— Да, да, дитя мое, — с живостью отвечал Джон Малькольм, — это правда, не сомневайся в этом…

— Тем лучше.

Джон Малькольм приложил палец к беленькой ручке молодой девушки.

— Разве у меня лихорадка? — спросила она, снова улыбнувшись.

— Небольшая, но несколько часов крепкого сна прогонят се. Только нужно лечь спать, как можно скорее. Я с Эвой провожу тебя в комнату. Дай одну руку мне, другую — сестре.

Мария уже встала. Засмеявшись, она ответила:

— А! Я сильнее, чем вы думаете! Мне не нужна поддержка, я поднимусь сама…

И в самом дела, молодая девушка, исполняя свои слова, быстро, хотя и шатаясь, прошла в зал. Подойдя к порогу, она обернулась:

— Простите, милые друзья несносной Марии сегодняшний вечер. Завтра, с Божьей помощью, вы увидите настоящую Марию…

С этими словами она подставила лоб Джону Малькольму, пожала руку Джорджу и Эдварду, затем быстро поднялась по бамбуковой лестнице, почти не опираясь о перила.

Отец и оба сына остались на несколько минут одни, разговаривая о странном приключении, так внезапно прервавшем хороший вечер. Джордж, давно желавший остаться один, чтобы предаться размышлениям, подал сигнал ко сну, прося у отца разрешения идти в свою комнату.

Войдя к себе, он запер дверь, отворил окно, и, облокотившись на решетку балкона, задумался. Его размышления кончились решимостью навсегда разорвать связь с незнакомой вакханкой.

Между тем Согор, после вторичного зова, с уверенностью продолжал ждать. Но эта уверенность сменилась удивлением, когда он понял, что и второй крик остался безрезультатным. Ему пришла в голову мысль, что, может быть, обитателей веранды нет дома. Желая убедиться в этом, он оставил лошадей на попечение негра, а сам направился к саду.

Он увидел, что все окна дома освещены и в них мелькают тени, среди которых ему показалась и тень Джорджа, в чем, надо признаться, он не ошибся.

Итак, молодой человек был дома и, конечно, слышал сигнал. Если он не пришел, то, без сомнения, какая–то неизвестная причина мешала ему прийти.

Согор обычно исполнял буква в букву приказания, полученные от женщины, известной нам не только красотой и своими странными капризами, но никогда не шел самостоятельно дальше приказа. Поэтому он вернулся к лошадям, вскочил на одну из них, сделав знак негру сесть на другую, и помчался ко дворцу, через порог которого Джордж переступал не иначе, как с завязанными глазами.

Быстро пройдя анфиладу роскошно убранных комнат, через которые обычно вел за руку молодого англичанина, он достиг будуара, в котором незнакомка ждала его.

Услышав шаги Согора, она быстро надела маску на лицо, покрывшееся легкой краской, тогда как в глазах блеснула молния. Согор приподнял портьеру из китайского атласа, отделявшую зал от будуара. Затем переступил порог комнаты со сложенными на груди руками и почтительно склонил голову.

Незнакомка, бросив на него взгляд, вздрогнула.

— Ты один?

— Да, — прошептал Согор.

— С Джорджем Малькольмом что–нибудь случилось? — спросила незнакомка дрогнувшим голосом.

Индус отрицательно покачал головой.

— Так его нет дома?

— Он дома, госпожа.

— Может быть, он не слышал сигнала?

— Нет. Я повторил сигнал два раза.

Незнакомка порывистым движением сорвала с себя маску. Лицо у нее было мертвенно–бледным, губы дрожали.

— И он не ответил?!

— Нет, госпожа.

— Значит, он не хотел следовать за тобой, — продолжала она с нескрываемой горестью. — Ему надоели свидания! Он больше не придет!

Согор ничего не ответил.

Большое венецианское зеркало висело как раз напротив молодой женщины. Она ненароком бросила на него взгляд, и зеркало отразило ее поразительную красоту и прелестные формы. Пламя гордости мелькнуло в ее глазах, брови раздвинулись, а на губах появилась улыбка.

