Мария встала на колени и, сложив руки, искренне произнесла:

— Боже! Милостивый Боже! Внемли моим мольбам, благостию и правосудием Твоим защити Джорджа!

Едва барышня произнесла эту трогательную молитву, как Скиндия вбежала в гостиную с криком:

— Барышня! Сюда идут мистер Стоп и французский доктор!

— Какие вести принесут они, — прошептал Эдвард, — быть может, вести о новом горе?

Мария, не вымолвив ни одного слова, дрожала сильнее прежнего. В комнату вошел доктор Дьедоннэ в сопровождении Стопа. Оба вошли с поникшими головами, и их внешний вид не обещал ничего хорошего.

— Вот мы и пришли! — проговорил удовлетворенно доктор. Эдвард кинулся к нему с требованием:

— Ну, доктор, говорите скорее!

— Что с Джорджем? — торопила вошедших Эва.

— Какие известия получили вы? — спросила Мария.

Дьедоннэ грустно покачал головой:

— О! Мы пока ничего не знаем!

Все вздрогнули от ощущения новой опасности и неизвестности.

— О, мой добрый барин, — жалобно начал Стоп, утирая слезы, обильно катившиеся из глаз, — мой бедный барин! Я был уверен, что эта проклятая Индия — наше несчастье.

— И вы не нашли никаких следов? — спросил Эдвард подавленным голосом.

— Ганг не изменил себе, и тело сэра Джорджа не всплыло, — ответил доктор.

— Боже мой! — трижды вымолвила Мария, в отчаянии сжимая пальцы обеих рук.

Эва обняла ее и несколько раз поцеловала, повторяя:

— Успокойся, родная, зачем терзать себя напрасными слезами! Ведь еще надежда не потеряна, Господь поможет нам и спасет Джорджа.

Тем временем Эдвард расспрашивал Стопа и доктора.

— Может быть, вы поторопились окончить розыски?

— Мы завершили их только потому, что стало совсем темно, и не было возможности продолжать их. Мы прошли более четырех миль вдоль реки, подвергая осмотру каждый кустик, каждую кочку, поросшую травой.

— Бог оставил нас! — заметил Эдвард, теряя последнюю надежду на спасение брата и все более и более поддаваясь влиянию неудержимого горя. — Он оставил нас, если допускает судьбе безжалостно и беспрестанно наказывать нас. Вчера погиб отец, сегодня брат! Все гибнет, все рушится!

Бесцельно пройдя несколько раз по комнате, он, наконец, остановился и переспросил француза:

— Значит, Джордж погиб?

— Очевидно, это так, — опустив голову, будто признаваясь в своей вине, вымолвил доктор.

— Нет, не погиб! — раздался от двери чей–то голос, и на пороге показался человек со смуглым лицом, одетый в обычные одежды лодочников на Ганге.

Сердца присутствующих забились учащенно, взгляды устремились на вошедшего. После минутного колебания Эдвард, который первым узнал брата несмотря на костюм и гримировку, бросился в объятия Джорджа.

Пока Эдвард душил в объятиях брата, сестры ласково гладили его руки, приговаривая:

— Слава Богу, он спасен!

Стоп, сильнее всех переживший сообщение о смерти своего хозяина, смеялся и плакал одновременно.

— Ах, мой дорогой барин, — говорил он, то и дело прикладывая платок к носу, — я как бы заново родился! У меня льются слезы! Я плачу, как сумасшедший, но это от радости, только от радости. Мне одновременно хочется и плакать, и плясать! Черт побери, я с охотой пошел бы вприсядку!

И, вероятно, понимая, что другого повода привести эту мысль в исполнение никогда не представится, он и в самом деле начал с большим увлеченном и почти с такой же неуклюжестью исполнять один из шотландских деревенских танцев.

Доктор Дьедоннэ, вооружась лорнетом, с большим вниманием осмотрел со всех сторон Джорджа, будто ученый, изучающий редкий субъект.

— Действительно, — сделал он вывод после безмолвного и пристального созерцания, — это не кто другой, как сэр Джордж, и надо прибавить, живой, по крайней мере на вид.

— Не только на вид, но и в самом деле, любезный доктор, — ответил Джордж.

