Вообще-то оленькина история может и не относиться к делу. Например, это злая шутка одной из ее подружек.

Нет, что-то много совпадений получается. Да, говорят, что идеальное убийство — это спонтанное использование сложившихся обстоятельств. Но, если все случайно сложилось, мы не выясним, в чем дело, если не никогда, то по крайней мере до приезда американцев точно. Времени мало. Придется исходить из того, что в событиях есть логика.

А не могла ли Оленька все придумать? Никто ей ничего не сообщал, все вранье. Ага, а она сама — не Оленька, а Сара Бернар и Фаина Раневская в одном флаконе. Так, значит, еще один вопрос для Ланки — был ли звонок непосредственно перед тем, как Оленька кинулась отпрашиваться. Но что бы там ни было, а Оленька как минимум знала, что в студии никого не будет.

Или нет? Про отсутствие бухгалтерши, конечно, знала, а про Ланкины планы? Вот еще один вопрос: говорила ли Ланка Оленьке о том, что собирается уходить «до завтра»?

Как ни крути, Оленька — подозреваемый номер один. Кроме нее о том, что в студии пусто, железно знала только сама Ланка. Ее приятель, скорее всего, в такие мелочи не вникает. Лариса Михайловна? Могла бы знать, но вряд ли Ланка докладывала ей о своих личных планах, а уж об оленькином «побеге» и вовсе.

Ну и, конечно, есть некоторое количество людей, которые могли, во-первых, знать график работы Ларисы Михайловны, во-вторых, догадываться — а то и знать — о Ланкиных планах на этот вечер, в-третьих, позвонить и удалить из студии Оленьку. Но у этих «некоторых» должны быть ключи. И конечно, одним из этих некоторых — при наличии соответствующих причин — вполне могли бы оказаться и Лариса Михайловна, и Ланкин приятель, и кто-то из его окружения, и кто-то из Ланкиных заказчиков или конкурентов.

Правда, Лариса Михайловна в нужное время была на своей основной работе — интересно, а далеко ли ее «основная работа» от студии, рабочий-то день у нас до шести бывает или даже до пяти. А Максим Ильич был с Ланкой от обеда и далее, что обеспечивает ему железобетонное алиби. Правда, в детективах убийцей всегда оказывается именно обладатель железобетонного алиби…

А вот лично у меня никакого алиби на вечер пятницы как раз нет!

Список опять начал расползаться. Дабы поставить в размышлениях хоть какую-то точку, я позвонила Ланке. Результаты, увы, не ошеломляли. О своем намерении отдохнуть Ланка сообщила Оленьке еще в четверг — а вдруг кто пожелает съемку заказать, так чтобы сразу на выходные или на следующую неделю записывались. Причем сообщила в присутствии Ларисы Михайловны.

Звонок, после которого Оленька кинулась спасать личное счастье, действительно был, номер, к сожалению, не определился. Оленька сразу переменилась в лице и, едва положив трубку, кинулась отпрашиваться. А поскольку она все же не Сара Бернар, видимо, все было именно так, как она рассказывает.

Значит, звонок был либо чьей-то шуточкой, либо и в самом деле инструментом. Воспользоваться «инструментом» мог кто угодно, Оленька жаловалась на свои беды всем подряд, о ее личных делах могло знать полгорода — только не ленись слушать.

Максиму Ильичу бухгалтерский график работы был по некоторым причинам отлично известен, а про очередной оленькин взбрык Ланка рассказала ему непосредственно при встрече.

Ключей она никогда не теряла, и вообще нынешняя ситуация — это единственный раз, когда ключи от студии выдавались посторонним (и то — официальным лицам). Дверь запирала — абсолютно наверняка, да это и не имеет принципиального значения, поскольку с утра дверь была заперта. А замок старый, не английский, без ключа не закроешь и, что еще важнее, не откроешь. То есть, наверное, при наличии определенных навыков, наверное, и откроешь, и закроешь — но эксперты ясно сказали, что пользовались не отмычками, а родным ключом.

Уже собираясь положить трубку, я вспомнила, что хотела поинтересоваться основным местом работы Ларисы Михайловны. Место оказалось неподалеку от ДК, но…

— Зачем тебе? — тут же спросила Ланка. — Ее все равно там в пятницу не было.

