Нет, все-таки личная заинтересованность на скорости соображения сколько-нибудь серьезно не сказалась. Думал господин адвокат не больше полминуты.

— Не было. Да… Пожалуй… Если посмотреть на события под таким углом… Действительно странно. Вы полагаете, что… — теперь пауза длилась аж целую минуту, но прерывать ее и выкладывать свои соображения по этому поводу мне что-то не хотелось, пришлось господину адвокату самому изобретать безобидную формулировку, — что события не совсем таковы, какими выглядят?

— Или, проще говоря, Дина отнюдь не пыталась покончить с собой? — сердито буркнула я. — Да ничего я не полагаю. Только одно с другим не вяжется. Хотя, конечно, человек — существо на редкость разнообразное. За какие-нибудь десять минут у него, бывает, жизненные планы меняются прямо-таки радикально. Со всеми вытекающими последствиями. Впрочем, извините за лирическое отступление, давайте по делу. Складывается у меня странное впечатление, что кто-то усиленно старается убедить нас — или соответствующие органы — что смерть Челышова все же на дининой совести, а попытка самоубийства — прямое признание вины, ибо должно свидетельствовать об угрызениях этой самой совести. Или, если хотите, вот вам другая версия: попытка самоубийства — результат разочарования в том, кого Дина столь благородно, хотя, по-моему, весьма бессмысленно, прикрывает. Но, как бы там ни было, нужен был какой-то толчок. Резкая смена курса на пустом месте не возникает. Что-то должно было случиться. Вячеслав Платонович, Дине звонил кто-нибудь? Уже когда она дома была.

— Нет, совершенно определенно нет.

— Во сколько Валентина Николаевна ее… обнаружила?

— Ночью, часа уже в два.

— Из дома она вчера, конечно, не выходила?

— Нет.

— А она кому-нибудь звонила?

Вячеслав Платонович ненадолго задумался.

— Это могло быть. Если она тихонько забрала телефон к себе в комнату… Да, это могло быть.

Господин адвокат, невзирая на личные переживания, глядел на меня со странным интересом, переходящим местами в испуг. Да, надо полагать, Рита неделю назад и Рита сегодня порядком друг от друга отличались. После «Сани на кухне» я казалась сама себе каким-то автоматом, машиной, не знаю, как еще это можно назвать. Наверное, какие-то предохранители в мозгу полетели. Для нежной хрупкой девушки, каковой я пытаюсь — хотя и не очень успешно — если не быть, то хотя бы выглядеть, весьма вредны такие вот… впечатляющие атмосферы. Поневоле станешь роботом, чтобы с ума окончательно не сдвинуться. Дело-то сделать надо?

30. Р. Никсон. Вся королевская рать.

Вот уже две, не то три тысячи лет умные люди уверяют, что пешая ходьба способствует мыслительной активности. Дескать, размышляйте, прогуливаясь, — и результаты ваших прозрений превзойдут самые смелые ожидания. Перипатетики, блин греческий им в сандалию!

Двадцать минут, потребных на то, чтобы дойти от клинической больницы до собственного дома, я потратила на попытки выделить из путаницы событий и обстоятельств какое-то подобие системы. Результаты не удовлетворили бы не только главного ходока по лабиринтам — Тезея, но даже и Минотавра, на что уж у него мозги бычьи.

Самый удобный подозреваемый, если исключить Дину…

А почему, собственно, я ее так уж уверенно исключаю? Потому что все вокруг в один голос уверяют, какая она благородная да замечательная и потому ничего подобного сделать не могла? О-ля-ля! У благородных и замечательных могут быть просто немного другие мотивы, разве нет? Разве не могла она полагать, что избавляет мир от мерзавца, который недостоин существовать? Уж чего-чего, а оснований к тому, чтобы считать Челышова мерзавцем, у Дины было предостаточно. А и Вячеслав Платонович, и Марина независимо друг от друга сообщили оч-чень интересную подробность — Дина сама себе «устанавливала правила», и плевать ей было на мнение окружающих. Отсюда до роли Благородного Ассенизатора, избавляющего мир от грязи, прямо рукой подать. При этом даже у благородных и замечательных вполне может наличествовать стремление избежать контактов с законом. Тем более, если тот не в состоянии покарать пресловутого мерзавца. А у некоторых еще и мозгов вполне достаточно для того, чтобы «избегнуть». И тогда вся наблюдаемая карусель — исключительно запутывание следов, почему нет?

