Пересмешки и улыбки словно сдуло налетевшим с северо-востока порывом ветра. Вадим-Семён уже протягивал Валуйскому бронежилет.

Игорь никак не мог определиться: нравится ему это ощущение, словно он попал в свои студенческие годы, или раздражает.

С одной стороны, всё было непринуждённо и весело: дюжина мужиков дружно орала «под крылом самолёта о чём-то поёт», в ритм пению грохотал вертолётный винт, и с каждой минутой всё ближе становилось то место, которое «учуяла» Цыганка.

С другой стороны, Валуйскому не нравились запавшие глаза Али, отрешённое выражение на её лице и полная апатия, сменившая нервный задор побрехушек перед вылетом.

Да и, в конце концов, они не на шашлыки летят.

Аля сжала руку Игоря и что-то проговорила ему на ухо.

— Не слышу! — помотал он головой, и Сочина крикнула, как могла громко:

— Вертолёт не сядет!

И тут же словно отозвался Стася:

— На точке не сядем!

— А ты улетающий вдаль самолёт в сердце своём сбереги! — перекрыли грохот винтов оперативники.

Игорь поморщился: вот точно как на пикник летят.

Вертолёт завис метрах в десяти от земли, группа быстро отстегнула привязные ремни, и Игорь тоже.

— Ниже не можем! — прокричал Костя.

— А ниже и не надо! — прокричал в ответ плечистый оперативник, которого звали Игорем. — «И мой сурок со мною!»

Он похлопал по сверкающей лебёдке и катушке с тросом.

— Десантировался раньше на тросах? — спросил Валуйского, и тот отрицательно покачал головой.

— Тогда сидишь пока тут! Высота малая, но без опыта не пущу! Ещё шею свернёшь!

Тёзка московского следователя был главой десантного отряда. Он на пальцах и в жестах, чтоб не напрягать горло, командовал своей пятёркой, и уже через минуту два десантника один за другим начали путь к земле.

Игорь подлез поближе к двери, хотелось своими глазами посмотреть, как оно и что. И тёзка пошёл на уступки москвичу: соорудил на нём что-то вроде шлейки из верёвки, крест-накрест пересекающей грудь и обхватывающей талию, и пристегнул карабином к скобе на потолке. Следующие его жесты понял и Валуйский, ранее не знакомый с «десантным языком» — мол, теперь, если и свалишься, дальше верёвки не упадёшь.

Вертолёт завис над сопкой с седловиной где-то на середине высоты склона. Казалось странным, что на обширном его пространстве нет больших деревьев, а только молоденькие ёлочки и заросли ежевики. Но Игорь быстро догадался: это и есть место падения Ми-10К. Наверняка здесь был взрыв, пожар, а за шестнадцать лет какой полноценный лес вырасти успеет?

Аля сидела, зажмурившись, вцепившись изо всех сил в ремни. Что-то шептала — наверное, клятвы, что больше никогда, никогда, дава тукэ мро лав[12], не будет летать на вертолёте.

А может, и совсем не это бурчала она себе под нос. Вот она вынула Таро, сжалась, словно загораживая их от посторонних взглядов… Глухо вскрикнула, едва не выпустив карты из рук, и закричала:

— Тырдёв! Стой! Назад!

И одновременно с её криком раздался сухой треск выстрелов.

Если Аля была неразлучна с Таро, то у Игоря всегда был при себе «макаров». Он давно уже нашарил и расстегнул кобуру, теперь оставалось только выхватить пистолет и наметить цель. Громкий вопль одного из десантников и мат его товарища сообщили, что враги нашли цель раньше Валуйского.

Пол под ногами плясал, оперативники вручную помогали лебёдкам вытягивать трос, машина накренилась — пилоты сообразили, что представляют собой отличную статичную мишень, и пытались изменить ситуацию.

Земля удалялась. Вертолёт набирал высоту. Игорю показалось, что он видит силуэт в зарослях ежевики. Ухватившись рукой за скобу в потолке, Валуйский высунулся наружу, прицелился… выстрелил раз, другой, третий — крика с земли не расслышал, но «силуэт» упал на землю, всплеснув руками. И тут же по днищу вертолёта полоснула автоматная очередь. В предплечье словно воткнули огненную спицу, пальцы разжались, за шиворот рванула чья-то сильная рука, и «макаров» упал…

Нет, стукнул о скобу в потолке, отлетел на колени к Але.