— А где же она была? — тупо удивилась я. Воистину тупо — мало ли где может быть хотя и не слишком юная, но и не старая привлекательная дама в конце теплого майского дня да еще и в пятницу.

— Она меня в четверг предупредила, что если вдруг что понадобится, то до понедельника. С утра она собиралась к зубному, потом на дачу.

— На свою?

— Привет, — хмыкнула Ланка, — откуда я знаю, не настолько мы с ней близки, чтобы о личных делах докладывать. Обсуждаем только то, что имеет отношение к работе.

— А ее стоматолог имеет отношение к работе? — это я так попыталась съязвить, но неудачно.

— Более-менее. Мне могла потребоваться очередная консультация по проекту. Кстати, я действительно собиралась поработать с документами, а когда Лариса сказала, что ее не будет, подумала — вот и повод устроить себе небольшой праздник, плюнуть на все дела и отдохнуть. Как раз Максим Ильич из командировки возвращался.

— Ну, значит, спасибо ее стоматологу за твою веселую жизнь, — констатировала я. — Ты, случайно, не знаешь, где она лечится?

— Случайно знаю, в «Улыбке».

«Улыбка» мне была известна. Еще бы — классная клиника, если и не «самая» в городе, то уж как минимум «одна из». Я делала для них кое-какие рекламные тексты и даже рисовала эскизы для логотипа, а Ланка, кажется, в то же время фотографировала директорских детишек и еще кого-то — для плакатов «Улыбайтесь с нами!»

Вообще-то при таком раскладе добавляются еще и знакомые, даже дальние, Ларисы Михайловны, особенно если они вместе работали. Если Лариса Михайловна собиралась к зубному и даже отпросилась с работы, злодею оставалось лишь выяснить планы Ланки — что нетрудно было узнать, например, у Оленьки — и удалить с места будущих событий саму Оленьку.

Господи, как все это сложно! Лучше уж проблемы дорожного строительства, честное слово!

7.

Давайте радоваться нашим успехам так, словно они есть.

Виктор Степанович

По прошествии трех дней ситуация продолжала «висеть» — ни туды, ни сюды. То есть, события, конечно, происходили, но все какие-то не те — пользуясь шахматной терминологией, возле доски, а не на ней.

Столбик термометра понял, что ему наверху хорошо, и опускаться не собирался. Кактус согласился, что подоконник ничем не хуже родной пустыни, и родил бутончик, хотя и не рекордных размеров, но зато абсолютно потрясающего оранжево-алого цвета. Таракан Бенедикт на жару реагировал исключительным повышением жизненного тонуса. Он, кажется, решил, что нехватка у меня конечностей и антенн не есть препятствие для контакта, и повадился сидеть на краю стола, поворачивая туда-сюда голову — наверное, чтобы лучше меня рассмотреть — и поводя усами — не иначе, подавал сигналы. Сигналы я принять не могла из-за отсутствия нужных органов, но Бенедикт не отчаивался. Даже кофе начал употреблять. А ведь раньше терпеть его не мог. Лужицу пролитого кофе огибал по широкой кривой, чтобы даже толика мерзкого запаха не коснулась… интересно, чего? Ноздрей-то у тараканов нет. По-моему.

У Санечки, двуногого редакционного справочника «Кто есть Кто в Городе», по случаю жары обнаружился сдвиг крыши: информацию об окружении Большого Ланкиного приятеля Саня выдал мне совершенно бесплатно. Безвозмездно, то есть даром, как говорила Сова. Явление настолько невероятное, что один из наших репортеров даже прошелся на тему теплых чувств, якобы питаемых Санечкой к моей скромной персоне. Шутка звучала не слишком аппетитно, юношу оправдывало лишь то, что был он молод и восторжен, работал в «Городской Газете» недавно и не успел еще осознать, насколько несовместимы Санечка и теплые чувства. Ненаглядный наш паучок, скорее всего, учуял в моих расспросах намек на возможность скандала, вот и расщедрился.

Особого толку из информации, правда, не вышло. Я ее, конечно, использовала, потыкала палкой в муравейник, но сколько-нибудь ощутимых результатов не наблюдалось. Во всех детективах пишут, что если палкой в муравейник потыкать, злодей, что там сидит, непременно начнет совершать какие-нибудь действия, тут-то мы его и обнаруживаем. Увы. Либо детективы преувеличивают хрупкость злодейской нервной системы, либо я тыкала не в тот муравейник.