Ночью отряд бронепоездов прибыл в Сватово. Все пути здесь были забиты эшелонами, которые деникинцы не успели угнать. С трудом расчистив главную линию, бронепоезда двинулись дальше, вслед за 4-й кавалерийской дивизией, наступавшей совместно с 9-й стрелковой...

Климент Ефремович опять попытался сосредоточиться на статье. Она должна быть ясной, призывающей к конкретным действиям. Но прежде всего самому надо понять и оценить особенности сложившейся обстановки.

Вспомнился недавний разговор с Семеном Михайловичем о том, что, разрубив вражеский фронт и дойдя до Таганрога, надо повернуть влево, в те места, где возник отряд Буденного. Не в этом ли стремлении многих кавалеристов своеобразие момента? На войне далеко не всегда бывает так, чтобы общие цели борьбы непосредственно совпадали с личными интересами всех участников событий - от солдат до крупных военачальников. А сейчас совпадали, усиливая боевой порыв.

Еще 4 октября, когда белогвардейцы шли на Орел, по сомневаясь в успехе, когда все враги революции ликовали, подсчитывая, сколько километров отделяют деникинцев от Москвы, в «Правде» была напечатана полная оптимизма статья Владимира Ильича «Пример петроградских рабочих». В ней четко говорилось, что именно предпринять, чтобы отразить вражеский натиск и самим двинуться вперед. Даже направление будущего стратегического наступления указал товарищ Ленин: от Орла на Курск и на Харьков. Военным руководителям, Главному командованию оставалось только принять к сведению разумный совет. Это они и сделали, подготовив соответствующие планы движения красных войск на юг, к Харькову, и дальше - на Донбасс.

Говорилось в статье и о наступлении на Дону, к центру казачества. Одно другому не мешало, а только содействовало, заставляя врага распылять силы.

Судьба Климента Ефремовича и судьба Екатерины Давыдовны тоже накрепко связаны были с Харьковщиной и особенно с Донбассом. До революции подпольно работали в этих местах. После Октября воевать пришлось. Здесь в марте 1918 года создал Ворошилов 1-й Луганский социалистический партизанский отряд, воевал с немцами, с петлюровцами, с белоказаками. Отсюда пробивался на восток, уводя шестьдесят эшелонов с донецкими шахтерами и металлистами, с их семьями, с военным имуществом, формируя на ходу боевые части, которые потом отстояли Царицын.

В ту пору, покидая под натиском противника щедрый край, столь необходимый для республики, Климент Ефремович много раз повторял на митингах, в разговорах с товарищами: мы вернемся сюда, расплатимся с врагами за все горе, за все перенесенные муки...

Он рывком поднялся с дивана, затянул портупею, решительно подчеркнул заголовок статьи. Кончик карандаша заскользил по бумаге, едва поспевая за нахлынувшими мыслями:

«Непобедимая славная Красная Армия снова подошла к Донецкому бассейну. Еще пара недель - и красные полки вступят в царство угля, железа, машиностроения, соли и других благ, которыми изобилует этот богатейший район России. Революционный народ получает принадлежащие ему богатства, которыми на время завладели злые хищники...

Пролетариат и крестьянство, руководимое большевиками (коммунистами), проливают свою и врагов своих кровь за свои собственные интересы, за вольный труд, за светлую жизнь и равенство всех людей. И революционный народ с замиранием сердца следит за отчаянной борьбой своих лучших сынов с вековечными врагами, которые не хотят дешево отдать Донецкий бассейн. Подлый враг знает, что Донецкий бассейн в руках народа - это осиновый кол в гнусную голову контрреволюции.

Когда у нас будет уголь, загромыхают поезда железных дорог, развозя народу соль, сельскохозяйственные машины, мануфактуру, заработают заводы и фабрики и отопят рабочие центров свои холодные жилища.

Свободней вздохнет измученный народ. Прибавится сил для борьбы с насильниками - фабрикантами и помещиками. И легче ему будет начисто покончить с контрреволюционными полчищами Деникиных и мамонтовых.

Крепче же сожми винтовку, красный воин! Получше приготовься, красный храбрый кавалерист, и стройными стойкими рядами сметем деникинские банды с лица пролетарского Донецкого бассейна!»