— Невозможно! — прошептала она. — Разве я умею обольщать хуже Цирцеи? Разве я отношусь к тем, чья любовь наскучивает и которых бросают раньше времени? Наверное, важная причина помешала ему сегодня следовать за Согором. Эту причину я хочу знать! Я хочу, чтобы он возвратился! Он вернется, и если нужно будет удержать его, я сделаю то, что никогда не делала… Я сниму маску и покажу свое лицо! Да, я сделаю это, потому что люблю его!

Эти слова были произнесены очень тихо, и до Согора долетел только неясный шепот. Незнакомка обернулась к индусу и сказала:

— Согор! Ты вернешься туда!

— К его дому?

— Да.

— Что я буду там делать?

— Ты перелезешь через забор и постараешься проникнуть в дом.

— Хорошо, госпожа.

— Затем войдешь к Джорджу Малькольму и скажешь, что я жду его, что хочу видеть его! Что ему необходимо следовать за тобой. Необходимо, ты понял это?

— Я скажу ему это, госпожа, но…

— Ну, что же? — с нетерпением воскликнула незнакомка, — договаривай же, Согор!

— А если он откажется?

Гордая улыбка промелькнула на губах молодой женщины, снова бросившей взгляд в зеркало.

— О! Будь спокоен, Согор, — возразила она. — Будь спокоен, он не откажется!

Индус поклонился, а незнакомка продолжала:

— Иди же, мой верный слуга! Иди скорее, а возвращайся еще быстрее. Минуты покажутся мне часами, пока ты не вернешься.

Не успела она договорить, как Согор исчез со скоростью, с которой исчезают и появляются предметы у опытного фокусника.

Его отделяло от дома Джорджа не более полумили. Согор, сопровождая его, делал бесчисленные повороты, чтобы сбить с толку и уверить, что незнакомка живет далеко от Бенареса. В эту же ночь, имея другую цель, он, как говорится, мчался по весь дух. Лошадь, пущенная в галоп, бежала подобно фантастическому коню из древних баллад.

Индус сошел с лошади на споем обычном месте. Сбросил с себя плащ, который в данном случае мог помешать ему, он перескочил через забор и проник в сад, окружающий дом. Перед ним показался корпус жилища, многие окна которого были еще освещены.

Осторожность индусов вошла в поговорку, так же, как и осторожность змеи, но нужно согласиться, что в этом отношении человек намного превосходит пресмыкающееся.

Хитрый, как и все из его племени, Согор прежде всего постарался уничтожить следы своего пребывания. Потом вместо того, чтобы идти к дому по аллеям, на песке которых могли остаться следы, он пошел по траве, хорошо зная, что, примятая ночью, она поднимется к утру под живительной влагой росы.

Наконец, он достиг дома.

Как мы уже сказали, многие окна были еще освещены. В нижнем этаже светился огонек в кабинете Джона Малькольма; наверху — в комнатах двух сестер и, наконец, в спальне Джорджа Малькольма. Эдвард же, озабоченный меньше брата, давно погасил лампу.

Согор не мог войти в дом, не зная внутреннего расположения комнат. Он рисковал столкнуться с лакеем, который сразу бы поднял шум, вынудив индуса бежать. В этом случае слуга не выполнил бы поручение своей госпожи.

Поэтому Согор подошел к нижнему освещенному окну, стараясь проникнуть взглядом во все уголки комнаты. Он увидел старика, сидевшего в кресле и перебиравшего большие связки бумаг. Это был сэр Джон Малькольм.

— Это — отец! — прошептал Согор, направляясь вдоль стены дома к тому месту, где располагалось раскрытое настежь окно комнаты Джорджа. Штора была приподнята, в комнате слышались шаги. По–видимому, молодой хозяин ходил по ней в лихорадочном волнении.

«Это, наверное, он», — подумал индус.

У каждого из окон первого этажа был балкон. Вьющиеся растения обвивались вокруг прутьев решетки, специально предназначенной для этой цели, и превращали окна как бы в корзины с цветами.

Согор, несмотря на свой высокий рост, соединял в себе ловкость обезьяны с гибкостью пантеры. Он ухватился за железные прутья, казавшиеся слишком слабыми, чтобы выдержать тяжесть его тела, и одним прыжком достиг верхнего балкона.

Заглянув в окно, он убедился, что не ошибся в своем предположении о расположении комнат.