Закрыв глаза, я представила челышовский дом…

Нет, перепутать подъезды дитя не могло, а вот я, оказывается, прозевала кое-что немаловажное. Никуда не денешься, придется звонить Ильину, просить данные на пять квартир — с шестого по двенадцатый этаж — те, что над и под челышовской.

Ильин, однако, куда-то пропал. Ни один телефон не мог ответить мне ничего вразумительного, все только пытались меня допросить — кто такая, да по какому делу. А Никиты Игоревича, извините, нет, и неизвестно, когда будет. Прямо Ливингстон, затерянный в дебрях Африки, или Джеймс Кук, растворившийся в толпе гостеприимных туземцев. Может, его — Ильина то бишь — тоже съели? Начальство, к примеру? А что, начальство — оно такое… Когда они не в духе, любой Хичкок отдыхает. На одном курорте с Фредди Крюгером.

Хотя Никитушка тоже… не Бэтмэн, конечно, но и не младенчик беспомощный. Посмотрела бы я на тех, кто попытается его съесть… В лучшем случае подавятся. Но куда же он подевался?!

От неопределенности я обгрызла все углы в квартире и начала, как Пенелопа, распускать балконный коврик. К полезным деяниям следовало отнести внеплановую генеральную уборку — мало того, что навела порядок и отчистила, наконец, сковородки — вдобавок еще нашла любимую питерскую зажигалку с карабинчиком и цепочкой, чтобы к поясу цеплять. Несмотря на такие предосторожности, она давным-давно пропала из виду, а обнаружилась в ящике для овощей, под некондиционной картошкой.

Занятно, хотя и не рекорд. Рекорд был, когда я как-то раз нашла лучшие свои ножницы — числившиеся во всеквартирном розыске уже третью неделю — в морозилке. Долгие попытки реконструировать ситуацию привели к созданию примерно следующего сюжета: полезла я в холодильник, вероятно, за рыбой, заранее приготовив ножницы для обрезания плавников, в этот момент зазвонил телефон… Далее ясно.

Зажигалка опять свернула ход моих мыслей в направлении, о котором я старалась забыть, а восторг от ее обретения наполнил душу жаждой общественно-полезной деятельности. Никита пропал? Ну и… сами с усами. Ежели съели, значит, съели. А Стэнли из меня все одно не выйдет. Никуда не денешься, придется по квартирам самой походить.

Пожелав — мысленно — Никите Игоревичу всяческой удачи, я вдумчиво поглядела на удостоверение, коим он меня снабдил для визита к тогда еще живому Гордееву… На всякий случай, если красных корочек с надписью «ПРЕССА» бдительному пенсионеру покажется недостаточно.

Ну, будем надеяться, что и сейчас обойдется. Не дай Бог кому-то вздумается позвонить в УВД, а там сильно удивятся незнакомому сотруднику. Впрочем, об этом пусть у Ильина голова болит. Когда он вместе со своей головой объявится. Главное — уверенный, даже самоуверенный вид, тогда никакое удостоверение вообще не понадобится.

И хватит уже разглагольствовать, пора двигаться! Хоть куда-нибудь.

26. Т. Х. Морган. Повелитель мух.

На двенадцатом этаже, в квартире напротив «прекрасной цветочницы» и над челышовской, угрюмого вида дядька в драных фиолетовых трениках мрачно заявил, что красть у них нечего, но на лоджию пустил без возражений. Даже помог — для убедительности — сдвинуть ящик с какими-то железками, угнездившийся на крышке интересующего меня люка. Одна бы я ни в жисть не справилась — ящик, похоже, прирос к полу. А люк наверняка не открывали с самой постройки дома.

Квартира под челышовской, на десятом этаже, стояла непрошибаемо безмолвная. После пятиминутного трезвона из двери напротив высунулась внушительная тетя в трикотажных шортиках и безразмерной футболке, которой — и тети, и футболки — хватило бы на четверых таких, как я. С доброжелательностью экскаватора и доходчивостью электродрели она начала допытываться, кто я такая, чего трезвоню, и вообще, сейчас, мол, в милицию позвоню. Я вежливо объяснила тете цель своего похода и приготовилась предъявить «ильинское» удостоверение, но не понадобилось. Не то вид мне удалось сделать достаточно уверенный, не то внушительная формулировка «профилактика квартирных краж в соответствии с постановлением правового комитета при городской администрации» ее убедила — но тетя сменила гнев на милость и сообщила, что соседи появляются раза два в месяц, проверить, все ли в порядке, а сами не живут, а если очень надо, так она передаст все, что нужно. Я записала ей телефон ближайшей библиотеки — никакого другого в голову не пришло — и пообещала зайти дня через два.

