— Генри, — шепотом позвал он. — Где твоя дикая няня из Йоркшира?

— Наверно, вернулась в Йоркшир, почем мне знать? — ответил Генри. — Месяц назад собрала чемоданы и смылась. Не понравился ей Комильфорд, мой новый слуга.

Он кивком головы указал на высокого худощавого человека, который был одет в ливрею, отличавшуюся от обычной дворцовой только тем, что на ней было больше позумента и она буквально утопала в белоснежных кружевах. В данный момент слуга был занят тем, что стряхивал со своего рукава невидимые пушинки. У него были крошечные глаза и слишком длинный, как показалось Киту, нос. Кит даже подумал, что он похож на аиста: очень уж странно этот Комильфорд дергал головой и щурился. На самом деле слуга был близоруким, но стеснялся носить очки.

— А позади него кто? — спросил Кит, указывая на человека в длинном плаще с низко надвинутой на лоб шляпой.

У незнакомца в руке был новенький, недавно изобретенный и ужасно дорогой карбоновый фонарь. Человек водил в разные стороны ярким лучом — проверял, хорошо ли закреплены трапы.

Генри поморщился.

— Эрнест Скиннер, мой новый телохранитель из Скотланд-Ярда, — прокомментировал он. — Кажется, они решили, что мне без него не обойтись, особенно сейчас, когда Спаркс на свободе. Но знаешь, мне с ним не очень уютно, какой-то он непрошибаемый. Думаю, ни разу из страны не выезжал, и даже интересно, как он поведет себя в Кара-Лабасе?

— Где-где?

— Что, ни разу не слышал? Есть такое королевство в Европе. — Он усмехнулся. — Не больше почтовой марки.

— Зачем тебя туда посылают? — спросил Кит.

Генри пожал плечами.

— Их королевский род как-то связан с нашим по материнской линии. Но мама плохо себя чувствует и не может поехать. Поэтому мне придется лететь вместо нее. Ты не представляешь себе, Кит, как то-о-шно бывает на этих коронациях! Если опять не будут проветривать, там будет духотища, и я тогда засну прямо в кресле и, чего доброго, начну храпеть на весь зал.

— А мне-то каково, — подхватил Кит, — представь: сижу я во Франции, в убогой лачужке, а надо мной колдует какой-то старый пень, ровесник тети Перл.

И ребята прыснули со смеху, представляя себе все эти картины.

Но тут подошло время отлета.

Капитан Лэмо, в белой с иголочки униформе с золотыми эполетами, с лихо закрученными усами, сообщил, что наконец-то подул попутный ветер и пора отправляться в путь.

— Через шесть часов будем в Париже, — заявил он, довольно потирая руки.

Один за другим взревели моторы аэролета, пришла пора прощаться, плакать — это касалось тетушки Перл, целоваться и обниматься на прощание — и это тоже касалось тетушки Перл. Последние минуты волнений и суеты. Шутка ли — ребята впервые одни летят за море, в чужую страну. И в этом отношении Генри, хоть он и был самый что ни на есть настоящий принц, а бабушка его — настоящая королева, почти ничем не отличался от Кита, которого провожали отец и тетушка в нелепой шляпке с цветами.

— …И не забывай чистить зубы по утрам и перед сном, — услышал Кит наставления королевы. — У твоего дедушки Альберта была такая белозубая улыбка…

Тетя Перл сунула полкроны в руку Кита, потом сунула такую же монету Генри, видимо не понимая, что за морем эти деньги едва ли пригодятся. Тем временем мистер Стиксби мановением указательного пальца свернул ковер, и тот устроился у Кита под мышкой.

Доктор Стиксби вдруг хлопнул себя рукой по лбу:

— Ох, самое главное чуть не забыл!

Пошарив под своей островерхой зеленой шляпой, он достал что-то похожее на кружок из полупрозрачного нефрита на веревочке.

— Обещай мне носить это не снимая, — сказал отец. — Я очень торопился, делая этот амулет. У него такое свойство: если Спаркс окажется где-то поблизости, он загорится зеленым светом и предупредит тебя об опасности.

С этими словами отец надел зеленый кружок на шею Киту, и тот спрятал его под мантией. Впервые в жизни Кит заметил в глазах отца тревогу.

— Не бойся, папа, все будет хорошо, — поспешно сказал Кит и вздохнул. — Хотя, кто знает, может, этот дружок тети Перл такой же сумасбродный, как и она сама?