— Уверены ли вы в этом? — спросил доктор с сомнительной миной и притом такой смешной, что Джордж, несмотря на печальные обстоятельства, не мог не засмеяться.

— Обыкновенно, — продолжал Дьедоннэ, — чтобы сделать такой вывод, мне нужно взвесить все «за» и «против». Дайте мне вашу руку.

— Извольте, доктор.

Дьедоннэ приложил два пальца к кисти руки Джорджа, пробуя пульс и, вынув часы, считал биение сердца, устремив глаза на циферблат.

— Ну что, доктор, — спросил Джордж, — какой напрашивается вывод?

— Жизнь в субъекте, несомненно, есть, — прошептал доктор, как бы говоря сам с собой, — девяносто шесть ударов в минуту — это вам не пучок шпината.

— Я рад, — воскликнул Джордж, — пульс мой немного учащен, это от возбуждения, но он свидетельствует о том, надеюсь, что жизнь продолжается!

Помолчав несколько минут, Малькольм неожиданно спросил:

— Надеюсь, вы не сомневаетесь, что я невиновен?

— Ты шутишь, брат, — упрекнул Джорджа Эдвард.

— Согласиться с тем, что вы — убийца, — воскликнул доктор, — да я бы скорее усомнился в себе, чем в вас!

— Благодарю, мои друзья, благодарю.

— Кто же вздумал навязать вам этот грех? — спросила Мария.

— Те, кто заранее все обдумал. Им нужно было расправиться со мной, но без помощи Казиля это вряд ли бы им удалось, поэтому, запугав его, они уже почти достигли намеченного. Но мальчуган не только оговорил меня, но и спас от верной смерти. Он вложил в мою руку кинжал в тот самый момент, когда положение уже было безнадежным. Имея оружие, я мог постоять за себя, заставить убийц отступить, затем бросился в реку. По мне стреляли, и неоднократно, но, видимо, Богу было угодно спасти меня.

Смертельно бледные Мария и Эва слушали Джорджа с жадным любопытством и невольной нервной дрожью.

— Честно признаться, я уже был готов к смерти, прошептав имя Марии и брата, бросился в реку, ни на что не надеясь. Пули просвистели возле моего уха и даже чуть–чуть задели мои волосы. Я выдал себя за убитого, нырнул поглубже и долго плыл под водой, появляясь на поверхность только в тех случаях, когда требовалось перевести дух. Запасшись воздухом, я снова и снова нырял, и течение уносило меня. Так я плыл до самых сумерек. Силы стали ослабевать, окоченевшее тело отказывалось повиноваться, и я вышел на берег. В лодке, привязанной близ рыбацкой хижины, нашел одежду лодочника, которой и воспользовался, оставив взамен две золотые монеты. Потом вымазал лицо и руки илом, чтобы стать похожим на индуса, и вернулся в Бенарес.

— Как же возблагодарить Бога за это чудесное спасение! — воскликнул Эдвард.

— А что теперь, сэр Джордж, вы намерены делать? — спросил Дьедоннэ.

— Нужно распространить слух о моей смерти, а мне — покинуть это жилище.

Мария вздрогнула и сделала шаг к Джорджу, прижав к груди руки.

— Как, — проговорила она, — вы оставите нас?

— Это необходимо, моя дорогая, я возвратился лишь для того, чтобы успокоить вас, запастись оружием и взять денег. Я ухожу немедленно! В этом заключается мое спасение. Старайтесь больше говорить всюду о моей смерти, оплакивайте меня, оплакивайте как можно громче. За вами будут следить, и эти слезы обманут наших врагов. Джорджа Малькольма нет в живых, и тайну его смерти и той организации, которая повинна в смерти моего отца раскроет уже другой человек.

— Будь уверен, брат, — заверил Эдвард, — желание твое будет исполнено в точности, тем более, что здесь тебя не видала ни одна душа.

— Мы назначим большое вознаграждение тому, кто даст о вас сведения, — прибавил доктор.

— Мы будем молиться о вашем спасении. И будем делать это беспрестанно.

В течение всего описанного разговора Стоп был в необычайном возбуждении. То бледнея, то краснея, то переминаясь с ноги на ногу, подобно цапле, попавшей в затруднительное положение, то пускаясь в пляс. Все это свидетельствовало о его необыкновенном душевном расстройстве и даже напряженной внутренней борьбе.