Иногда люди подпадали под стереотипное мнение, что-де самые большие капиталы наших дней сколачивались в "лихие девяностые", но, когда они шли, эти "лихие", Верочка Балабанова с отличием заканчивала школу и поступала в ГИТИС. И, что бы вы думали? Поступила! С первой попытки! И весь мир был у ног юной актрисы, со щенячьей преданностью заглядывал в её фиалковые глаза и ловил каждое слово, каждый жест, каждый вдох… время шло, и становилось ясно: Веру приняли на актёрский факультет "авансом". Её природная красота завораживала. Изящная, лёгкая фигура, фарфоровая, гладкая кожа, медные локоны, неидеальные, но такие правильные, кукольно-красивые черты лица, редчайший цвет глаз, терракотовые губы… За благосклонный взгляд красавицы студенты устраивали утончённые дуэли и грубые драки после занятий, на переменах, а иногда и прямо на лекциях. Мужская часть преподавательского состава надеялась, что статус наставников позволит им оказать некое влияние на столь выдающуюся студентку — а Верочка никому не давала надежд и улыбалась всем одинаково. С потаённой грустью, придававшей её красоте дополнительную глубину.

Все ждали, что вот-вот эта глубина раскроется и выльется наружу, например, прочувствованным монологом Сони — "мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах, мы увидим, как все зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир, и наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как сказка".  Хорошо, для студентки первого курса Чехов сложноват, пожалуй. Хорошо, пусть для начала будет более подходящее по возрасту и мироощущению "я к вам пишу – чего же боле? Что я могу еще сказать?" Но потаённая глубина не торопилась изливаться на зрителя. Красота оставалась всего лишь красотой, и преподаватели один за другим заводили с девушкой доверительные беседы, призванные помочь ей в поиске своего места в этой жизни.

Оно же не на театральной сцене находилось!

Вера слушала учителей, соглашалась с ними во всём, но покидать стены ГИТИСа не спешила. Тройки ставили, и ладно. Был бы диплом в руках, а работать можно где угодно, кем угодно. А потом…

А потом, никто не знал, а Вера ждала. Как все девочки — принца. Или даже короля. Была уверена, что непременно узнает его, как только увидит. И он её узнает. И он придёт за ней, и однажды она проснётся утром в своей клетушке в общаге, ещё до того, как встанут Вика и Светка, подойдёт к окошку с треснутым стеклом — а за ним не то, чтобы белый конь… и не золотая карета, запряжённая шестёркой белоснежных лошадей с плюмажами… и не крутая тачка, и не миллион алых роз, а… ну, в общем, там — Он, её Единственный. Или нет, просто вот однажды откроет дверь, какую угодно дверь, в институте, в подъезде, в общаге, и… вот он. Тот, ради кого она вообще родилась на этот свет. Тот, кого она узнает сразу, как только увидит. И сразу же поймёт, что теперь её жизнь не будет безрадостна и пуста, но обретёт некий смысл… а потом они будут жить вдвоём в тихом домике, где-нибудь на берегу моря, или хотя бы на окраине Москвы, заберут к себе старенькую Верину маму, нарожают полон дом детишек…

Но — время, время. Оно шло, не задерживаясь ни на миг. Вера закончила ГИТИС, её сняли в главной роли в одном из фильмов… правда, критики посетовали, что, будь в главной роли живая актриса, а не фарфоровая куколка с контактными линзами, судьба ленты сложилась бы иначе! Веру не пригласили ни в один театр, а Единственный бродил где-то по своим дорогам, не попадаясь на глаза своей красавице.

Обе подружки по общежитию, Вика и Светка, так и пошли по "театральной дорожке". Работали в театрах, снимались в сериалах, добивались каких-то успехов, впрочем, надо отдать должное, звёзд с неба не хватали. Вера после института огляделась по сторонам и решила, что, пожалуй, её больше всего привлекает красота. Нет, не собственная — будь это так, она бы пошла в модельный бизнес, а так — нашла курсы стилистов-визажистов и очень скоро её пригласили заниматься свадебным макияжем в одном из ведущих московских салонов. Брали, как и в ГИТИС, "авансом", чтобы красота юной стилистки привлекала клиенток, но здесь, на своём месте, Вера очень скоро добилась грандиозных успехов. Ах, какие невесты выходили из-под её умелых рук!

