Если бы кому-нибудь пришла в голову мысль покопаться в старых номерах когда-то популярного журнала ”Нива”, то в одном из них - за 1897 год, он бы обнаружил рисунки только что выросшего в центре Москвы величественного здания. Оно производит внушительное впечатление своими мраморными колоннами, украшающими все восемь его этажей широкими окнами и балконами, с искусной вязью оград. По тем временам оно считалось большим и было одним из самых богатых, построенных в столице за последние годы девятнадцатого века. Таким и полагалось быть месту пребывания второй по величине в империи страховой компании, стремившейся стать первой.

Восемь лет назад, когда прибыль страхового общества "Россия” превысила два миллиона золотых рублей, владельцы общества, принадлежавшие к старинному московскому купечеству, решили, что пора расстаться со старым помещением на Варварке. Был куплен участок земли на вершине холма на углу Мясницкой и напротив Владимирских ворот. И вот теперь, весной 1897 года, цвет Москвы собрался на открытие нового здания страхового общества ’’Россия”. Среди гостей был и министр финансов, будущий премьер, С. Витте.

* Когда была перерезана ленточка, гости прошли в просторный внутренний двор. Они с восхищением оглядывались вокруг.

Особый интерес вызывали огромные, высотой в десять метров, чугунные с замысловатым орнаментом ворота с золотой буквой ”Р” на черном щите.

- Наш символ! - с гордостью заметил один из владельцев, указывая на щит.

- Да, такие ворота, если захлопнутся — пиши пропало, - осененный необъяснимым предчувствием, промолвил гость с бокалом шампанского в руках. Это восприняли как шутку, над которой следует посмеяться. Ну кто в лом дворе, среди лих обряженных в крахмальные манишки, роскошные бобровые и соболиные шубы, легко попивающих и легко льющих рекой дорогое шампанское господ, мог вообразить, что всего через каких-то два десятилетия многие из них окажутся вновь в лом дворе и что железные ворота с великолепным орнаментом захлопнутся за ними навсегда?

...Разве можно поверить в это посреди веселья, когда жизнь кажется такой легкой и безмятежной?

А пока звучит музыка, носится в весеннем небе аромат стоящих немалые деньги сигар и духов, сверкают бриллианты, среди которых, возможно, есть и те, что сыграют свою роль в жизни людей, которым суждено будет править страной, где неоспоримыми хозяевами чувствуют себя сегодня приглашенные на торжество.♦

Минет 85 лет, и в Москве произойдет кража, о которой будут говорить повсюду. Среди украденных драгоценностей окажется и колье, некогда бывшее собственностью родовитой русской семьи. Сыщиков пошлют по следу. Но того, кто пошлет их, меньше всего будут интересовать старинные бриллианты... Колье станет оружием, с помощью которого будут пытаться свергнуть правителя страны, которая к тому времени перестанет называться Россией.

Все это еще впереди. До этого еще десятилетия, а пока следует опять обратиться к тому, что писала ’’Нива”.

Рассказывая о торжестве, журнал заметил, что сооружение такого здания прокладывает новые пути в архитектуре, что несомненно сделает имя Лубянки известным не только в России, но и далеко за ее пределами. ’’Нива” не могла и предполагать, насколько она оказалась права в своем пророчестве.

Открытие новой резиденции страхового общества ’’Россия” не осталось незамеченным, но мало кто обратил внимание на то, что примерно в то же самое время некий симбирский дворянин и помощник присяжного поверенного по имени Владимир Ильич Ульянов выехал из Санкт-Петербурга к месту своей ссылки, в село Шушенское.

Ему совсем неплохо живется здесь, в этом селе неподалеку от Минусинска. Своей матери он пишет: ”Шу-шу-шу... я называю в шутку место окончательного успокоения... Шу-шу-шу — село недурное.

Невдалеке есть лес... река Шушь течет около самого села... На горизонте - Саянские горы или их отроги... Значит, и по части художественной кое-что есть, и я недаром сочинял еще в Красноярске стихи: ”В Шуше у подножья Саяна...”, но дальше первого стиха ничего, к сожалению, не сочинил.”

