Могла бы, впрочем, и не утыкаться, могла бы развесить уши на спинке дивана, могла бы даже расстелить их на столе — это ничего не меняло. По-моему, собеседники разговаривали на суахили. Или на гуарани. Хотя, пардон, гуарани — это, кажется, какие-то деньги. В общем, содержание беседы было явно не по моим мозгам.

Через четверть часа Игорь Глебович повесил трубку и повернулся ко мне:

— Удивительно, насколько женщины склонны себя недооценивать. По моему скромному разумению информация о том, что Лана Витальевна ничего не понимает в бухгалтерии, сильно преувеличена, — он слегка склонил свою красивую голову набок и улыбнулся. Слегка. — Говорят, скромность — главное украшение женщины, но это глупо, вам не кажется? Или по меньшей мере несправедливо.

— Зато очень удобно для половины человечества, — высказала я свое тоже давнее убеждение.

— Да. Возможно, вы правы, — согласился Игорь Глебович. — Но не думайте о мужчинах так уж безжалостно. Среди нас, знаете ли, иногда попадаются вполне приличные экземпляры, — он опять улыбнулся. — Сейчас вы проводите меня до студии, я посмотрю документацию, архив, позвоню кое-куда, ну да, это моя кухня. И завтра-послезавтра смогу уже вполне аргументированно ответить на ваши подозрения.

Господи, страшно подумать, какой гонорар заплатит ему Вячеслав Платонович! Воистину, среди мужчин и вправду встречаются удивительные экземпляры.

14.

В молодости я был красивым блондином высокого роста…

Не то Борис Абрамович, не то Роман Абрамович

Игорь Глебович просидел в студии остаток пятницы и большую часть субботы. Свой вердикт он вынес спустя примерно сутки после первой нашей встречи. Я не поняла из вердикта практически ничего, Ланка, по-моему, — половину. В переводе на общеупотребимый язык все это означало примерно следующее: счетами и реквизитами студии, безусловно, пользовались, суммы, проходившие «слева», на порядок, а, возможно, и на два превышают весь студийный бюджет — тут Ланка мечтательно протянула:

— Нет бы поделиться…

Редкий специалист мрачно подытожил:

— Вот три фирмы, с которыми у вашей студии, наблюдалось… м-м… активное взаимодействие, хотя вы, Лана Витальевна, об этих фирмах даже не слышали, — Игорь Глебович вздохнул. — С достаточно высокой долей вероятности могу предположить, что изрядная часть денег перекачивалась из бюджета — районного, городского или областного, — очередной вздох был тяжелее тонн на десять. — Но все это, дорогие мои, совершенно недоказуемо. Мне очень жаль, что я не смог помочь, — он снова вздохнул. — Единственное, что может порадовать, — лично у вас ничего не украли, и, кроме того, я готов гарантировать, что «левые» операции свернуты, так что вашему американскому контракту даже теоретически ничего не угрожает.

— Да? — хором, но, в общем, довольно уныло обрадовались «дорогие». Если бы этот бухгалтерский клубок выкатился к нашим ногам недели две назад — да, неплохо. По крайней мере для Ланки. Но две недели назад никакие подозрения ни Ланкину, ни тем более мою душеньку не тревожили. И сейчас консультация нам понадобилась отнюдь не из опасений, что контракт может сорваться. Вопрос «при чем тут Лариса Михайловна» вырос из результатов идентификации пальчиков на ключике. А ответ получился совсем не тот, что ожидался. Ну да, действительно, «при чем», и что дальше? История, выглядевшая если не ясной, то по крайней мере вполне простой, запутывалась прямо на глазах у изумленной публики.

— Лан, когда ты вообще его в последний раз видела? Ну, не мог он переместиться раньше?

Ланка, конечно, сразу поняла, что я про ключ, и ответный взгляд был исполнен явного неодобрения. Ужасное хамство — разговаривать в присутствии третьего лица о вещах, этому третьему неизвестных. Впрочем, Игорь Глебович отреагировал, как полагается воспитанному человеку, — то есть никак. Не слышал он, понимаете ли, ни моего вопроса, ни ее ответа.

— Мог, наверное. Я же не проверяю каждый день, где что лежит.

Ага!

