Я дёрнулась, когда снова заухал филин, уже в другой стороне. На этот раз Захарченко меня не стала успокаивать, молча пошевелила веткой костёр. Алые искры, на лету багровея, взвились высоко-высоко, и мне почему-то стало совсем не по себе.

       Мы коротко переглядывались, словно у нас была некая тема для разговора, но мы не знали, с чего начать.

       -- Надь...

       -- А? -- я вздрогнула от неожиданности.

       -- А ты мне ничего рассказать не хочешь?

       Кошмар. Вот оно. Вера каким-то образом вызнала, что я вампир, и заманила меня на берег Луха, чтобы убить. А Фил притворяется спящим нарочно, готовится неожиданно из темноты ударить в грудь осиновым колом.

       Я еле сдержалась, чтобы не заметаться у костра, повторяя траектории скачущих по голове мыслей, и осторожно спросила у Захарченко:

       -- А должна хотеть?

       -- А я знаю?

       И мы вновь замолчали. Напряжение медленно спадало. Ну и напридумывала я себе всякой ереси! А ведь Вере просто как и мне охота всё-таки поболтать. Только тема не приходит. И всё. Наверное. Но уточнить всё-таки не помешает.

       Сопел и ворочался Фил. Недовольно ворчал в лесу филин.

       -- Вер...

       -- Да?

       -- А ты сама ничего мне не хотела рассказать? -- осторожно поинтересовалась я и с облегчением услышала в ответ тихий смех:

       -- Да вроде нет! Просто ты тут сидишь вся такая нервная, дёргаешься без причины, ну, думаю, чем-то поделиться хочет, и никак не решится!

       -- Уфф... -- я старательно выжала весь воздух из лёгких. -- А я уже испугалась.

       -- А я уже заметила.

       -- Не, ну правда... поболтать хотели... а о чём?

       -- Не знаю.

       И кто меня дёрнул в тот момент за язык? Может, ещё до конца не улёгшийся страх выпрашивал для себя обоснования. Я спросила Захарченко:

       -- Вер, а у вас тут есть какие-нибудь страшные легенды?

       Теперь дёрнулась она.

       Посмотрела на меня искоса, яростно шуруя веткой в костре и засылая в небо полчища искр.

       -- Самое время ночью у костра страшилки рассказывать!

       -- А что? -- я прикинулась беспечной. -- Действительно ведь, самое время!

       -- Хорошо. Я расскажу, -- подозрительно быстро сдалась Вера, откладывая ветку и отряхивая руки. -- Только потом не говори, что я виновата и тебя всю позапугала.

       -- Не буду!

       Я свернулась калачиком на земле и приготовилась слушать, всем видом выражая нарочитую готовность.

       -- Ну хорошо, -- повторила Захарченко, улыбнулась и завела особым сказительским голосом, совершенно не подходившим к её бодибилдерской фигурке. -- Давным-давно, в те времена, когда посёлка Фролищи ещё не существовало, а на месте Флорищевой пустыни стояла одинокая хатка отшельника...

       Мне казалось, что в пламени костра перед глазами проступают картины, которые рисуют слова Веры. Она явно повторяла то, что слышала много раз от других.

       -- ...пришли в места эти оборотни. Целая стая! Где проходили они, там оставались мёртвые поселения. Не щадили звери ни малых, ни старых, ни женщин, ни мужчин.

       Захарченко с явным удовольствием выдавала подробности:

       -- Стая приходила в селение, дожидалась темноты, и, как только всходила полная луна, врывалась в дома, выбивая окна и двери, вытаскивала людей из их уютных тёплых постелей, и разрывала на части! А в те дальние времена леса здешние уже были так же густы и высоки, как и теперь, но только ещё гуще, ещё выше, и простирались они на много-много дней... недель, месяцев пути. Белка могла, не слезая с дерева, проскакать от самого Белого моря и до Индийского океана!

       Похоже, Вера только что передала мне особенно запавшую ей в душу метафору, с таким удовольствием прозвучали слова о белке.

       -- Долго шла стая, не встречая жилья человеческого. И мимо хатки отшельника тоже прошла бы, ведь не пахло от неё ничем, кроме трав лесных да кореньев и ягод, которыми питался... кхм... кандидат в святые. Но дорогу оборотням преградила другая стая...

       Вера сделала паузу. В этом месте, наверное, поколения сказителей останавливались и ждали нетерпеливого вопроса от слушателей. Незаметно увлёкшись немудрёной историей, я тоже спросила:

       -- Чья? Какая?

       Захарченко склонилась ко мне, рискуя обжечь плечо и подпалить косу:

       -- Стая вампиров!

       Я похлопала глазами.

       Вера молча ждала реакции. Видимо, здесь полагались визги-писки ужаса.

