— Наверно, наверняка передал. Только я ничего не помню.

— Экий ты! Наверняка передал! — передразнил седой господин. — Как же передал, если нет его давно, князя Дурова?! Но смею заверить тебя, что будь Афанасий Федорович жив, он без сомнения — в этом мое глубочайшее убеждение — выдал бы нам эти бумаги! И в твоих же интересах не упрямиться!

— Помилуйте, да разве же я упрямлюсь?!

— Не знаю, — развел он руками. — Знаю, что у тебя, Дементьев, письма нет. С мадемуазель де Шоней мы опоздали. Она улизнула от нас в Москве. Мы думали, что она передала бумаги через твою невесту. И из-за этого погиб мой человек. Его застрелил полицеймейстер Развилихин. А мне, знаете ли, не нравится, когда стреляют в моих людей.

Не нравится ему! Они б со Шварцем нашли друг друга!

— Я приношу соболезнования по поводу гибели вашего человека. Но, видит бог, я не имею ни малейшего представления о происходящем, — кажется, примерно то же самое я говорил в кабинете московского полицеймейстера.

— Да, — кивнул головой седой господин. — Бумаги, переданные через твою невесту, оказались всего лишь письмом мадемуазель де Шоней, адресованным тебе. Как видно из него, ты и впрямь ничего не знаешь. Забыл все напрочь, кто-то поработал над твоей памятью. Но мадемуазель де Шоней куда-то ведет тебя хитроумным способом. Куда? Куда ты направляешься? Где она тебя ждет?

— В Санкт-Петербурге, в Осиной роще, в доме штабс-капитана Саликова, — ответил я.

— Argumentum ad ignorantiam, ^[30]— прокомментировал мои слова велетень.

— Ай-ай-ай! Дементьев, Дементьев! — седой господин откинулся на спинку стула. — А говоришь, что не упрямишься. Этот адрес мы уже знаем. Трактирщик… Фрол, кажется, сообщил нам. Но это оказался ложный след. Даже не след, а ловушка. Четверо моих людей взяли ключ, спрятанный под ступенькой, открыли дом. А оттуда вылетели зимние осы, ^[31]слегка расстроенные тем, что половину сезона провели взаперти. И покусали моих людей, двоих до смерти.

— А я, слава те господи, выжил, да вон как опух! — пожаловался опухший господин. — И Иванову тоже рожу разнесло будь здоров как!

— А мне, знаете ли, не нравится, когда травят насмерть моих людей, — заявил седой господин.

Жалобы опухшего он проигнорировал.

Вообще, интересный напротив меня сидел господин. Одного его человека застрелили, еще двоих закусали до смерти, ему это не нравится, но в принципе лично против меня и мадемуазель де Шоней он ничего не имеет. Только письмо ему отдайте. Черной ленточкой перевязанное.

И будь у меня возможность, я бы отдал ему и это письмо, и все остальные письма Романовых, доверь они мне их. И пусть открывает их хоть в Совете, хоть в кунсткамере. Но это — будь моя воля. А Аннет, похоже, была другого мнения. Она участвовала в каком-то заговоре. И в ходе своей игры отправила на досрочное рандеву с Главным Поваром каких-то несчастных, понадеявшихся встретиться с нею в Санкт-Петербурге. Веселая мадемуазель!

Рольмопсъ ^[32]твою щуку! Девушка, которую я недавно любил и в которую вновь был влюблен, совершает хладнокровные убийства! Да еще с какой жестокостью! Да я и сам мог угодить в смертельную ловушку, которую она подстроила! Случись что-нибудь с девкой из валдайского трактира, с Любкой этой, я отправился бы по адресу, указанному Фролом, и — привет — сейчас бы нимб над головой примерял! Интересно, на что еще она способна? Я бросился за нею, за девушкой, которая поразила меня своим взглядом, но что я о ней знаю? Ничего. Вот теперь знаю, что она мимоходом на тот свет отправить может. Так что, можно сказать, мне еще повезло — с водой забвения-то!

Эти новости надо было переварить. Вот только времени не было на это.

— Милейший, — произнес седой господин, — я еще раз задам тебе вопрос. И советую хорошенько подумать, прежде чем отвечать на него. От твоей искренности будет зависеть твое ближайшее будущее. Куда ты направляешься, где тебя ждет мадемуазель де Шоней и как она сообщила тебе об этом?

