— Чуть не забыла!.. — крикнула она Юлии. — А ведь за этим и пришла. — И уже подходя, объяснила: — У маленького опять желудочек расстроился.

— Напои рисовым отваром, а завтра придешь с ним в больницу, покажем врачу.

Тасия передумала уходить.

— Ох, устала я от них. — Она присела на лавку. — А у вас тут тихо, как в раю.

— Ребята у тебя славные, — сказала Юлия, стараясь угадать, к чему она клонит. Раду тоже насторожился, но сделал вид, что его это мало интересует, и подошел к прессу.

— Уж больно много их, — сказала Тасия, пересаживаясь почему-то на стул.

Юлия протянула Тасин пакет:

— Возьми для ребят. Конфеты. А костюмчик — для Миту. Из города прихватила. Ему как раз впору будет.

— Опять удрал, — тихо сказал Раду.

— Не сердитесь на мальчонку, — заговорила Тасия, пряча пакет за пазухой.

— Хватит, сестра! — резко остановил ее Раду.

— Раньше надо было его отдать вам, да все думала, маленький еще, — не унималась Тасия. — Теперь-то большой. Муж-то не против… — Раду промолчал. Тасия повернулась к Юлии: — Может, вы думаете, что мы его подговорили?!

Раду, едва сдерживаясь, произнес с расстановкой:

— Ничего мы не думаем.

Желая сгладить ситуацию, Юлия виновато, но с достоинством заключила:

— И с другими так было. Не родные мы им.

Через двор, часто останавливаясь, прыгал зайчонок.

Раду бросил инструмент, подошел к ковру.

— Откуда это? — спросил он Юлшо со скрытой злостью.

— Да это же мы вместе заказывали в Таборе. Вот и привезла…

— Не могла подождать? На машине бы съездили.

— Зачем? И тебе мучиться по этой грязи.

— А зачем мы ее купили? — вспылил Раду. — Чтобы стояла и ржавела?

— Машину кум Нистор попросил… Еще утром… Ребенок у них заболел

Раду снял с веревки ковер и бросил его на землю:

— Зачем нам столько барахла?

Юлия нагнулась к ковру:

— Ты только взгляни, какие нежные краски. Красный — из побегов дикой лесной яблони, коричневый — из коры дуба. Позабыли мы эти рецепты…

… В одной из комнат Раду гневно разбрасывал вещи:

— И так уже боком ходим по комнатам!

— Да много ли нам места надо… — приговаривала Юлия, следуя за ним и раскладывая все по своим местам.

Наконец Раду, поостывши, сел за стол. Его знобит.

— У, черт, как холодно в этом доме. Почему так холодно?..

— Холодно? Ты что? В доме холодно… — беспомощно оглянулась Юлия. — Вроде бы нет… А может, затопить? Я мигом затоплю.

— Кто же топит в такое время? Ведь лето еще… — вздохнул Раду. Юлия пристально посмотрела на Раду.

— И давно тебе так холодно?..

— Зачем все это… двоим… — Он как будто не слышал ее.

Юлия осторожно села рядом.

— Хоть нажитое останется после нас… — сказала она, задумавшись.

— Да не все ли равно!

— Вот ты, когда сады сажаешь, ведь не спрашиваешь себя, зачем? И я хочу, чтобы у нас в доме было красиво!

— Пройдет время, никому твои ковры не пригодятся. Все состарится — и мы. и веши… — сказал он с усталостью в голосе.

— Будем такое покупать, что не старится.

— Где это ты такое видела? — спросил Раду, улыбаясь странной улыбкой.

Юлия задумалась.

— А это еще что?

Юлия взяла один из пакетов и осторожно развернула его.

— Книги…

— Это сколько же ты денег ухлопала?

Юлия осторожно подняла с пола еще один пакет, распаковала и вынула вазу.

— Посмотри, какой рисунок, целая сказка…

— Поступай, как хочешь, — отмахнулся Раду и вышел.

Юлия машинально запаковала вазу и вышла вслед за ним.

… Раду и Юлия сидели на пороге своего дома.

— Может, и в самом деле перехватила… — сказала Юлия виновато.

— Юлия, ведь мы ничего… — Раду ткнул пальцем в землю, — с собой. не заберем…

— А зачем с собой? — ласково сказала она ему. — Вдруг кому и оставим…

— Ты опять за свое! — сказал он, резко поднявшись.

— Раньше хоть твой отец в доме был.

— Как-нибудь доживем… — сказал Раду устало.