Те, кто встречался с ним в то время, отмечают его необщительность, чрезмерную сдержанность, сухость и надменность в обращении. В 22 года он отговаривает товарищей от участия в сборе денег пострадавшим от голода. Он доказывает, как пишет Давид Шуб, что „голод играет прогрессивную роль, поскольку он заставляет крестьян задуматься о том, что из себя представляет буржуазное общество”. Вскоре он приобретает чемодан с двойным дном, в который помещает запрещенную литературу. За перевозку этой литературы он и получил три года сибирской ссылки.

Появление на подмостках истории этого человека с монгольским разрезом глаз служило признаком грядущей опасности. В мир вступал политик нового типа: профессиональный революционер тоталитарного толка. Как и возникавшие за несколько веков до того на краю степи конные фигуры его предков говорили о скором приближении орды, так и он предвещал наступление разрушительной бури. Но как и на всадников с колчанами стрел за спиной никто не обращал внимания, пока не накатывался ордынный шквал, так же мало кто обратил внимания на то, что на самом деле представлял собой этот проповедовавший любовь к человечеству сибирский ссыльный. Стоит, однако, пристальнее взглянуть на то, какой была эта его любовь к человечеству. Потом его наследники тоже будут много говорить об этом, они тоже будут выступать в роли борцов за счастье людей.

У Ленина, как свидетельствуют факты, любовь к человечеству носила абстрактный характер. Он, возможно, готов был любить человечество, но очень редко людей. Особенно тех, кто был рядом. Он любил дальнего. Он не принял, несмотря на получаемую им из года в год в гимназии пятерку по Закону Божьему, заповеди Христа о любви к ближнему. Было ли лицемерие чертой его характера уже тогда, когда он был гимназистом? Как пишут знавшие его, в окружавших его он видел не личности, а лишь проводников своих идей. С этой точки зрения он и оценивал их. Невозможно назвать ни одного человека, с которым он бы сохранил дружеские отношения. Друзей у него практически не было. Он готов был гладить кошечек, но человеческая жизнь для него мало что значила. Его последователь Гитлер в этом отношении пойдет еще дальше. Уничтожая миллионы людей, он, однако, озаботится судьбой собак и создаст даже пост специального уполномоченного по их охране.

Пребывание в Сибири, при всех разговорах „о части художественной”, облагораживанию его характера не способствовало. Однако он, по-видимому, решил, что для удобства будущей революционной жизни необходимо обзавестись женой. Девица Крупская, с которой он познакомился в Петербурге, согласилась на его предложение. В „Шуше у подножия Саян” она стала его женой. Из ее воспоминаний мы узнаём, как им жилось там.

’’Владимир Ильич за свое ’’жалование” - восьмирублевое пособие - имел чистую комнату, кормежку, стирку и чинку белья -и то считалось, что дорого платит. Правда, обед и ужин были простоваты - одну неделю для Владимира Ильича убивали барана, которым кормили его изо дня в день, пока всего не съест; как съест — покупали на неделю мяса, работница во дворе в корыте, где корм скоту заготовляли, рубила купленное мясо на котлеты для Владимира Ильича, тоже на целую неделю. Но молока и шанег было вдоволь и для Владимира Ильича, и для его собаки... Так как у Зыряновых мужики часто напивались пьяными, да и семейным образом жить там было во многих отношениях неудобно, мы перебрались вскоре на другую квартиру, полдома с огородом наняли за четыре рубля. Зажили семейно... Вначале случалось, что я опрокидывала ухватом суп с клецками, которые рассыпались по исподу. Потом привыкла...”

Крупской приходилось стряпать, переписывать главы ’’Развития капитализма в России”, помогать Ленину переводить немецкие брошюры. После работы они ходили гулять.

’’Владимир Ильич был страстным охотником, завел себе штаны из чертовой кожи и в какие только болота не залезал. Ну, дичи там было!”

Была у Ленина возможность применить к делу и свои юридические познания. Он завел у себя бесплатную юридическую консультацию, и к нему стали приходить поселенцы со всей округи. Это, кстати, давало ему возможность изучать сибирскую деревню.