Поранившуюся о сломившийся сук Степанидушку одноклассницы утащили за полкилометра на голый из-за крутизны склон, откуда Бероев умудрился стартовать, прикрепив пострадавшую к себе. Маруся тоже сумела сесть, не поломав себе ничего — она вообще словно чувствует движение воздушных потоков и летает так, будто родилась с куполом над головой. Только вот к развязке не поспела — оказалась далековато от места событий.

Нах-Наха и Мелкую отмывали у скудного родника, поливая водой из походных кружек. Ну, так, слегка оттёрли сверху, а потом заторопились домой. Топать-то больше десятка километров и отнюдь не по асфальтированной дорожке. Впрочем, у чистого озерца с удобным твёрдым входом в воду ребят оставили — им надо было срочно мыться как следует, потому что забравшаяся под одежду грязь начала раздражать кожу.

Маруся осталась, чтобы прикрыть «голубков» от возможной опасности — слоносвин мог быть не один, да и других хищников отсюда никто не прогонял.

— Не буду на вас смотреть, — ухмыльнулась «охранница», заступая на пост. — Купайтесь в своё удовольствие, — и скрылась неподалеку, растворившись среди листвы.

Отполоскали купола, оплакали порезанную стропу, постирались и сами поплавали, настороженно поглядывая на наготу друг друга и избегая прикосновений. Словно привыкали к чему-то запретному, но не для них, если наедине. Оба чувствовали себя скованно и усиленно делали вид, будто ни капельки не смущены. Даже разговаривали исключительно по делу. Дожидаясь, пока просохнет одежда, почистили и смазали оружие, обсудили особенности винтовки, из которой сегодня стреляла девочка. Вот просто боевые товарищи в момент короткой передышки, и всё тут.

— Одеваемся, — вдруг сказала Мелкая, — и через минуту была полностью экипирована, словно солдат, поднятый по тревоге. Впрочем — Федька от неё не отстал. Только потом спросил:

— Куда такая спешка? Маруська, что ли, решила за нами поподглядывать? — завертел он по сторонам головой, пытаясь угадать, откуда подобралась эта шельма.

— Она всю дорогу с нас глаз не спускает, любопытина. Нет, какие-то мужики приближаются целой толпой. Наверное, егеря подоспели. Им, вообще-то, должны были дать отбой, — засомневалась она на секунду, — ну да как подойдут — узнаем.

Федька надел шлем и осмотрел окрестности через его аппаратуру: где-то далеко среди зарослей что-то невнятное как бы обнаружилось, но разобрать кто — с такого расстояния немыслимо. Видно только, что приближаются и, судя по плану местности, по звериной тропе, ведущей как раз сюда, к воде.

— Как ты их учуяла? — спросил он с недоумением. — Это какая-то ваша аборигенская хитрость? Научишь меня?

— Не получится. Мне кажется — мужчины вообще не могут так чувствовать. И это не хитрость и не наука, а, словно проснуться. Дара Руслановна как-то раз показала… не знаю, как объяснить. Словно прикосновение к чужому сознанию. Только это не всегда. Помнишь, как коты на нас добычу навели? Я ничего не воспринимала, пока не увидела. А сегодня, наверное, что-то сдвинулось в сферах небесных — весь мир, будто на ладони.

— Ты и меня чувствуешь? — Нах-Наху стало неудобно, потому что о некоторых вольностях по отношению к Нинке он немножко мечтал.

— Ага. Ты такой забавный, особенно там, на болотине. Понимаешь, обычно, если кто в такой зыбун вляпается, то начинается ужас, паника, дерганина. А из тебя попёрла досада на глупую задержку, не позволяющую врезать как следует этой свинье-переростку. Потом — ушат ледяного спокойствия и яростная сдержанность.

— А про то, что я о тебе недавно думал…?

— Забавные вы, городские! — недобро ухмыльнулась Мелкая. — Ишь, распереживался, будто маменькин сынок! Не ссы, прорвёмся, — вдруг заключила она с неожиданной резкостью, словно он заговорил о неприличном. Хотя, да. Марина, что воспитала Федьку, этих тем не просто избегала. Хуже! Вела себя так, будто их вообще не существует. Если бы мачеха с отцом иногда не мурлыкали у него на виду, обмениваясь обещающими взглядами, он до сих пор считал бы то, что происходит между мужчиной и женщиной, чем-то грязным и противоестественным. Недостойным, в общем.

