— Звуки?

— Носом. Я думал, не вынесу. Представляю, каково спать с ним в одной комнате. Он же храпит, как свинья.

— А его и правда жена бросила через полгода после свадьбы.

— Если он тебе позвонит, что будем делать?

— Согласимся. Дадим ему выиграть тысяч двести-триста, и хватит с него. Пусть спасет свою честь и катится к черту.

Мы допили капуччино, вышли на улицу к лодкам и закурили. Светало. Скоро мы пойдем домой и ляжем спать, а через несколько часов я зайду в банк, обналичу чеки, и мы разделим выигрыш пополам.

Накануне мы с Джулией серьезно поругались. Она сказала, что больше так продолжаться не может и нам лучше расстаться.

Она думала, что я пойду на попятный. Надеялась, что я скажу: нет-нет, что ты, это просто неудачный момент, мы переживем его вместе, все наладится, и т. д. и т. п.

А я взял и согласился. Может, и правда так будет лучше. Я сказал это с удрученным видом, как того требовали обстоятельства. Она расстроилась, и меня начала мучить совесть, я хотел поскорее закончить этот разговор и уйти. Она смотрела на меня, не понимая, в чем дело. Я тоже смотрел на нее, но сам был уже далеко.

Я уже давно был далеко от нее.

Она начала тихонько плакать. Я сказал какую-то банальность, чтобы сгладить неловкость и смягчить боль разрыва.

Сев наконец на велосипед и отъехав, я испытывал только одно чувство — большое облегчение.

Мне было двадцать два года, и еще несколько месяцев назад в моей жизни ничего не происходило.

У Эудженио Финарди есть такая песня, про парня по имени Самсон, который играет в футбол как бог. У него зеленые глаза и смуглая кожа. И лицо человека, который не ведает страха.

Вылитый Франческо Кардуччи.

Знаменитый футболист, первый нападающий университетского чемпионата, кумир девчонок. А заодно, поговаривали, и их скучающих мамаш. Он был на пару лет старше меня и числился на заочном отделении факультета философии. Но я понятия не имел, сколько экзаменов ему осталось досдать, выбрал ли он тему диплома и все такое прочее.

Я много чего не знал о нем.

До той ночи в рождественские каникулы 1988 года мы редко виделись. Несколько общих друзей, пара футбольных матчей, случайные встречи на улице.

До той ночи 1988-го мы были едва знакомы.

Дома у одной девушки по имени Алессандра, дочери нотариуса, устроили вечеринку. Родители уехали в горы, оставив пустым свой роскошный дом. Мы пили, трепались, кое-кто курил в уголке траву. Но в основном мы играли в карты. Рождественские каникулы для многих означали бесконечный карточный марафон.

В гостиной стоял стол для баккара, а в столовой играли в железку. В других комнатах пили и курили. Обычная вечеринка, ничего особенного.

А потом мир, по крайней мере мой, неожиданно пришел в бешеное движение. Как космический корабль из мультика или фантастического фильма: на старте он получает ускорение, сверкая, взмывает в небо, чтобы в конце концов скрыться среди звезд.

Я спустил немного денег в баккара, а потом пошел туда, где играли в железку. Среди игроков был Франческо. Мне хотелось присоединиться к ним, но у меня не было ни гроша. Играли ребята моложе меня, у каждого — по пачке денег и чековая книжка. Мои родители давали мне триста тысяч в месяц, кое-что я зарабатывал сам уроками латыни. Меня привлекала мысль сыграть по-крупному (и, разумеется, выиграть), но я не мог себе этого позволить. Или мне не хватало смелости. А может, и то и другое сразу. Так что чаще всего я довольствовался простым наблюдением за чужой игрой.

По дому шаталось человек шестьдесят, в дверь все время звонили, и приходили новые гости — по одному или группами. Некоторых из них хозяйка даже не знала. На таких вечеринках это в порядке вещей. Завалиться ночью в незнакомый дом, поесть, выпить и уйти, ни с кем не прощаясь, — это было нашим главным развлечением в рождественские каникулы. Так делали все, и обычно не возникало никаких проблем. Я и сам вел себя так же.