Закончив работу, он на отдельном листке написал Екатерине Давыдовне, попросив ее прочитать статью, поправить, если будет такая необходимость, и поскорее печатать. Кавалеристы молодцы, они идут вперед, ломая все сроки. Как бы не запоздала статья!

Положив бумаги в пакет, велел немедленно, с нарочным, отправить в политотдел армии.

Увлекшись делом, он не обратил внимания на то, что усилилась, участилась пальба. Звуки стрельбы настолько были привычны, что совершенно не тревожили его. И только когда от взрыва дрогнул тяжелый стальной вагон, Климент Ефремович насторожился. Бронепоезд сбавлял ход и наконец замер на месте. Тяжело посапывал паровоз. Слышался гомон голосов, ржание коней, раздавались команды.

Распахнув массивную дверь, Ворошилов выпрыгнул на свежий, неистоптанный снег. Бронепоезд стоял на каком-то разъезде. Впереди и сзади дымили другие поезда бронеотряда. Совсем близко, метрах в семидесяти от железнодорожного полотна, пролегала дорога, по которой двигались войска: кавалерия вперемежку с пехотой.

Мороз не особо чувствовался, но ветерок продувал, конники кутались в бурки, а у кого не было, повязали башлыки, подняли воротники полушубков, бекеш, шинелей. Лиц почти не видно, знакомых не различишь. Но вот появились сани с патронными ящиками, следовавшие за колонной, и Ворошилов узнал комиссара из москвичей.

На ходу сел в сани, вызвав удивление комиссара;

- Товарищ Ворошилов? Откуда вы?

- С неба свалился! Эскадрон твой где?

- А вот, впереди. Двигаемся в составе полка.

- Сам почему не с людьми?

- Лошадь еще не освоил, но я осваиваю, и уже неплохо, - порозовели щеки Леснова, - Только на большое расстояние пока не могу. Башибузенко сам предложил: езжай в санях, а в бой, в атаку, вместе со всеми...

- Как у вас взаимоотношения?

- Все нормально, товарищ Ворошилов. С бойцами знакомлюсь, начал работать. Беседу провел о положении в республике и на фронте. И в быту всякие случаи. Вроде бы мелкие, а заботы требуют.

- Людей, людей готовь в партию... Ну, успеха тебе! - Климент Ефремович на повороте ловко соскочил с саней. Леснов, приподнявшись, радостно улыбался ему вслед.

Ворошилов помахал рукой. Хорошо, что увидел парня. Одиноко, наверно, чувствует он себя среди новых людей, в непривычной обстановке. А тут - несколько деловых фраз, несколько теплых слов, и сразу бодрости больше у человека, уверенности. Надо посоветовать комиссарам дивизий собирать молодых политработников, чтобы поговорили, обменялись опытом, почувствовали локоть друг друга.

По неглубокому снегу Климент Ефремович пошел назад к бронепоезду. С подножки штабного вагона стремглав скатился невысокий плотный командир в серой кубанке, с черными усами на бронзовом скуластом лице. Это же начальник 4-й кавдивизии!

- Ока Иванович? Куда торопитесь?

- Бегим, пока башкам цел! - коверкая второпях слова, ответил Городовиков. Птицей взлетел в седло, стрельнул горячими глазами:

- Семен шибко злой!

И умчался напрямик по белой целине.

- Что это с Окой Ивановичем? - осведомился Ворошилов, входя в салон. Буденный бросил на стол, покрытый большой картой, звякнувший циркуль.

- Жалуется?

- Нет, сам видел: выскочил он как ошпаренный.

- Мало я ему всыпал! - Семен Михайлович еще не остыл, голос звучал жестко: - У него какой был приказ? Ввести в бой все наличные силы, захватить станцию Меловатку. А он, видишь ли, бригаду в резерве держит на всякий случай, он сам себе голова.

- А результат? - Ворошилов доброжелательностью своей старался успокоить Семена Михайловича, по тот продолжал гневаться. Взял циркуль, повертел в руках и опять бросил.

- Остановили его белые - вот и результат. Задержали, подтянули свои части. Укрепились в Меловатке, теперь трудно их вышибить. А это у нас главное направление.

- Но и без резерва начдиву тоже нельзя.