— Все, как на подбор, безусые, — улыбнувшись, тихо сказал Плиев командиру батареи и, остановив рукой подбежавшего с рапортом старшину, произнес: — Здравствуйте, товарищи артиллеристы! Давайте познакомимся. Времени у нас немного, всего двадцать — тридцать минут, затем может начаться бой, и от вас, от комсомольцев, хозяев этих пушек, в огромной мере зависит успех дела. Сейчас сюда вернутся два фашистских бронепоезда, они рвутся к Пидосам, их надо уничтожить… И это можете сделать вы, артиллеристы… Сделаете или нет? — добродушно спросил генерал, оглядывая молодые, мальчишеские, еще не успевшие загореть лица комсомольцев.

— Сделаем… постараемся… выполним… так точно!.. — вразнобой зашумели артиллеристы.

Генерал снова улыбнулся.

— Ну, отвечать начальству как следует, по-строевому вы еще не умеете, но это не беда… научитесь! А вот важно другое… Умеете ли вы стрелять?.. И стрелять без промаха, потому что, если сразу же вы не накроете бронепоезда, они уйдут назад, и тогда задача наша не будет выполнена.

— Учились, товарищ генерал, на полигоне под Москвой больше тридцати стрельб отстреляли… Две благодарности по бригаде имеем, — снова послышались голоса.

— Ну, тогда очередь за третьей! Постарайтесь, товарищи комсомольцы, и вы получите третью, уже боевую, под огнем врага. Я надеюсь на вас, товарищи! А теперь, лейтенант, пойдемте со мной. — Генерал пошел обратно к холму, на котором уже расположился командир прибывшей 3-й бригады полковник Грачев.

Плиев с Шаповаловым выползли на бугорок, с которого открывались поле, железная дорога и были видны маячившие вдалеке вражеские дозоры.

— Бронепоезда вернутся! Я знаю повадку немцев. Они храбры там, где нет опасности, — сказал Плиев. — Надо приготовить им орешек, на котором они сломали бы себе зубы.

— Разрешите приготовить? — спросил командир батареи, оглядывая местность. — А вот, товарищ генерал, прекрасная позиция для орудия. Лучше не найти: и закрыто, и незаметно, а самое главное — прямо у дороги, — сказал он, указывая на узкий овражек с росшим по обрыву боярышником.

— Позиция славная. Приступайте к делу! — приказал комдив. — Вашей батарее Приходилось уже быть в бою?

— Никак нет. Первый бой будет. Ведь мы лишь вчера прибыли из Москвы. У нас, товарищ генерал, на батарее только двое кадровых: я да старшина. Остальные все молодежь, ополченцы, пошедшие по призыву комсомола…

— Обучение проходили? — спросил генерал.

— Так точно, но недолго.

Командир батареи, пряча за косогором свои орудия, подвел их к выбранной позиции.

— Выпрячь коней!

Батарейцы, подвязав колеса, вручную потащили орудия к оврагу.

— Замаскировать батарею кустами! Снять лишний гребень! — продолжал командир батареи.

Плиев с удовольствием смотрел, как умело и ловко, не высовываясь из-за прикрытия, срыли артиллеристы край бугорка, мешавшего обстрелу полотна железной дороги. Скоро все было готово. В кустах стояло четыре так хорошо замаскированных орудия, что даже и на близком расстоянии нельзя было обнаружить их. Две пушки Шаповалов поставил на станции, у водокачки.

— А работает ваша молодежь хорошо, точно старые, опытные солдаты… Молодцы! — похвалил генерал. — Ну, а насчет первого боя, так все ж с него начинают. Теперь, лейтенант, объясните артиллеристам, что за преждевременно открытый огонь виновного расстреляю на месте. Стрелять только по моему приказу.

— Слушаюсь, товарищ генерал!

Спустя несколько минут он доложил:

— Батарея к бою готова! Артнаблюдатели выставлены, телефонная связь налажена!

— Отлично! Теперь будем ждать немцев, — снова взбираясь на гребень оврага, сказал генерал, улегшись рядом с комбригом.

