Да, бродяги могли при случае предать и продать его, но они и не утверждали обратного. Да, они выглядели не самыми умными и честными людьми, у каждого имелось в изобилии недостатков, но по-своему они были искренними, и просчитать, что именно они предпримут в тот или иной момент, мог даже ребенок.

Лито пришил к штанам Дайрута длинные петли, чтобы их можно было снимать или натягивать культями, а Тамура под руководством Агния сделал из дерева две деревяшки — одну с крюком, другую с ложкой, которые с помощью тряпичных ремней приделали к предплечьям Дайрута.

Весна понемногу набирала силу, ночи становились все теплее, и встречные, все такие же мрачные и подозрительные, словно бы понемногу оттаивали.

В очередной деревне прямо во время разговора со старостой, решившим нанять бродяг для обновления гати через болото, на стене ближайшего дома проступили демонические символы.

И почти сразу после этого из воздуха появились шестеро бесов.

Бабы заорали, мужики похватали вилы и палки, а Дайрут, понявший, что сейчас всем придется плохо, своим зычным командирским голосом принялся отдавать приказания. В несколько фраз он создал какое-то подобие строя, а затем помог загнать бесов в угол, где их закидали камнями и палками, а потом добили вилами.

— Ну, значь, непростой ты калека, — сказал после этого староста, мрачно почесываясь. — Ты, значь, десятником был, а то и сотником.

— Сотником, — кивнул Дайрут. — В армии императора — да останется его смерть в сердцах всех, кто был верными подданными Империи.

Староста с сомнением посмотрел на бродягу — на вид ему, даже бородатому и заросшему, дать больше двадцати лет было нельзя, а значит, когда Империя приказала долго жить, было ему не больше восемнадцати. Но говорить ничего не стал, всех четверых накормили постной кашей — едой богов, если сравнивать ее с тем, что им приходилось жрать в последние недели.

На следующее утро их все равно отправили поправлять гать, и несколько дней Агний, Лито и Тамура, переругиваясь и ворча, меняли гнилые доски на свежие и собирали из гибких веток щиты, которые потом вплетали с помощью обрывков веревки в старую гать.

После окончания работ староста дал им немного снеди и даже несколько медных монеток. Этим он несказанно удивил Тамуру, который уверял остальных, что староста не будет старостой, если не попытается обмануть их.

Чем ближе они подходили к Жако, тем богаче и вместе с тем неприветливее выглядели селения. В некоторых деревнях стояли каменные храмы Светлого Владыки или Владыки Дегеррая, а дома у старост почти везде были в два этажа.

В то же время здесь попадалось много бродяг и без Дайрута с его спутниками, и большая их часть не брезговала ни воровством, ни грабежом. А по лихим судили и остальных — то и дело встречались развешанные на деревьях, словно диковинные фрукты, бродяги.

На груди у некоторых можно было порой обнаружить табличку, на которой читалось «маг» или «разбойник», а в случае, если вешал неграмотный десятник или сотник, что случалось чаще, рисовали островерхую шляпу или кривой нож.

Магов в последнее время ненавидели — необъяснимое появление множества чертей, бесов, адских гончих наводило подозрение на волшебников. А то, что одновременно происходило еще больше загадочных вещей, вроде превращения молока в воду или вырастающих в огороде железных деревьев, делало чародеев, не могших ни объяснить, ни устранить все это, настоящими преступниками в глазах обычных людей, орков и полуросликов.

Пока Дайрут находился у власти, он старался сдерживать народный гнев и предоставлял защиту магам. Однако после того как объявили о его смерти, все стало иначе — теперь у чародеев покровителя не было, и хотя никто не приказывал их травить, но и тех, кто все-таки брался за это дело, особо не останавливали.

И так было во всем — купцам вновь стало опасно ездить по землям, захваченным Ордой. Без Дайрута и Разужи тысячники и темники распоясались, и порою даже сотник мог потребовать дань с проезжающей мимо повозки.

И даже ханская грамота, говорившая, что все уплачено сполна, не всегда оберегала от поборов.

