Сон неудержимо таял. Если верить часам на прикроватной тумбочке, был уже почти час дня.

       С одной стороны, радовало, что полчища говорящего зверья оказались всего лишь кошмаром. Но, с другой-то стороны, где ещё можно послушать, как Эдик признаётся мне в любви? Я старалась удержать в голове остатки сна, но уже не слышала чарующего голоса.

       Встала, раздвинула шторы, с тоской посмотрела в сторону, где базировалась военная часть.

       Прокатиться туда, что ли? Вдруг сон в руку окажется?

       Сразу же выдвинуться в направлении части не вышло: меня перехватили Вера и Фил. Оба изображали на лицах высшую степень загадочности и старательно намекали на то, что подготовили для меня какой-то сюрприз.

       Вот только сюрпризов мне и не хватало, особенно, от Фила и Веры. Знаю я, что они могут устроить. Какой-нибудь сюрпризный поход на байдарках, сюрпризный конкурс на большее количество отжиманий или там сюрпризное мороженое, растаявшее ещё в магазине и завершившее превращение в молоко в холодильнике у Веры. Досадно только, что не придумывается предлог послать их куда подальше, не обижая -- друзья, всё-таки, -- а ведь каждая минута задержки отдаляет меня от момента встречи с Эдиком. Эдуардом. Моей мечтой...

       Когда икающий от еле сдерживаемого хохота Фил подкрался ко мне со свёрнутой косынкой в руках, я позволила завязать себе глаза.

       Хуже, чем есть, мне всё равно уже не будет.

       Вели меня долго. Кажется, даже пытались запутывать, таская по кругу и несколько раз обводя сначала вокруг моего дома, потом вокруг школы. Они не знали просто, что меня невозможно сбить с направления, если я хоть как-то знаю местность. Когда мы отошли от школы, стало понятно: меня ведут на речку.

       Что ж. И то хорошо! Хоть искупаюсь.

       А потом пойду и найду Эдика. И признаюсь ему, что я...

       Кошмар воплощался в жизнь. Я снова почуяла запах эдиковой крови и не выдержала, сорвала повязку с глаз.

       Сон оказался в руку! Обнажённый по пояс, загорелый, мокрый Эдик стоял на берегу в компании прочих Клюевых и фролищенских девчонок, старательно перенимавших с меня манеры ношения парео.

       Если б они ещё не крутили так старательно своими плоскими попами под носом у моего возлюбленного! А он... а он ещё и смотрел! Непорядок.

       Пора переходить в наступление.

       -- Привет-привет, девочки, мальчики, ой, Светочка! Какая оригинальная идея -- вместо парео взять винтажный прабабушкин платок! Если б ещё его моль не так сильно поела... Валенька, что с твоими ногами?! Пе-ди-кюр?! Ой, прости, я подумала, что тебя погрызли муравьи и ты залила йодом укусы...Оленька, ты сегодня просто супер! Только сними эту тюлевую шторку... как, это не шторка? А похожа, похожа... Катенька! С сотрясением мозга надо лежать, а не по пляжу бегать! Как? Это разве не параорбитальные гематомы? Ах, это макияж...

       Амплитуда вращений бёдрами в радиусе трёх метров возле Эдика отчётливо снизилась. Да и свободнее стало. Одобрительные улыбки сестёр Клюевых вдохновили меня на продолжение наступления. Сёстры, кстати, были разного роста, но на вид одного возраста, чего, в принципе, быть не могло. Наверное, тщательно за собой ухаживали. И, судя по пляжной одежде, за модой следили не меньше моего и не довольствовались бабушкиными платками вместо парео. Уважаю таких людей! Наверное, мы с ними подружимся...

       Вера и Фил угрюмо смотрели на мои манипуляции. Чем это они недовольны? Они же хотели мне сюрприз устроить? Так у них получилось! Я очень рада видеть Эдика! Хотя, если подумать, то, что на берегу окажутся Клюевы, наверняка не входило в их планы... И вообще, что они подразумевали под сюрпризом? Надо будет спросить потом.

       Эдик улыбался мне, забавно морща нос. Это он так щурился на солнышке.

       -- Привет, Надя!