Парни тоже добавляли к этому изрядную лепту брезгливости, обсуждая девчат так, будто осуждают их чуть ли не за всё на свете. Презирают и всячески стремятся… а вот в отношении устремлений начинались намёки, недоговорки или откровенное хамство. Не на это ли его отношение так резко изменилась Мелкая — минуту назад рассудительная и доброжелательная девочка вдруг стала насмешливой и высокомерной.

«Нырнув» в шлем, Федька убедился, что неясные размытости приблизились и стали различимы, как довольно многочисленная группа вертикальноходящих теплокровных. Надо же, откуда она их учуяла?!

Разговаривать дальше уже расхотелось, и ребята принялись сворачивать просохшие купола. Лететь обратно им не светило — выкупанные в трясине ранцевые двигатели даже включать было боязно без полной ревизии. А грузовик, посланный из школы за мясом, сейчас только грузят — так что лучше чуток подождать, чем топать многие километры с тяжестью на спине. Тем более, что и во времени не выиграешь, как бы ни торопился.

— Чего прячетесь, вояки? — строго обратилась Мелкая в сторону зарослей. Голос чёткий, просто командирский какой-то, легко преодолел пару десятков метров, оставшихся до рубежа, на котором расположились визитёры, остающиеся под прикрытием заросшей мелколесьем опушки. — Мы — маленькие детки, севшие передохнуть на бережку лесного озера. Сегодня не кусаемся, — продолжила она насмешливо. Вернулась к ней бедовость… как только оделась.

Больше десятка мужчин в удобных пятнистках, появились из зарослей, где явно маскировались, стараясь подобраться незаметно. Единообразный внешний вид, чисто выбритые лица — сразу понятно — воинское подразделение. Федька не удивился, что девочка пришла к сходному выводу. Тем более — дальнейшая её речь заинтересовала и его самого:

— Командир, охранение выставлено, так что предлагаю личному составу подойти поближе и расположиться на отдых. — Мелкая была серьёзна и спокойна. — Я же, тем временем, доведу до вашего сведения обстановку.

Деликатные формулировки явно уставных слов произвели на пришедших благоприятное впечатление — они, обмениваясь какими-то своими знаками, подошли и уселись тут же на бережку.

— Э-э, Василий-если-без-чинов! — уверенно обратилась подруга к старшему, — через сорок минут в трёхстах метрах в том направлении, — махнула она за спину, — пройдёт грузовик до Плёткино. Будут места в империале.

На серьезном лице командира промелькнула тень узнавания.

— Снайпер Мелкая? Если запамятовали, капитан Савельев к вашим услугам, — ответил мужчина, галантно снимая форменное кепи и обнажая идеально белую шевелюру.

— Лейтенант Фролов, — тут же сверкнул улыбкой подошедший к командиру высокий разведчик, даже руку протянул для рукопожатия — Мелкой, — и снова здравствуйте… детишки.

И тут Федька разом его узнал. Это же тот, который их тогда остановил по дороге с войны. И Мелкая чуть отшатнулась, но былого испуга заметно не было, только лапу проигнорировала, видимо припомнив, как этот парень облобызал ей ладошку при прошлой встрече, и не стала давать повода для повторной галантности, вообще отвернувшись от лейтенанта.

— Познакомьтесь, капитан, — обратилась она к Савельеву. — Это Нах-Нах, четвертый поросенок, если не в курсах.

Федька ухмыльнулся, но сам ничего говорить не стал. Приятно было посмотреть, как слегка озадачился матерый разведчик Фролов на вызывающую нелюбезность Мелкой. Впрочем, переглянувшись с капитаном, понимающе улыбнулся, и почти одновременно с Савельевым произнес:

— Здорово, Нах-Нах.

— Привет, Нах-Нах.

— И вам не хворать! — деловито кивнул мальчик.

После чего, командир негромко многозначительно кашлянул, и лейтенант, подмигнув Фёдору, мгновенно шагнул назад, круто развернулся и потопал к остальным, уже располагающимся на бережку.

— Позвольте поинтересоваться, — понизив голос, сразу продолжил капитан. — Отчего нам надобно в Плеткино?