Больше всего я боялась, что тетя удивится, почему это я проверяю по одной квартире на этаже и не делаю попыток позвонить к соседям. Не дожидаясь, пока эта странная избирательность ее насторожит, я двинулась вниз. На прощанье она посоветовала мне в нижнюю квартиру не ходить, «там Санька живет, у него красть нечего, одни тараканы, только обматерит, да и стукнуть может, если чего помстится, да и дружки у него такие же».

Судя по двери, «мстилось» хозяину квартиры на девятом нередко. Кто бы мог подумать, что из самой обыкновенной двери можно сотворить Такое! Многообразие творческих приемов, которые применялись при создании находившегося передо мной произведения урбанистической живописи, производило впечатление неслабое. В душе цвел трепет восхищения, смешанного отчасти с ужасом. Передо мной «сиял» разноцветьем готовый экспонат для музея «Бытовые источники художественных традиций русского народа». Не дверь, а летопись. «Повесть временных лет». На выставке «Абстракционизм как зеркало российского менталитета» за такую дверь отдали бы целое состояние. Специалисты с пеной у рта спорили бы о роли прокисшего кетчупа и кислой капусты в достижении единой славянской гармонии, а коллекционеры били бы друг друга по головам толстыми бумажниками и платиновыми кредитными картами, борясь за право обладать шедевром.

Но я, к счастью, не коллекционер и тем более, не специалист. Мой неискушенный глаз определял — и то не слишком уверенно — не более трех-четырех компонентов из тех двух-трех десятков совершенно неаппетитных жидкостей, которыми поливалась эта дверь. Тем более что некоторые «мазки» поражали — м-м… как бы это поточнее выразиться… с точки зрения анатомии было не совсем ясно, как их вообще можно было произвести. Если же отвлечься от красочного слоя и сосредоточиться на результатах механических воздействий — ну, простите, я не отличу след от удара пивной бутылкой от следа газового ключа. Лучше умолкнуть и оставить это пресловутым специалистам.

Звонок, естественно, не работал. Собственно, его вообще не было. Даже проводочков не торчало. Но за дверью явственно слышались голоса. Я осторожно — очень осторожно! — постучала. Ответа, как и можно было ожидать, не последовало. Я постучала чуть сильнее. Потом еще. На четвертый раз дверь подалась.

Голоса — теперь было ясно, что они доносятся справа — стали громче. Нестерпимая кисло-сладкая вонь, ударившая мне в ноздри, и тучи мух, с диким жужжанием заполнявшие то, что играло роль воздуха, заставили отшатнуться. Но… Квартира с хозяином-алкоголиком, тем более в такой стадии — лучшего «черного хода» и представить себе нельзя. Ох, как сейчас меня тут треснут по кумполу… Я стиснула зубы и шагнула внутрь.

Голоса происходили из сетевого радиоприемника, но это я поняла позже. Значительно позже.

Желудок у меня крепкий. Обычно я этим горжусь, а вот теперь пожалела. Тошнота накатывала сильно и безрезультатно. То, что лежало посреди кухни, судя по запаху и количеству мух, находилось здесь никак не меньше двух суток. Может, и больше, я не эксперт. А термометр последние три дня бил под тридцать.

Черт бы побрал этого Ильина!

Прижмурившись, вдоль по стеночке я добралась до балконной двери. Вышла. По «пожарной» лесенке — тот самый архитектурный элемент, который я вначале прозевала — поднялась выше, толкнула люк верхней лоджии… Он открылся легче, чем пивная бутылка. Ни стука, ни скрипа. Вылезла на лоджию, про которую тетя в шортиках сказала «не живут», поднялась по их лесенке. Люк челышовской лоджии открылся так же легко, но только на пару дюймов, и дальше подниматься не хотел — чего-то на нем тяжеловатенькое стояло. Для меня, то есть, тяжеловатенькое. Нормальному мужику не только открыть, но и закрыть люк прямо с грузом на крышке было бы несложно. При некотором усилии, конечно, я тоже могла бы его открыть и вылезти наверх, но делать этого не стала — путь явно существовал, а проверять, чего там сверху навалено, не хотелось, очень желудок протестовал. Я согласилась с его доводами и спустилась вниз. О Господи! Сейчас ведь опять придется проходить мимо «этого»…