И, как бы вынужденно, в ответ, прикрываясь своими нелепыми обвинениями, грабят, изгоняют, устраивают погромы и убивают. А потом, в следствие и по праву, приходят к высшей форме решения еврейского вопроса - Холокосту…
Мы совсем не хотим быть избранным народом – мы хотим быть такими, как все другие…
Франц Ковальский, судя по материалам дела, спас свою любимую женщину. Я пропущу записи периода войны. Что же случилось дальше с этими людьми?
1945, апрель, 2 0
Опять, ещё в октябре прошлого года, Ригу заняли русские войска. Теперь Франек нигде не работает. Я по-прежнему боюсь выходить из нашей квартиры. Франек выходит на улицы почти каждый день. Он по-прежнему единственный добытчик продуктов питания. Франек покупает на толкучке старую одежду или военную форму, ремонтирует и перешивает, придавая вещам совершенно новый вид. Моя забота – пороть все эти гадкие обноски. Переделки на той же толкучке можно перепродать или обменять на еду. Мы живём только за счёт предприимчивости Франека, других источников доходов у нас нет. Франек очень боится новой власти, он не рискнул бы к ним обратиться, если бы ему даже предложили работу. Ходят слухи, что коммунисты преследуют всех, кто трудился на немцев. Франек был простым портным на швейной фабрике, но никто не может знать: считают ли коммунисты сотрудничеством труд простых рабочих ради куска хлеба? Франек говорит, что десятки тысяч латышей, даже не сотрудничавших с немцами, испугались и ушли вместе с отступающей немецкой армией. Он тоже хотел бы уйти, но ведь теперь он в ответе и за мою жизнь. Он меня очень любит. Франек понимает, что я никогда не смогу уехать из Риги – я должна быть рядом со своими близкими. Как бы я хотела побывать на могиле своего отца в Шмерли. Мне очень хочется хоть что-нибудь узнать о маме и Фирочке, но это невозможно – просто не осталось никого, у кого можно было бы спросить…
Интересно, что многие латыши испытывают симпатии к советским оккупантам: некоторые даже служат в их красной армии. Командиром латвийских красных солдат является Артур Спрогис, его портреты часто появляются в новых газетах. Франек каждый день приносит в нашу квартирку коммунистическую газету на латышском языке «Советская Латвия», а я прочитываю её, от корки до корки – мне хочется понять, как относятся красные к евреям. Русские скоро разобьют немцев - бои уже давно идут на территории Германии. Присутствие русских в Прибалтике теперь навсегда. В газете я пока не встретила ничего, что говорило бы о плохом отношении русских властей к евреям. Совсем наоборот - в газете постоянно приводится информация о страшных зверствах фашистов. Газета напечатала ужасные данные – общее количество евреев, уничтоженных на территории Латвии, достигает 70 тысяч. В это невозможно поверить. Франек не верит газете. Он говорит, что любые оккупанты – это плохо для народа Латвии. Спасение народа и будущее Латвии - в независимости. А евреев коммунисты не трогают только потому, что их в Латвии больше не существует. Мы по-прежнему должны скрывать моё настоящее имя, мы не можем рисковать. Я теперь навсегда останусь сестрой Франека, Эльвирой Бунгардс. На самом деле мне уже всё равно, я уже давно перестала бояться. Я вообще не понимаю: почему я до сих пор жива? Я должна была уйти из жизни вместе со всеми…
1945, ноябрь, 22
Сегодня в газете появилась информация о начале Нюрнбергского процесса. У меня весь день хорошее настроение, но не потому, что судят главных нацистских преступников – никакой суд и никакое наказание не может даже сравниться с тем злом, которое успели натворить эти нелюди. Им отомстить невозможно. Важно другое: весь мир заговорил о преступлениях фашизма, как преступлениях против человечества в целом, впервые за всю историю, планы уничтожения одного народа названы тягчайшими и недопустимыми преступными намерениями против всех людей Земли. Фашизм признан преступной идеологией. Привлечены к суду высшие руководители немецкой армии и государства. А это, в свою очередь, означает, что ценой невероятных жертв нормальные люди поняли, что их равнодушие к геноциду любого народа обернётся в будущем новыми витками и новыми проявлениям геноцида. Ни один народ не застрахован от того, что именно он не станет следующей жертвой каких-нибудь новоявленных фашистов.