Поэтому в тот вечер никто не обратил внимания на трех типов, которые шныряли по дому, не сняв верхней одежды. Один из них зашел в столовую, где играли в железку. Маленький, коренастый, коротко стриженный, с тупым и злобным выражением лица.

Он окинул быстрым взглядом меня и всех, кто стоял вокруг стола. Никто из нас не заинтересовал его, тогда он подошел к столу и заглянул в лицо игрокам. Сразу же нашел, кого искал, быстро вышел и через минуту вернулся с двумя приятелями.

Один из них был его укрупненной копией. Высокий, коренастый и тоже коротко стриженный. Не из тех, кто внушает доверие. Третьим оказался высокий и стройный красавец блондин, в чертах или выражении лица которого проступало что-то нездоровое. Он и заговорил. Примерно так:

— Ты, говнюк!

Все обернулись. Франческо тоже. Он сидел спиной к двери и только сейчас увидел их. Все переглянулись, пытаясь сообразить, кому это он. Потом Франческо встал и спокойно сказал блондину:

— Не делайте глупостей. В доме полно народу.

— Выходи на улицу, ублюдок. А то разнесем здесь все.

— Хорошо. Сейчас возьму куртку и выйду.

Все, кто находился в комнате и выглядывал из коридора, замерли от удивления и страха. Я тоже замер. Сейчас они выведут его на улицу, подумал я, и там убьют. А может, прикончат прямо на лестнице. Я почувствовал жуткое унижение. Наверное, именно так чувствует себя девушка, которую собираются изнасиловать. На какую-то долю секунды я с абсурдной отчетливостью представил себе эту картину.

Франческо подошел к дивану, где были навалены наши вещи, и я услышал собственный голос, но не узнал его — как будто заговорил кто-то другой.

— Эй вы, можно узнать, какого хрена вам надо?

Понятия не имею, почему я вылез. Франческо никогда не был моим другом и, насколько я его знал, вполне мог нарваться на что-нибудь в этом роде. Я до сих пор не знаю, что побудило меня вмешаться — невыносимое чувство унижения или что-то другое. В дальнейшем я называл это побуждение разными именами. Например, судьбой.

Все обернулись. Крепыш с тупой рожей подошел ко мне. Он подошел очень близко и, вытянув шею, придвинул свое лицо к моему. До меня даже долетел ментоловый запах жвачки у него изо рта.

— Не лезь не в свое дело, козел, а то и тебя по стенке размажем.

Крутой, ничего не скажешь.

Мое тело отреагировало так же, как до этого заговорил голос — само собой. В каком-то смысле это действовал не я. Я опустил голову, как будто собирался отбить мяч и послать его прямиком в ворота, и врезал ему головой.

Из носа у него сразу хлынула кровь, и он настолько обалдел, что никак не отреагировал, а я вдарил ему коленкой в пах.

Мои воспоминания о том, что случилось потом, обрывочны, я вижу их отдельными кадрами замедленной съемки. Вот Франческо бьет здоровяка стулом. Вот карты разлетаются по комнате. Вот заходит кто-то из коридора и бросается в центр свалки.

Любопытно, что я совсем не помню звуков, как будто смотрю немое кино в жанре сюр. В одном из эпизодов со стола падает лампа и разбивается вдребезги — совершенно бесшумно.

Мы вышвырнули их вон, всех троих. В доме воцарилась странная неловкость. Кое-кто из присутствующих или знал, или догадывался о причинах этой карательной экспедиции, завершившейся провалом. То есть знал или догадывался, что натворил Франческо.

А вот о том, какое отношение имел ко всему этому я, не знал никто. И даже не догадывался. Никто и представить себе не мог, что я способен на подобное. Все принялись обсуждать происшествие, кучкуясь по углам, но стоило мне приблизиться к шепчущимся, как они мгновенно замолкали. Я неприкаянно шатался по дому. Уйти сразу казалось неприличным, вот я и тянул время.

Я так и не понял, что я сделал, а главное почему. Я думал о том, что сломал ему нос. Блин, я сломал ему нос. Какая-то часть моего «я» пребывала в шоке от жестокости, на которую я оказался способен, зато другая позорно ликовала. Народ начал потихоньку расходиться. Ясное дело, после вторжения чужаков игра не возобновилась. Я решил, что пора уходить, тем более что на вечеринку я явился в одиночестве.