ВИКТОРИЯ КРЭЙН
Последний день, или Глазами Смерти
Carthago delenda est!..[1]
— Господин, армия Владыки Кимры отступила в ущелье Огры. Они надеются на помощь Святых. Но Вещие странники вряд ли откликнутся на мольбы Отринутых.
Первый Советник низко склонил голову.
— Отринутые уже сыграли свою роль в падении Дома Первоначальных. В прошлый раз они тоже обращались к Вещим. Второй раз они не повторят своей ошибки, — выступил вперед второй Советник.
— Повторят. Их самонадеянность — притча во языцех. Теперь они принесут жертву.
— Кимра попытается. Ему есть что терять. Последняя надежда — великий двигатель. Они могут пойти на все, и пойдут, помяните мое слово, Советник.
— Бессмысленно. Они не могут не понимать всю тщетность их усилий. Они обречены.
— Они не ведают, что обречены.
— Уважаемый советник не может не согласиться, что Кимра не идиот. Он понял, с кем имеет дело, кто ему противостоит.
— Они не сдадутся. — Я оглядел обоих. — Засядут в горах, надеясь на непроходимость тех мест и на свои стрелы.
— Стрелы против Вас, Ваше Высочество? Они до сих пор верят в свои стрелы?
— Отчего же им не верить. Они выиграли несколько сражений. Достойная стратегия и тактика. Пусть. Я не стану лишать их последней радости.
— Вы играете с ними, Ваше Высочество, я понимаю, — довольно улыбнулся первый Советник.
— Игры давно закончились. Они желают продлить агонию. Пусть продлевают.
Поднявшись, я подошел к окну. Внизу во дворике моя жена играла в баскетбол с нашим сыном. Я смотрел, как она ведет мяч, обходит парня и, подпрыгнув, закидывает мяч в корзину.
— Кимре недолго осталось, — заметил из-за моей спины тоже подошедший к окну Канаби. — Вы скоро покинете этот мир, Господин.
— Верно. Но сначала я отправлю домой их.
— Не думаете же вы, что Кимра станет мстить вашей супруге за смерть своего брата! — Первый Советник изумленно приподнял бровь.
— Конечно же, нет. Просто моей жене не стоит здесь находиться в последние дни этого мира.
— Она не знает?
— Знает. Но я избавлю ее от лишних волнений.
— Она печалится о судьбах невинных, Канаби, — произнес второй Советник. — Меня до сих пор удивляет, как она может им сочувствовать.
— Вот такая она есть, — улыбнулся я. — И пусть остается такой всегда.
Советники поклонились и оставили Малый Приемный Зал.
Внизу Элви засмеялась. Сын все же отобрал у нее мяч и теперь пытался набрать потерянные очки. Но не тут-то было. Моя жена не из тех, кто так просто отдаст кому-то преимущество. Даже собственному сыну. Тем более сыну. А мальчишка гораздо сильнее ее, даже в своем юном возрасте. И Элви это прекрасно понимала. Через мгновение она отобрала у Влада мяч и издалека сделала бросок. Чистые три очка.
Я покачал головой. Дети. Оба. Как бы супруга ни дулась на мои слова, но она была еще таким ребенком.
Слегка коснувшись ее разума, я заставил ее сделать ошибку. Так забавно было наблюдать, как она разочарованно наморщила лоб и поправила сползшие на нос очки. Но тут до нее наконец дошло. Она замерла. Потом что-то крикнула сыну, развернулась и побежала к дверям во внутренний дворик.
Через ее разум я видел, как она перепрыгивает через ступеньки, как спешит. Вскоре она стояла передо мной. Раскрасневшаяся, запыхавшаяся. Глаза ее сияли. У нее всегда сияли глаза, когда она смотрела на меня.
— Давно ли вернулось твое высочество? — проворковала она, оглядывая меня с ног до головы.
— Пару часов назад.
— И, конечно, уже весь в делах?
Она шагнула ко мне, тонкие руки поднялись, она коснулась меня, ощупывая.
— Ищешь раны, милая? Ну когда же ты поймешь, что со мной ничего не может случиться.
— Никогда. — Она склонила голову на бок и вздохнула. — Ты постоянно воюешь. Вокруг тебя интриги. И не говори мне, что с тебя все как с гуся вода.
— Иди ко мне, — позвал я ее.