За спиной раздался грохот камнепада. Господин Марагур сопел, разминая руки. Седой смотрел на меня в упор. Взять да и рассказать им про капитана-поручика Косынкина. Они же не знают, что Аннет похищена вампирами. Вот и встретятся там с вурдалаками. «Мне, знаете ли, не нравится, когда моим людям глотки перегрызают, — скажет потом этот старик. — Но против вас лично я ничего не имею. Только письмо, черной ленточкой перевязанное, отдайте, а то Альсандру Палычу на царском стульчаке посерить не дают!»

Но что если Аннет удалось вырваться от похитителей? Может, они уже в земле гниют, от земных проблем освободившись? Мало ли, что они ее похитили. У нее и на этот случай какой-нибудь фокус-покус мог быть припасен! И она сидит сейчас, пьет чай с капитаном-поручиком, а я к ним велетеня приведу!

Нет, не мог я предать ее.

— Господа, — приложив руки к груди, произнес я, — честное слово, господа, я направлялся в Осиную рощу в дом штабс-капитана Саликова. Трактирщик Фрол сообщил мне этот адрес. А вы… вы, можно сказать, спасли мне жизнь… Если бы вы не задержали меня, я бы был уже мертв.

Я надеялся, что мои слова звучат убедительно. И напрасно.

— Брешет, подлец! — заявил опухший и уступивший мне стул господин.

— Да что вы, что вы, право?! — возразил я.

Седой господин жестом приказал мне замолчать.

— Дементьев, ты хочешь сказать, что мадемуазель де Шоней желала твоей смерти? Согласен, такое возможно. Но отправлять тебя в Санкт-Петербург ради этого?! Звучит неправдоподобно. Чересчур замысловато. Если б она желала твоей смерти, она б это сделала раньше и проще, у нее была масса возможностей.

Он мне не верил. Нужно было срочно придумать что-то, вызывающее доверие и непротиворечащее уже сказанному.

— Господа, вот что я думаю. А может, несчастье с зимними осами произошло потому, что меня там не было? Может, если бы к дому штабс-капитана подошел я, кто-нибудь в последний момент меня бы остановил и сказал бы, что, мол, нельзя дом открывать, а надо сделать то-то и то-то? Вы никого там поблизости не видели?

— Никого там не было, — ответил седой господин. — Но отправить тебя погулять в Осиную рощу — мысль неплохая. Может, мы так и поступим? Вот господин Марагур с тобой побеседует, а потом бросим тебя на крыльце того осиного гнезда.

Велетень захыхыкал, загремел суставами, зазвенел серебряными колесиками. У меня подкосились ноги.

Очнулся я оттого, что мне плескали в лицо водой, но пошевелиться не мог. Пока был в обмороке, меня догола раздели и привязали к деревянному коню. Надо мной возвышался господин Марагур. В руках он держал кнут.

— Ну что? — прозвучал голос седого господина.

— Смилуйтесь, господа! — заорал я. — Я же все рассказал вам! Все, что знал!

Велетень щелкнул кнутом и с оттяжкой ударил меня по спине. Я взревел. Мне казалось, что меня разрубили пополам, и по странной случайности я сначала не умер, а потом глаза не выскочили из глазниц от боли.

— Ну? — донесся голос седого господина.

— Господа, помилуйте, — произнес я.

Велетень ударил меня еще раз. Я завыл, надрывая горло и легкие. Я был уверен, что третьего удара не выдержу и умру или сойду с ума от боли. Неожиданно я вновь вспомнил встречу с вице-канцлером, и мне пришла в голову одна мысль. Я надеялся, что спасительная.

— Господа, вспомнил! Вспомнил! — закричал я, надеясь упредить третий удар кнутом.

— Ну и что же ты вспомнил? — спросил седой господин.

— Граф Безбородко когда я был у него когда он передал мне письмо там был секретарь у вице-канцлера был секретарь он подслушивал наверняка подслушивал да и граф не особенно скрывался от него этот секретарь наверняка что-то знает может, вы у него спросите, — протараторил я.

— Да заладил ты: секретарь, секретарь, — послышался голос седого господина. — Иванов, секретарь вице-канцлера. Знаем мы его, ждем с минуты на минуту.

Кнут со свистом рассек воздух и опустился на меня в третий раз.