С разбойниками, с которыми при Разуже или Дайруте разговор был коротким, теперь в некоторых местах цацкались. И кого-то из них даже брали на службу, при том, что после этого не наблюдалось изменений в их повадках — как грабили, так и продолжали.

Вот только теперь делились добычей с тысячниками или наместниками Орды.

Все это не могло не повлиять на настроение крестьян — тихие и забитые еще со времен Империи, когда все-таки можно еще было хоть как-то жить не голодая, они постепенно начинали думать, что пахать и сеять теперь уж совсем невмочь. Все равно урожай отберут — проще уйти в лес и там вырыть землянки, перебиваясь тем, что пошлют боги.

Постепенно роль Дайрута в их небольшой компании менялась — от нелюдимого чужака, которому приходится отдавать долю, он поднялся до человека, которого уважают за дела и способности.

Теперь зачастую при встречах с небольшими отрядами вооруженных людей Лито и Тамура просто выставляли вперед Дайрута, утверждая, что он может договориться, и он договаривался.

За жизнь Дайрут не боялся, так как смерть казалась ему отнюдь не худшим из возможных вариантов. Он говорил с разбойниками и солдатами на равных, шутил, предлагал помощь, разводя культями в стороны.

И к его удивлению, встречные смеялись его шуткам и даже порой подкидывали им что-то из еды, а один раз патрульные из варваров даже выделили бурдюк слегка забродившего сухого дорасского вина — видимо, им не нравилась эта кислятина с привкусом уксуса. Ну а Дайруту это было в самый раз — он не смог определить год, но точно узнал сорт винограда, и это навело его на воспоминания о юности, об отце, об императоре.

То, что его не трогали, Дайрут связывал с тем, что он выглядел калекой. Командиры, с ним разговаривавшие, словно откупались от подобной судьбы — стать такими же беспомощными, как и он.

Всякий воин знал, что подобное может случиться и с ним.

Неподалеку от Жако их компания столкнулась с другой группой нищих, которые решили почему-то, что Дайрут с приятелями зашли не на свою территорию. И здесь Дайрут Верде показал себя в полную силу — он уже окончательно выздоровел, и драка была ему в радость.

Они махали руками с зажатыми в них ножами и палками настолько беспорядочно, что Верде это казалось смешным. Он танцевал между противниками, пиная их в лодыжки, ломая ноги ударами под колени и подталкивая тогда, когда они сами начинали терять равновесие.

За несколько мгновений Дайрут раскидал их, получив лишь пару скользящих ударов дубьем, ножами его даже не задели. За это время Агний успел заработать громадный синяк на лице — как он умудрился сделать это, не мог объяснить даже он сам.

— И чтобы больше-то к нам не лезли-то! — орал воинственно Лито, которого чуть ли не силой тащил за собой Тамура. — А то так просто не отделаетесь-то!

* * *

Черные свечи, выстроенные правильным шестиугольником, горели ровно.

В их свете был виден стол необычной формы и склонившаяся над ним нагая ведьма, осторожно водившая пальцем по пергаменту свитка. Тот понемногу раскручивался, потрескивал, а по написанным на нем словам заклинания бежали серебристые искры.

Некоторые люди считают, что быть магом или ведьмой — одно удовольствие. Что достаточно выучить несколько заклинаний, и ты можешь почивать на достигнутом, и еда сама будет лететь к тебе в рот, что люди с полновесными золотыми монетами в кошелях выстроятся в очередь, чтобы отдать честно или нечестно нажитые деньги за какую-нибудь несложную волшбу.

Однако любой хороший маг знает, что это не так, что за серьезные заклинания их творец расплачивается силами, а порой — если не рассчитал — и жизнью.

Самые действенные и интересные заклинания невозможно сотворить, если нет места, где можно научиться их применять. Такого, как Пси-Монолит, разрушенный в Жако иерархами Светлого Владыки сорок лет назад, или Сфера Пламени в Тар-Мехе, которую сровнял с землей семьдесят лет назад сам Владыка Дегеррай, в очередной раз недовольный слишком уж обнаглевшими магами.