— Тише, тише! — улыбнулся доктор Стиксби. — Она идет сюда. Ты же не хочешь, чтобы она обижааась? Береги себя, сынок. В скором времени я пришлю тебе другие амулеты, которые помогут…

Тут дежурный по аэролету зазвонил в звонок.

— Леди и джентльмены, просим вас занять свои места. Пожалуйста, занимайте места… последний звонок…

Кит и Генри торопливо поднялись вверх по трапу — и как раз вовремя, потому что в следующую минуту трап стал отъезжать, а дверь корабля наглухо закрылась. Ребята кинулись к иллюминатору и стали махать родным, оставшимся внизу, а в это время «Веселый король» отошел с причала и стал плавно набирать высоту.

Команда лайнера была почти целиком занята взлетом, и в главном пассажирском салоне с ребятами остался один мистер Скиннер. Он был начеку: руки за спиной, взгляд внимательный и настороженный.

Через, несколько секунд Букингемский дворец стал маленьким, почти игрушечным, во всю ширь под ними раскинулся ночной Лондон, словно покрытый живой паутиной из крошечных мерцающих огней. Заработали пропеллеры, и «Веселый король», недолго повисев на одном месте, развернулся и взял курс на юго-восток — на Париж.

Кит оглянулся и обнаружил, что ковра-самолета нигде нет (а он хорошо запомнил, что положил его на стул, когда спешил к иллюминатору). Где же ковер? Оказывается, Кит вовремя спохватился: мистер Скиннер с ковром на плече был уже одной ногой за дверью, при этом у телохранителя было такое суровое выражение лица, словно это не он прихватил чужое, а, наоборот, сам поймал воришку.

Кита разобрало.

— Эй, куда вы тащите мой ковер? — закричал он.

Мистер Скиннер оглянулся и смерил его холодным взглядом бесцветных глаз.

— В трюм, сэр, — отвечал он невозмутимо. — Прошу прощения, но ковер очень грязный, а вокруг нас ценные вещи.

Кит насупился. Ему совсем не нравился ни этот человек, ни его глупые речи. Он бы мог на это ответить, что ковру более трех сотен лет, что это трижды антиквариат и вообще вещь бесценная — любой уважающий себя чародей подтвердит это. Но что-то подсказывало Киту, что спорить с мистером Скиннером бесполезно: он не послушает.

— Ладно уж, только поосторожней с ним, — буркнул он и отвернулся.

Мистер Скиннер молча закрыл за собой дверь.

Когда он ушел, Кит надул щеки и пожаловался принцу:

— Кем он себя возомнил? Что он тут распоряжается? Как он схватил мой бедненький старенький коврик — как засохшую селедку! Конечно, говорить можно что угодно, но на самом деле ковер не грязнее меня.

Генри осторожно, двумя пальцами, вынул листик из спутанной шевелюры Кита.

— Ну, мне кажется, мистер Скиннер действовал из лучших побуждений, — с улыбкой ответил он.

Хотя на «Веселом короле» было пять спален и в каждой стояла широкая кровать с балдахином, Кит и Генри решили, что в такую душную ночь нет смысла прятаться под одеялом, а лучше всего подремать на диване. За ночь они два раза просыпались: один раз — чтобы поглядеть на звезды, второй раз их разбудил шум морского прибоя.

Каждый раз, когда они открывали глаза, они видели, что мистер Скиннер по-прежнему стоит у дверей — сторожит их сон. Шляпу он, по-видимому, никогда не снимал, даже в помещении. В спальне было жарко, и пот градом стекал у него со лба.

— Интересно, он спит когда-нибудь? — шепнул Генри на ухо Киту.

— Может, он умеет спать с открытыми глазами, как крокодил, — предположил Кит.

И мальчики захихикали.

Тут мистер Скиннер вежливо кашлянул и напомнил им, что он находится в этом же помещении и слух у него острее, чем они думают.

Проснувшись наутро и выглянув в иллюминатор, Кит в первый раз в жизни увидел Париж. Он узнал этот город по необычной башне с причалами для аэролетов. Больше ничего особо красивого Кит не заметил, но подумал, что все равно побывать за границей не так уж плохо.

«Веселый король» причалил к Эйфелевой башне. На открытой площадке собралась странная компания: несколько старичков, похожих друг на друга как две капли воды: с пышными седыми усами, в котелках и в красно-бело-голубых, под цвет французского флага, шарфах.