— Игорь Глебович! А можно определить, когда всю эту «левизну» свернули?

Он ответил, не раздумывая, но каждое слово тянул вдвое дольше, чем требовалось:

— Сворачивали в несколько этапов. Поэтому только на уровне предположения, хотя и довольно весомого. Сами по себе финансовые операции прекращены неделю, две, три, максимум месяц назад. Я сказал бы, недели две всего вероятнее, — «специалист» подумал и добавил, — по совокупности обстоятельств.

— Обстоятельств — это прелестно, — констатировала я без особой радости. — А скажите, насколько сложно, ну, использовать какую-нибудь фирму для… ну, для подобных манипуляций?

Игорь Глебович хмыкнул:

— Вы знаете, Рита, что о вашей способности трансформировать безнадежные тексты в нечто вполне приятное ходят почти легенды? Скажите, вам это легко? Здесь то же самое. Если знать — как, совершенно ничего сложного. Правда, — он опять хмыкнул, — чтобы знать — как, надо быть профессионалом.

Когда тебя вот так вот «случайно» обзывают профессионалом — это греет душу. Но увы, мысли мои в этот момент были заняты совсем другими материями, так что комплимент остался неоцененным.

— Не о том речь, Игорь Глебович, — я махнула рукой. — Что профессионалом — это понятно. Но любую ли фирму можно таким образом использовать? Грубо говоря, если одни ножницы сломались, легко ли им подобрать замену?

— Нет, — бросил «редкий специалист».

— То есть, если любимые ножницы ломаются — это ощутимая потеря?

— Конечно, — он пожал плечом, подчеркивая очевидность вывода. — Суммы проходили по Городским масштабам весьма приличные. Правда, я не могу судить о чужих планах, но… Если бы я проводил такие манипуляции, я очень постарался бы, чтобы ножницы остались целы, — он усмехнулся. — Кстати, а почему именно ножницы?

Я кивнула в сторону стола. Ножницы, правду сказать, просто оказались первым предметом, попавшим в поле моего зрения. Ну да, леший с ними, с ножницами. Получается, что если мы искали человека, которому сильно мешала перспектива грядущего сотрудничества с американцами — так мы его, то есть ее, считай, нашли. Лариса Михайловна, выходит, была прямо-таки кровно заинтересована в том, чтобы студийная документация оставалась в ее полном распоряжении, недоступная постороннему глазу, а значит, в том, чтобы никаких американцев тут и близко не стояло. Это вам не какая-нибудь зависть, тут деньги — стимул вечный и едва не самый сильный.

Прелестно. И пусть мне теперь скажут, каким боком сюда затесалась неудавшаяся модель, злая на весь белый свет и нацеленная на перспективное замужество. И, кстати, как бы исхитриться и выяснить у очаровательной Натали — кто же все-таки был избранником Светы? Или — хотя бы — о ком, «упакованном», она предпочла ничего не говорить?

И ужасно хочется, чтобы Кешка еще какой-нибудь информации в Лидусином дворе накопал. Погода хорошая, детишек гуляет много, да не может быть, чтобы никто так и не видел, как девушка Света покидала гостеприимный Лидусин дом. Не на автобусе же она до Дворца добиралась, не тот персонаж. Да и не царское это дело — на автобусах ездить. И… не могла ли она в промежутке с кем-то встретиться? Или все-таки уже в студии?

— Эй, Ритуля, ты где? — Ланка щелкала пальцами перед самым моим носом.

— А… Извини, задумалась.

— Задумалась она! Игорь Глебович нас приглашает поужинать.

— В качестве компенсации за скромные результаты частного расследования, — пояснил гость. — И вы отдохнете, и мне веселее. Посидим тихонечко где-нибудь на набережной…

Та-ак. По-моему, Лана Витальевна заполучила очередного поклонника. Или я ничего не понимаю в жизни вообще и в мужиках в частности. Только где это он субботним вечером да по такой погоде на набережной собрался найти тихое место? Там сейчас из репродукторов гремит по три-четыре шедевра современной «музыки» одновременно, разгоряченная толпа бродит прямо по ногам, а каждые двадцать минут очередной персонаж, теряющий ориентацию в пространстве, норовит усесться к тебе на колени.