— Когда думали строиться, ты не послушал меня. Сейчас бы среди людей жили, а не на отшибе, — домогаясь своего, сказала Юлия.

— Не мог я идти против воли родителей. Корни нашего рода вросли в этот холм! Село-то раньше здесь было, теперь вой куда ушло: к шоссе, к поездам.

Некоторое время оба сидели молча, каждый думая о своем.

— Кстати, я договорился с бульдозеристом, снесем эту старую халупу, — Раду кивнул в сторону старого отцовского дома.

— Чем рушить старый дом, лучше бы ты башню достроил, — возразила Юлия.

— Всему свое время.

— Уж и людей стыдно. Сколько лет живем, а дом недостроенный! И зачем тебе эта игрушка над домом?..

— Тысячу раз говорил, не игрушка это, а башня.

С вязанием в руках Юлия садится ближе к Раду.

— Мы и так на холме живем. Село все как на ладони. И станция, и железная дорога, и шоссе…

— А с башни будет еще виднее!

Они помолчали, каждый занимаясь своим делом.

— Однажды утром, — прервал молчание Раду, — поднялся я на башню… с детьми Тасии. И мы смотрели… Небо было ясное, солнце только взошло, воздух чистый… И видны были холмы… Один за другим, как паруса, как застывшие волны… И на горизонте, совсем далеко, вроде бы даже корабль поплыл… Правда, его сначала ребята увидели, а я не сразу…

Юлия украдкой следила за ним.

— Бабка Ангелина дом продала, — перешла Юлия к самому главному.

— Ну и что? — спросил Раду равнодушно.

— Ты же знаешь, новая медсестра там угол снимала.

— Ты что затеяла? — спросил он уже подозрительно.

— Да ничего особенного.

— Чужого взрослого человека к нам в дом? — сказал Раду и, громко стуча молотком, начал снимать обручи с пустой бочки.

— Я против твоей воли никогда не пойду. Но ты послушай!

Сняв два обруча, Раду остановился.

— Она уже была здесь… без тебя. Очень ей понравилось, как мы живем. Все говорила: «Как у вас тут хорошо! Все в садах! Далеко от суеты!».

— Вот видишь, чужой человек сразу красоту заметил! А из каких она мест? — спросил он заинтересованно и сел рядом с Юлией.

— Говорила она мне, да я не запомнила, — ответила она, посмотрев ему прямо в глаза, и шепотом добавила: — А знаешь что еще? Родителей у нес нету.

— Родителей нету… Как же это? — спросил он с искренним сочувствием.

— А что, если нам ее… — осторожно начала Юлия.

— Взять?! Юлия!

— На квартиру.

Раду зачерпнул из ведра кувшин воды и жадно припал к нему. Напившись, поставил его на край стола, и кувшин упал на землю. Собирая осколки, Раду рассвирепел окончательно.

— Нет! Привыкнем к ней…

— Мы к ней привыкнем, а она к нам…

Одновременно послышался стук в ворота и лай собаки. Во двор дома вошел мош Тудосе. Он коренаст, как все старые люди, тепло одет, на голове шапка из каракулевого меха. Он слегка прихрамывает, опираясь на палку.

— Эй, Раду! Бригадир! — деловито окликнул он хозяина.

— Проходи, мош Тудосе! — крикнул от крыльца Раду.

— Некогда… — Тем не менее, Тудосе прошел к дому и присел на крыльцо. — Тебя председатель вызывает. Завтра, говорят, дождь перестанет.

— Каждый день передают, — сказал Раду.

— Может, кружку муста выпьете, — предложила хозяйка гостю.

— Мне бы чего покрепче. Ах, не та кровь! Не греет, как раньше… Сырость! Ох, уж эти мои ноги! Как деревяшки. — Старик постучал палкой по ногам. — Не чувствую их. Будь прокляты траншеи, где я их отморозил!

Некоторое время все молчат, после чего опять вступает мош Тудосе:

— Видели вчера по телевизору, как западный немец опять пришел к нам с дружбой да с коммерцией?

— Вот и хорошо, что пришел. Куда же ему деваться-то? — высказал Раду свои соображения.

— А эта хитрюга Англия, — продолжил свои мысли мош Тудосе, — что-то опять крутит носом. Она и во время войны все крутила да вертела. А в этой богачке-гордячке Америке засуха-то какая! Прямо жгет ее вовсю.

— Ничего, мош Тудосе, был бы мир, а остальное пережить можно, — сказала Юлия.