Не выносит вида крови? Так лучшего аргумента в собственную защиту и не придумать. Все знают, что ты «не можешь» этого сделать… В конце концов, сознание-то она теряет от вида крови, а не от мысли о ней — кто мешает садануть человека ножом, а после — если уж и впрямь невтерпеж — грохнуться в обморок?

Отпечатки пальцев? Да то же самое. Можно ведь предположить, что они оставлены намеренно, в расчете как раз на то, что все будут думать — «не бывает таких идиотов, которые не позаботились бы о том, чтобы уничтожить отпечатки».

Один пустячок во все это не укладывается — Ильин полагает, что Дина не убивала. Но, в конце концов, и на старуху проруха бывает.

Зажигалка? Для лишней путаницы.

Машина? Ну, машина может вообще не иметь никакого отношения к происходящему.

Впрочем, может и иметь. Не обязательно ведь Дина действовала в одиночку. Можно предположить наличие «напарника» — да хоть того же Вадика. Вон как он мнется, смущается и явно что-то скрывает. К тому же был ведь у Челышова в тот день какой-то «последний посетитель» — которого Виктор Ильич не видел. А главное — два «лишних» трупа, объявившихся в то время, пока Дина была «под стражей». Причем оба персонажа явно из тех, кому с точки зрения Благородного Ассенизатора в этом мире делать нечего — без них чище. Виктор Ильич — осведомитель, к которым все без почтения относятся. «Саня с девятого этажа» вообще утопил в алкоголе все, что можно было, причем давным-давно. Оба — свидетели, и смерть каждого отводит подозрения от Дины. Кстати, не исключено ведь, что обе смерти, или хотя бы одну из них, следует отнести к категории печальных совпадений. Так вот сложилось. Жизнь большая. В ней всегда есть место… совпадениям.

Что там еще? Попытка самоубийства? Ну, это вообще запросто. Ах, бедная девочка, все эти переживания для нее оказались слишком тяжелы… Или, опять же, для вящей путаницы… А уж позаботиться о том, чтобы тебя обнаружили до того, как процесс смерти станет необратим, — детская задачка.

Н-да. Красиво получается. Хоть кино снимай. Вот только вначале придется выяснить одну-единственную крошечную детальку: кто и зачем протер телефонный аппарат?

Вот и опять приходится возвращаться к исходной точке: кто вызвал Дину к Челышову? Либо он сам, либо убийца. Если сам, то стирать с аппарата следы не было никакой необходимости. Значит, убийца? И Дина по его звонку мгновенно рванулась на помощь? Марина же сказала, что есть лишь три человека…

Да, как ни крути, а самый подходящий подозреваемый — все равно Вадик. Тут и мотивов, и улик — как у Ленина псевдонимов. И зажигалка эта несуразная, и машина, и динино непонятное молчание, и даже ее попытка самоубийства.

Но способен ли сей «сказочный принц» на ту холодную расчетливость, которую я чувствую прямо-таки позвоночником? Может, и он так же, как Дина, налетел на труп, в общем, случайно?

Прямо не квартира, а анатомический театр: в центре лежит труп хозяина, и все приходят на него посмотреть.

Хорошо бы, вообще-то, чтобы убийцей оказался кто-то неизвестный. Мало ли кто на Челышова зуб имел. Опять же денег никаких в квартире не нашли, а двадцать пять тысяч баксов — сумма немаленькая, убивали и за вдесятеро меньшее. Кто-то же должен был знать, что они там есть, а? Вот только как теперь этого «кого-то» вычислить? Тут бы с теми, кто «в поле зрения» разобраться.

И кто же у нас в поле зрения? Валентина Николаевна? Ее муж — с мозгами, состоящими из мускулов и кое-каких желез, цивилизованно именуемых гонадами? Или лучше — оба сразу. И Ольга Григорьевна там же, номер свой одолжила, например. Сговорились, понимаешь… А Дина — издержки производства.

Ох! От таких «предположений» я аж начала спотыкаться на ровном месте.