А время между тем шло. Однажды, как раз, когда Вера заканчивала образ очередной невесты (весьма высокопоставленной, кстати!), в салон ворвалась, сметая всё на своём пути, Верина мама. Странно возбуждённая, заплаканная, с непонятной гримасой на лице, она прорывалась к любимой доченьке, выкрикивая бессвязные, непонятные фразы: "Умерла! Наконец-то я знаю! Мы не знали, а она умерла! Мы теперь будем жить!"

Вера еле-еле смогла завершить макияж и укладку, извинилась перед невестой и пошла успокаивать маму. А мама рыдала. Мама смеялась. Мама хватала Веру за руки, прижимала к груди, отталкивала, вскакивала и принималась бегать кругами по комнате. Нескоро, очень даже нескоро Вере удалось понять, что случилось.

Умерла двоюродная сестра мамы, Лиана Де Мийо, которая вышла лет тридцать назад за французского дворянина Максимилиана Де Мийо. Она работала переводчицей и часто сопровождала делегации французов. Мама всегда говорила, что красотой Вера пошла в её сестру, только у Лианы были зелёные глаза и светло-русые волосы. Максимилиан, увидев русскую красавицу, так бойко говорящую по-французски, да ещё разбирающуюся во французской литературе, французской истории, французском этикете — во всём! — сразу же влюбился. Целый год правительство СССР чинило препоны, но не устояло под натиском древнего рода Де Мийо, и Лиана отправилась навстречу сладкой европейской жизни. Особенно близких отношений у Балабановых с Де Мийо никогда не было, но в завещании Лиана не забыла никого из своих ближайших родственников. Может, для неё те деньги и драгоценности, которые она завещала сестре и племяннице, и не были какой-то баснословной суммой, но Вере названная мамой цифра показалась шуткой.

Ну не может такого быть, чтобы французская тётя Лиана, женщина-сказка, женщина-мираж, оказалась настоящей сказочной феей и подарила племяннице целое состояние!

Однако сказка стала вполне реальной. Благодаря тётиному наследству Вера смогла развернуться во всю ширину: выкупила салон, в котором работала, и начала развивать "красивый бизнес".

Лет в двадцать пять Вера впервые задумалась о старости и не на шутку испугалась, она видела, как некрасиво сморщиваются лица "куколок" и как по-лягушачьи растягиваются рты у тех, кто ложился под нож пластического хирурга, но природа оказалась небывало щедра. Верина красота плавно перетекла из кукольной  в картинную, созрела вместе с годами. Морщинки припозднились, а когда всё же сели на уголки глаз, аккуратно вписались в обновлённую форму красоты. Волосы потемнели, глаза немного посветлели, тело стало полнее, укрепилось в очень женственных формах… и всё-то было хорошо.

Кроме одного. Да-да, кроме того самого, Единственного.

Мужчины в жизни Веры сменяли один другого, но ни один из них не подобрал ключика к заветной дверце Вериной души. А он, между прочим, подрос и повзрослел вместе с ней. Если в молодости хотелось мужчину — того, который заставит забыть о всех прочих — то в зрелости (а уже в двадцать пять, особенно, открыв пятый филиал салона красоты "Вера", Верочка сочла, что стала зрелой женщиной!) он трансформировался в желание завести настоящую семью. С мужем и ребёнком.

Один мужчина был слишком себялюбивым. Другой — слишком суровым. Третий — превыше всего на свете любил спиртное. Четвёртый оказался неверным. Пятый… что толку вспоминать, когда ни один из них не показался Вере подходящим на роль отца ребёнка?

А время шло.

— Да, конечно. О, это замечательное предложение, вы могли бы выслать прайс? Записывайте адрес…

Когда Вика шла сюда, шаги её были решительны, а сердце преисполнено отваги и… чёрт возьми, решимости же! Но, как только на глаза попалась шикарная вывеска салона красоты "Вера", сомнения догнали со спины и набросили удавку. Шёлковую, такую обманчиво-мягкую, что Вика не сразу заметила, как замедлились её движения. Только остановившись у широких мраморных ступеней, поняла: мгновенный импульс, порыв, был непродуманным от и до.