вступить в должность и сразу - насчет собственного жилья?!

Каждый день рано утром он отправлялся пешком в Кремль по раскисшим апрельским улицам. Всю зиму снег из Москвы не вывозили, и теперь огромные сугробы оседали, подтаивали, заполняя проезжую часть широкими стремительными ручьями. В ботинках с калошами не проберешься. Выручали хорошо смазанные сапоги.