       -- Круть... -- просипела я, еле сдерживая отчаянное желание некрасиво заржать. Ведь подружка-то, похоже, считает, что это кульминационно страшный момент!

       Вот так страшилка! Всем страшилкам страшилка! В незапамятные времена гуляли себе вампиры да оборотни, цельными стаями, а как встречались где-нито на полянке в густом лесу, так и принимались рассказывать друг другу -- где были, чего видели, кого ели-пили... пламя костра услужливо развернуло дальнейшие события: встретились, поболтали, вместе бухнули, перепили, подрались и разбежались двумя основательно прореженными в драке стаями, гулять и дальше, пока снова судьба не сведёт на полянке в реликтовом бору...

       Недовольная моей непонятной реакцией, Вера всё-таки собралась с мыслями и продолжила:

       -- Стая вампиров заприметила отшельничье обиталище. Вампиры тоже давно уже шли по лесам, не встречая людей, и теперь, когда встретились с оборотнями, решили разделить с ними отшельника...

       -- Стоп. А почему это вдруг две стаи вместо того, чтоб друг друга перегрызть, взялись отшельника делить? -- уточнила я момент явной нестыковки.

       -- Откуда я знаю! -- недовольно отмахнулась Захарченко. -- Я что, там была, что ли? Сказано: решили отшельника разделить. Вампиры сказали, что возьмут его кровь, а оборотням отдадут тело. Хоть и невелик был тот отшельник, но всё ж от голода помереть не дал бы.

       Я всё равно не понимала, как можно так тупо сойтись на дележе всего-то одного отшельника, когда есть стая живых, наполненных кровью оборотней? Хотя, может, они пахли плохо... или оборотни для вампиров и наоборот вообще были несъедобными...

       Провалы в образовании, однако! Я, конечно, знала, что оборотни существуют, и что даже в Москве живёт община цивилизованных оборотней, что иногда отлавливают диких, но никогда с ними не пересекалась.

       Сделав мысленную зарубку -- узнать подробнее об отношениях вампиров и оборотней -- я вслушалась в Верину речь.

       -- И пошли вожак оборотней и вожак вампиров к отшельнику, вежливо попросили его выйти из укрытия. А он и не укрывался, он молился у себя в хатке. Вышел он к ним почти сразу, как только молитву дочитал. И сказали оборотень и вампир: вот, мы привели сюда свои стаи и решили, что твоя жизнь сейчас оборвётся. Спросил вампир: достаточно ли усердно молился ты своим богам? Спросил оборотень: готова ли душа твоя навеки проститься с телом? Отшельник же ничего не сказал, улыбнулся только. И снова спросил вампир: так окончена ли твоя молитва? И снова спросил оборотень: готов ли ты к смерти неминуемой? Отшельник же опять промолчал. И в третий раз заговорил вампир, но тут перебил его оборотень: а чего это ты всё время первым спрашиваешь? И почему мы вообще с ним разговариваем, бери да пей скорее! Есть уж очень хочется...

       Я не выдержала, захихикала и тут же увидела отражение своего смеха в Вериных глазах: этот шельмовской блеск ну никак не мог происходить от большой серьёзности. Она продолжала всё тем же нарочито трагичным голосом, но уже, по-моему, большую часть передавала своими словами:

       -- Махнул вампир рукой: фиг с тобой, оборотень! И взял отшельника за плечи... а отшельник молодой был, совсем не старый ещё, лет тридцати не то сорока, крепкий такой мужик... как раз хватило бы попить всем вампирам и поесть всем оборотням... понемножку... взял вампир отшельника за плечи, клыки выставил, к шее потянулся, вдохнул запах кожи отшельниковой, закашлялся, заплевался... Спросил его оборотень: что ты? Вампир отвечает: не могу я его пить. Пахнет он отвратно. И несъедобно. Оборотень взвалил отшельника на плечо -- а тот и не сопротивлялся, и молчал всё -- и потащил к остальным. Долго вампиры примеривались пить отшельника. Но ни один так и не смог даже кончиком клыка к нему прикоснуться. Повздыхали вампиры и сказали: ладно, не подходит нам этот отшельник, так хотя бы вы, братья по ночи, съешьте его! Утешьте нас зрелищем его смерти! Примерились оборотни рвать отшельника -- а сами не могут. Пахнет он отвратно. Несъедобен он и для оборотней... и тут только отшельник заговорил: видел я стаи ваши, к моему жилью идущие, просил я у бога своего милости, но не для себя, а для вас. Не просил я, чтоб мне в живых остаться, а просил, чтоб ваша жизнь стала нормальной. И было мне видение: вы, вампиры, и вы, оборотни, отныне из всех живых существ только травы да деревья и можете убивать. Питайтесь же их соками, и живите в этих лесах в мире и спокойствии.