       -- Здравствуй, Эдик... -- мой голос был ровно настолько бархатным, чтобы милый Клюев от первых же его звуков и думать забыл о Свете, Вале, Кате и Оле. Он поедал меня и только меня карими глазами с расширенными от возбуждения зрачками. А я, подмигнув его сестрёнкам, ласково взяла любимого за руку. Нежно провела пальчиком по его груди, снимая прилипшую травинку. Томно прикрыла глаза, зашептала:

       -- Как ты себя сегодня чувствуешь? У тебя ничего не болит?

       -- А должно? -- так же шёпотом отвечал он, ещё не замечая, что мы уже порядочно отошли от основной группы отдыхающих.

       -- Не знаю, наверное! -- беззаботно рассмеялась я. -- Ведь ты же вчера бегал -- быстрее велосипеда! После таких физических нагрузок мышцы вырабатывают молочную кислоту и болят...

       Эдик расплылся в улыбке:

       -- Наденька, спасибо! Ты так обо мне заботишься! Но совершенно напрасно переживаешь, я тренированный, я сильный, смотри, -- он отступил на шаг от меня, сцепил руки, замер в позе "Давид разрывает пасть льву, выползая из его желудка".

       Я радостно зааплодировала, и он переменил позу. Теперь это была скульптурная группа "Питер Фальконе душит Бредли и Стивена". Благодаря шикарным актёрским данным Эдика, я так и видела рядом с ним недостающие элементы! Третья поза называлась "Халк Хоган зубами тянет паровоз". Судя по тому, как вздулись жилы на его шее, паровоз был немаленьким. Вагонов этак на сто чугуна. Я против воли облизнулась, потому что сонная артерия особенно чётко проступила, когда он изобразил, легко и непринуждённо, Александра Невского, "Румба босиком и сплошняком поверх Сидоренко". Я подошла ближе. Запах, сладкий, пряный, сводил с ума. Огромное волевое усилие -- и живой-здоровый Эдик продолжает демонстрацию качковых композиций позой "Шварценеггер погружается в лаву". Ему оставалось только сказать "аста ла виста, беби"...

       Я перестала аплодировать, села на белый песок. Наверное, затихающий в отдалении смех Клюевых был вызван тем, как вытыкивался Эдик. Возможно, он и правда, повёл себя как идиот, выплясывая передо мною. Но мне было совершенно без разницы, на кого там всем другим покажется похожим мой любимый. Главное, я -- люблю его. И буду любить, даже если он прикинется фрекен Бок и запоёт "а-ля-ля-ля-ля-ля, а я сошла с ума, какая досада..."

       Он подошёл ко мне, сел рядом. Его горячее тело после лёгкой бодибилдерской разминки пахло особенно сладко. Я пила чарующий аромат, и смотрела на пару рыбаков, стоящих по пояс в воде на противоположном берегу. Вот ведь припекло бедолаг! В здравом уме и доброй памяти рыбаки не выходят на речку с удочками в два часа дня.

       Мне показалось, у того, что слева -- длинная борода... везёт мне что-то на длиннобородых!

       Красивая загорелая рука Эдика, оставляя за собой шлейф неземного запаха, указала мне на них же, разгоняя неприятные ассоциации:

       -- Посмотри, Надя! Людям нечем заняться!

       -- Да, -- кивнула я, понимая, что сейчас согласилась бы с любой ересью, которую только взбрело бы ему на ум сказать. -- Да...

       Солнце перекатывалось бликами по волнам, золотило сосны. Тот ствол, из-под которого мне чудом удалось выдернуть Эдика, прятался за изгибом речки, но мне не нужно было даже закрывать глаза, чтобы вспомнить, какой он громадный. Подумать только, я могла потерять его -- любовь всей моей пока ещё недолгой жизни.

       Жаркий запах разогретых сосен и свежий ветер с реки не могли заслонить собою аромат Эдика. Такой нежный. Такой...

       Вкусный.

       -- Эдик...

       Я говорила тихо-тихо, поэтому он склонился ко мне. Опасно! Ведь я же могу и не выдержать!

       -- Эдик, ты... такой хороший!

       -- Спасибо, ты тоже...

       -- Эдик, ты... ты так... вкусно пахнешь...

       Ну, вот, самое главное сказано. Осталась мелкая мелочь.

       -- О... какой интересный комплимент! Спасибо! Ты тоже... вкусно пахнешь, Надя...