Уфф…

Игорь успел выдохнуть с облегчением: родной «макар» не достался таёжным бандитам. И сразу же стиснул зубы, чтоб не застонать: он только теперь понял, что его ранили.

…Рокот мотора. Далёкие взрывы. Гул винта. Стрекотание пулемёта. Обрывки фраз:

— На помощь!..

— Мать твою, поднимай!

— На себя…!

— Вооружённая группа!..

— Вы там вообще…?!

И, перекрывая эту какофонию — спокойный уверенный голос, эхо под сводами черепа:

— Кровь-кровица, красная девица, по полю гуляла, узелки вязала…

Аля отстегнула ремни и перебралась на пол, к судорожно скребущему пальцами раненому десантнику. По приказу Сочиной с него стянули брюки — а лужа крови подбиралась уже к ботинкам Игоря, сидевшего в самом хвосте.

Яркая, алая… артериальная.

— Сколько нам ещё лететь? — спросил Валуйский Семёнова.

Тот показал четыре пальца. О четырёх часах речи идти не могло, значит, минут сорок.

Сорок минут с перебитой бедренной артерией — вертолёт тряхнуло, раненый съехал к хвосту, и Игорю стало видно, что ногу десантнику разворотило основательно и очень близко к паху — не вдруг перетянешь… да и не перетягивает никто, Аля всех разогнала.

И только качает внутри головы бесконечное «кровь-кровица, красная девица»…

Валуйский перетянул свою руку повыше раны пристежным ремнём. Судя по всему, пуля застряла где-то в мышце, крови особой не было. Зато боль была, да ещё какая…

…но тому парню на полу в разы хуже. А Игорь… ну, подумаешь, подстрелили… в первый раз, что ли…

Он ещё раз подтянул ремень и вжался спиной в хлипкое сиденье.

Кровь-кровица, красная девица, по полю гуляла, узелки вязала…

Сорок минут пролетели как один миг. Бесконечный миг, наполненный гулким эхом речитатива про узелки. На аэродроме вертолёт встречали сразу три машины скорой помощи и много-много военных.

Игорь попытался сам спуститься на землю, но боль и нервное напряжение сделали ноги ватными. Кто ему помог, он толком и не понял, зато практически сразу же рядом с ним оказалась Аля в компании врачей. Она забирала у них игоревы куртку, водолазку, майку, гладила его по плечу раненой руки, продолжая что-то шептать, то по-русски, то по-цыгански… когда врачи решили полить рану перекисью водорода, она вскипела белой пеной — и что-то звякнуло по асфальту.

Молоденький санитар кинулся поднимать, и замер с открытым ртом:

— Это… это пуля! Перекисью вымыло пулю!

— И вовсе её не вымыло, гаджё. Я её позвала — и она ко мне вышла. Иди, накладывай повязку! А моя миссия здесь окончена. Игорь, держись давай, всё заживёт быстрее, чем ты хочешь!

Сочина удалилась к машине скорой помощи, возле которой стояли носилки с раненым десантником. Врачи собрали консилиум прямо на взлётно-посадочной полосе. С одной стороны, всё указывало на то, что некоторое время назад у молодого мужчины была разорвана бедренная артерия: слабость пациента, окровавленная одежда, залитый кровью пол в вертолете… Но, с другой стороны… повреждения тканей ноги были такими неглубокими!

Аля протянула на раскрытой ладони несколько кусочков металла, заторможено проговорила, медленно закрывая глаза:

— В него попали какой-то дрянью, ему раскурочило пол-ноги, и я не знаю, как только не оторвало её вообще. Я… считайте, я целительница. Сегодня.

Проговорила и — эффектно упала в обморок.

Игорю сделали с десяток рентгеновских снимков и даже магнитно-резонансную томограмму всего тела, взяли у него все анализы, до каких только додумались, включая всевозможные смывы, соскобы и биопсию. Все видели рукава куртки и водолазки, прошитые пулей, и саму пулю видели, и… маленькое малиновое пятнышко на руке чуть пониже локтя тоже.