Мы стояли на лестнице, ведущей на платформу гренландской пригородной электрички. Мы – это целая туса маминых училок, Элоун, да я. Кажется, полилог шёл о чём-то, касающемся верного направления нашего движения, то есть, проще говоря, туда ли мы пришли и в ту ли сторону нам ехать. Элоун особого участия в этом разговоре не принимала, но, как это свойственно взрослым людям, изо всех сил демонстрировала своё искреннее участие в сей, в сущности, беспредметной беседе, каковые тоже, в свою очередь, весьма свойственны взрослым людям. Она стояла сантиметрах в двадцати от стенки, а за её спиной, на перилах, вмонтированных в стену параллельно углу наклона лестницы, лежала моя рука. И тут она вдруг оступилась и, казалось бы, неминуемо должна была бы соприкоснуться с моей рукой, но… с быстротой реакции змеи я… убрал её.

Элоун, конечно, не упала (прежде чем отдёрнуть руку, я так же мгновенно оценил обстановку и понял, что в любом случае ей ничего не грозит – иначе я бы не убрал свою руку), но посмотрела на меня по меньшей мере изумлённо. «Почему ты так поступил?» – спросила она и улыбнулась (на «ты» мы перешли где-то в конце второго часа знакомства). К описываемому моменту я уже много чего успел порассказать ей и про Иру-Имярек и про Тёмну. Она тоже мне кое-что рассказала, какие-то свои истории, ну да не суть – ведь она рассказывала их мне J.

Просто всё просто. Разговоры в дороге с симпатичной особой противоположного пола всегда как-то к чему-то располагают, например, к откровенности, тем большей, чем более ты уверен, что встреча эта – чистая случайность. К этому времени, времени отдёргивания руки, я уже довольно часто ощущал сладко-болезненные импульсы того самого биополя, каковое ранее я всегда воспринимал как биополе Имярек. Однако… сие невероятно, но факт – это было биополе Элоун.

Уже потом, как принято писать, много лет спустя, я понял простую вещь (тут смайлик), что на самом деле никого из нас нет, и как кого зовут и кто там как при каких обстоятельствах действует, что говорит и что чувствует – не имеет решительно никакого значения, потому что с точки зрения Бога совершенно неважно – камень ты или ветер, человек или вакуум, – а точка зрения Бога – это единственная точка зрения, которой следует придерживаться таким двуногим тварям, как мы, если, конечно, не врать самим себе, а врать самим себе не следует уже потому, что врать нехорошо в принципе J.

Есть только импульсы внутри Единого Поля. Нет никаких Имярек, нет никакой Элоун и, тем более, нет никакого меня. Просто Бог-Ребёнок дважды посмотрел один и тот же мультик, а различия в этих двух мультиках, что на самом деле один и тот же, – это просто разница в его восприятии. Попробуйте сами дважды посмотреть одно и то же кино, и вы убедитесь, что это два разных фильма. (Смайлик-мальчик берёт за ручку смайлика-девочку.)

«Почему ты так поступил?» – спросила Элоун и улыбнулась совершенно необыкновенным образом. Я не помню, что я ответил дословно. Во всяком случае, я попытался в достаточно деликатной форме сказать правду, заключавшуюся, на тот момент, в том, что у каждого из нас с ней своя судьба и своя дорога, и я не чувствовал себя вправе к ней прикасаться даже случайным образом.

Через пару лет, когда я окончательно понял, насколько всё в этом мире «просто», я понял так же и то, что если бы в тот момент я действительно хотел, извиняюсь за это глупое слово, «соблазнить» Элоун, то, пожалуй, трудно было бы придумать что-либо более гениальное, чем то, что я в реальности сделал и то, что после этого сказал, но… (в том-то и очередная мудрость Господа нашего, равно как и Господа наших и ненаших миров), что всё это было сказано совершенно искренне с моей стороны, и у высказывания этого не было ни второго дна, ни тайного умысла. Я действительно сказал то, что думал, поскольку вообще тогда ещё довольно часто так поступал. (Смайлик-девочка выдёргивает свою руку из руки смайлика-мальчика.)

«Конечно, – усмехнулась Элоун, – ты предпочитаешь просто уклониться». Я что-то сказал, что не сделал бы этого, если бы была хоть малейшая возможность её падения. Словом, какую-то глупость.