1947, август, 11
Оказывается, что в Латвии есть ещё евреи, которые, как и я сумели пережить четыре года войны. Каждому из них, конечно, помогали выжить латыши. В газете иногда публикуют истории этих выживших людей – одна невероятнее другой. Один простой, но по-настоящему великодушный человек, Янис Липке, ежедневно рискуя своей жизнью, всю войну укрывал пятьдесят евреев. Он – подлинный герой!
Мой Франек нашёл себе работу в ателье по пошиву верхней одежды, которое только недавно открылось в центре города. Он совершенно случайно встретил на толкучке своего друга ещё с довоенных времён их жизни в Каунасе – закройщика Бекериса, который уже пару месяцев работает в новом ателье, недавно открытом советскими властями. Арнольдас уговорил Франца не бояться новой власти и привёл к своему заведующему. Вот уже прошла первая неделя новой работы моего мужа. Клиентками Франека в основном являются жёны русских офицеров. Только у военных сейчас есть деньги, чтобы справить новое пальто или костюм. Уже на второй день работы с Франеком произошёл курьёзный случай – одна клиентка пришла в ателье, вырядившись в немецкую шёлковую комбинацию с кружевами. Эта женщина наивно считала, что она носит нарядное трофейное платье. Франеку было очень тяжело сдерживать смех, пока он снимал со своей клиентки все нужные размеры. Франек немного успокоился и почти не нервничает теперь. Он только продолжает панически бояться вызова в советские органы. Недавно он обзавёлся своим первым удостоверением работника новой власти: Франц Цезаревич Ковальский, Рижский комбинат бытовых услуг, ателье пошива верхней одежды N о1, должность – портной-закройщик верхней одежды.
Друг Франца – Арнольдас Бекерис живёт где-то в Юрмале. Франц мне рассказал, что у Арнольдаса есть свой собственный дом в глухом районе Юрмалы, где-то около Кемери. Туда даже доехать тяжело – нужно идти пешком целых двадцать минут от остановки пригородного поезда. Мой муж часто бывает у своего друга – у них какие-то дела, связанные с левым пошивом одежды. Подробности Франек никогда не рассказывает.
1947, сентябрь, Йомкипер
Сегодня еврейский религиозный праздник - день поминовения, покаяния и отпущения грехов. Этот праздник отмечают на десятый день месяца тишрей по еврейскому календарю. Мне пришлось высчитать этот день по обыкновенному календарю, начав от последнего праздника, когда мы ещё были вместе с мамой и Фирочкой. Я ничего не ем после вчерашнего захода солнца – соблюдаю пост. Бог всё равно не отпустит мне тяжёлый грех – я живу с мужчиной за то, что он спас меня от гибели и фактически полностью содержит. Богу угодно, чтобы люди были вместе только по взаимной любви. Сегодня мне очень важно, чтобы Франек не приставал ко мне со своей любовью. Евреям сегодня запрещаются половые отношения. С тех пор, как Франек стал работать и получать зарплату и чаевые от клиентов он очень заважничал – даже строит фантастические планы о нашем переезде в Юрмалу. Он тоже, по примеру своего товарища, хочет жить за городом, в стороне от людей. Франц очень хочет ребёнка. Он принуждает меня почти каждый день заниматься любовью. Он меня очень любит, он в состоянии часами целовать всё моё тело. Он говорит, что моё тело обладает необыкновенным запахом и всегда долго нюхает мои подмышки, когда мы укладываемся спать. Я привыкла к его ласкам и сама тоже хочу близости со своим мужчиной – это успокаивает мои нервы, я полностью, хоть на какое-то время, освобождаюсь от своего постоянного внутреннего напряжения. Но я совсем не хочу иметь ребёнка – моё дитя могут убить, если узнают, кто на самом деле его мать. А даже, если на одну минуту представить, что массового уничтожения евреев больше в мире никогда не случится, то всё равно мой ребёнок не будет счастлив. Мне нечего ему дать. Я не смогу быть настоящей матерью – я давно уже человекоподобный робот, моя душа умерла вместе с мамой и Фирочкой. У меня нет любви для Франека. Моё сердце высохло, как старый хлебный сухарь. Я не смогу найти в нём любовь для своего ребёнка.