Она тут же прижалась ко мне всем телом и замерла. Я поднял ее лицо за подбородок, наклонился и поцеловал.
— Сколько осталось этому миру? — прошептала она, когда я оторвался от ее губ.
— А с чего ты вдруг решила задать этот вопрос?
— Не знаю. Чувствую. Я всегда чувствую, когда ты принимаешь какое-то решение. Это случилось на днях. Ты решил. Сколько осталось всем этим людям?
— Недолго. Несколько дней. Но тебя здесь не будет, когда все случится.
— Ты отправишь меня домой?
— Да. Ты рада?
Большие глаза доверчиво смотрели на меня. Доверие. Она всегда смотрела на меня с доверием. Даже в ту ночь, когда мы встретились, когда я ее убивал, пил ее жизненную силу.
— Рада. Я хочу домой. Здесь хорошо. Красиво. Но дома лучше.
— Помнится, тебе надоела вечная зима, и ты хотела лето.
— Та зима своя, родная. А здесь все чужое. Но… — Она пожала плечами. — Мне здесь нравится. Этот дворик. Сады. Замок. То, как ты все для меня устроил. Мне хорошо и спокойно.
Я про себя усмехнулся. Спокойствие это дал ей я. Там, дома, она наверняка бы возмутилась такому вмешательству с моей стороны, но она об этом никогда не узнает. После того, что с ней случилось спустя два года после нашего появления в этом мире, я вмешался в ее разум и делал это ежесекундно. Но она изменилась. Ее истинная суть была приглушена, любовь к приключениям сменилась равнодушием и желанием просто проводить свои дни в этом замке. Она больше не ездила на прогулки верхом по окрестностям, предпочитая проводить время с сыном, когда он не был занят, как она выражалась, «мужскими воинскими играми». Я улыбнулся. Да, владение мечом в ее понимании — это игра. Она — дитя мира, для которого меч и доспехи — давно забытое прошлое, кадры из исторических фильмов да приключенческие романы. Мне было проще позволять ей так думать и спокойней за нее. Когда мы вернемся, она снова станет собой. Такой, какой я ее увидел в первый раз. Я скучал по ее непокорности, дерзости и вечным подначкам. Но ничего, уже скоро.
— Ты будешь дома или у тебя еще дела? — спросила Элви.
— Скоро мне нужно будет уехать.
— Ну ладно, тогда я приму душ: я все потная после баскетбола — твой сын меня совсем загонял! — и буду тебя ждать.
Она поправила снова сползшие на нос очки, недовольно поморщилась и подняла на меня глаза.
— Я забыла контактные линзы в нашем мире. Надоели очки. Ты мог бы мне и исправить зрение! — надула она губы.
Новая привычка, которую она приобрела здесь, выглядела очаровательно, но это был совершенно не ее стиль. Еще одна причина, по которой я хотел как можно скорее закончить здесь все дела.
— Не хочу. В очках ты выглядишь беззащитной, а мне нравится твоя беззащитность.
Я развернул ее к двери в ванную и шлепнул чуть ниже спины. Она ойкнула, фыркнула и ушла.
Я секунду смотрел на закрытую дверь, размышляя, не присоединиться ли мне к жене, но передумал. Успеется. Сначала дела.
Ущелье Огры встретило меня ветрами и странными плачущими звуками, которые издавали древние камни. Эффект, оставшийся здесь со времен предков местных магов. Именно здесь по преданию жили Святые, именуемые в местном мире Вещими странниками. Странников тут никаких не было уже много тысячелетий, но люди продолжали верить в предания.
Немного иллюзии — и я сменил облик. Осталось только дать знать Кимре, что я здесь, и ждать.
Кимра явился почти сразу. И не один. За ним брели три завернутые в белые шелка фигуры.
— Вещий, — поклонился он. — Я пришел к тебе за помощью и советом. Вот дары тебе — три существа. Отборные, выведенные в селекторах наших лабораторий. Они обучены по высшему классу, готовы к деторождению и использованию.
Кимра дал знак, и «существа» скинули покровы. Передо мной стояли три красивых бледных девушки. Бледность считалась тут своеобразным знаком качества, ведь они никогда не видели солнца, и я был уверен, никогда не выходили за пределы селектора.
1
Карфаген должен быть разрушен!.. (лат.)