А на следующий день мы снова куда-то долго-долго ехали на автобусе, много часов, снова сидели вместе и, казалось, столь же непринуждённо, как и прежде, беседовали. Она рассказывала мне что-то о своих детях и не только, я рассказывал ей про Тёмну и про «Старые будни», как про музыкальный проект, так и про роман.

– А о чём ты пишешь? – ещё в самом начале нашего знакомства спросила она.

– Как о чём? О любви конечно! О чём же ещё! – ответил я и опять же искренне, то есть без задней мысли (к сожалению, в наше «славное» время это нуждается в дополнительных пояснениях).

Потом вдруг, когда я опять что-то, по-моему, по её же просьбе, рассказывал ей ни то про Тёмну, ни то про Иру, она резко оборвала меня и довольно едко спросила: «Зачем ты мне про неё рассказываешь? Ты думаешь мне это интересно?..»

После этого вопроса, на который я, опять же, без задней мысли, не ответил, несколько минут мы ехали молча, а в горле у меня ехал хорошо мне знакомый ком.

Так оно и случилось. Третья в моей жизни любовь.

Конечно, при иных обстоятельствах, в иное время, в ином месте, на другом, блядь, этапе жизненного пути – всё это было бы невозможно, да и вообще вся эта поездка была сплошным исключением из правил. Из моих правил, из её правил. Из её ритма жизни, из моего.

Только это неважно всё. Важно, как и во всех любых прочих случаях только одно – что было, а чего не было; что случилось, а чего так и не случилось…

XIV.

Знаете что? (Ну щазз, будем ещё о модальностях рассуждать! Вот уж нет.) Конечно, когда кто-то с реальным, а не кажущимся, что принципиально, упорством всю свою сознательную жизнь выступает адептом какой-то «отвлечённой», на взгляд «балласта», идеи (насчёт «балласта» особам особо впечатлительным я лично переживать не рекомендую. Где-где, а тут выбор есть: быть тебе балластом или не быть; делать как все, как удобней, как проще или идти трудной дорогой Прямого пути (Коран- forev е r(Юный смайлик смущённо делает лужу))), то это всегда, вне всякого сомнения, имеет корень в его личной биографии и связанных с ней внутренних переживаниях. Однако никаких таких выводов о несерьёзности, в связи с личной подоплёкой, этой «отвлечённой» идеи отсюда вовсе не следует, да и не может следовать даже с точки зрения логики.

Подобные выводы немедленно делают только те, кому успешно промыла мозги «демократическая» пропаганда, коя является, на самом деле, пропагандой совершенно античеловеческой и, в отличие, от гитлеризма и сталинизма, реально фашистской идеологии. Гитлер и Сталин как раз с нею-то и боролись, но были стравлены друг с другом третьей заинтересованной стороной, потому что временная победа Антихриста тоже в планах Первоначала. Вот он и победил временно (смайлик в красном плаще с капюшоном точит топор).

Тут-то вообще всё просто. Мы живём во времена, когда Антихрист давно уже воцарился, а меня лично он не преследует лишь потому, что мне и кое-кому из моих нынешних и будущих друзей дан шанс на победу в вышестоящей инстанции (тут голова смайлика распадается на две части, разрезанная собственной же улыбкой).

Тут просто всё, повторяю. Уже скоро придёт то время, когда все люди (честно говоря, людьми называемые с благодетельною натяжкой) приверженные к материальным ценностям более, чем к духовным, будут аннигилированы в случае неиспользования ими ни одного из трёх шансов на Исправление.

Да, таких людей большинство. И да, это будет так.

Да, их не жаль. Сопли, присущие всем живым существам, в данном случае неуместны. Ведь у них был выбор! Разве они им воспользовались?

Время, когда можно было сказать «время близко», прошло. Наступило время, когда оно наступило…

Так вот. Из того, что любая «отвлечённая» идея, становящаяся во время, определённое Первоначалом, наиболее «реальной» и важной во всей Вселенной, берёт своё начало во внутренних переживаниях своего основного адепта (именно адепта, а не отца! Отец у любой идеи один – Господь Бог, Единый и Неделимый!) – во всём этом нет ровным счётом ничего хоть сколько-нибудь эту идею компрометирующего.