Спустя немного туда же приполз и командир батареи. Они смотрели в сторону леса, откуда уже показался развевающийся хвост черного дыма.

— Опять курица в гости идет. Давно не была, — засмеялся один из дозорных, так неуважительно именуя курицей сверкавшего на бронепоезде фашистского орла.

— Пусть идет. Мы ей тут вкусных зернышек приготовили, — сказал один из артиллеристов-наблюдателей и, переползая дальше, потянул за собой телефонную катушку.

Над селом разорвалась шрапнель. Бронепоезда еще издали открыли огонь. Подойдя ближе, они обстреляли пулеметным огнем наши заставы и конные разъезды. Красноармейцы, отходя по ложбинке, отвечали огнем из автоматов и винтовок.

Бронепоезда медленно шли. Их стремительный вылет из леса сменился осторожным, неторопливым движением вперед. Один из них остановился, издал протяжный гудок и вдруг, дав задний ход, рванулся назад.

— Неужели заметили батарею?.. Не может быть! — взволнованно проговорил Шаповалов.

— Просто маневр. Хитрят. Хотят прощупать, не подошли ли пушки, — ответил Плиев. — Передайте на батарею, чтобы не горячились. Спокойней! Побольше выдержки!

— Есть, спокойнее, — ответил лейтенант и крикнул в переговорную трубку: — Орудия к бою! Без приказа не стрелять!

Уходивший обратно к лесу бронепоезд замедлил ход и остановился. Второй тихо продвигался вперед. Немецкая пехота пришла в движение. Эскадрон, отдыхавший у насыпи, сел на коней.

Бронепоезд медленно приближался. Снова стали явственно видны ослепительно сверкавший эмалевый орел и черные скрещенные углы свастики.

— Там что-то написано… какие-то буквы, — напрягая зрение, проговорил Грачев.

— Готовь бригаду! Отобьем бронепоезд, тогда и прочитаешь, — вместо ответа сказал Плиев, и полковник Грачев сполз с гребня в ложбину.

Бронепоезд подходил к виадуку. Теперь его движение было увереннее. Ружейный огонь красноармейцев и быстрый отход наших застав убедили его в том, что в Пидосах все еще не было орудий. Остановившись возле моста, он загрохотал своими тяжелыми пушками. Дым и пламя поднялись над селом. Наши орудия молчали. Только засевшие в окраинных домах красноармейцы обстреляли его пулеметным огнем. Уже четко была видна огромная махина бронированного паровоза, на серо-стальной чешуе которого, вытянув клюв, сидела хищная птица.

— Время! Круши, товарищ лейтенант! — кладя на плечо Шаповалова руку, сказал генерал.

Командир батареи сполз в овраг. Он обежал орудия и, проверив наводку, взмахнул рукой и закричал:

— Ог-гонь!

Из кустов зеленого боярышника, мирно росшего по краям оврага, брызнул огонь, рванулось пламя, и четыре трехдюймовые гранаты с грохотом разорвались под когтями фашистского орла. Видно было, как бронепоезд вздрогнул, словно конь под хлыстом.

— Десять снарядов! Беглый! — закричал лейтенант.

Дым и пламя окутали бронепоезд, но теперь движение его было неточным. Он странно дергался и как бы покривился набок.

— Беглый! Ог-гонь! — отчаянно взмахивая рукой, кричал командир.

И генерал увидел, как люди быстро, размеренно и точно заработали у орудий.

«Молодцы! Как на учении», — любуясь ими, подумал Плиев и посмотрел вперед.

Разрывы снарядов, дым, сверкание и пламя окутали бронепоезд. Из-под паровоза со свистом вырывался пар. Пять долгих тревожных гудков пробежало по воздуху. Второй вагон оборвался и, громыхая, сошел с рельсов. Черные клубы дыма повалили из него; бронированная платформа, шедшая за вагоном, свалилась с насыпи.

— Еще пять снарядов, — отирая со лба ладонью пот, сказал Шаповалов и посмотрел на генерала.

— Молодцы, мальчики! Не подвели комсомол… заслужили третью благодарность… Деретесь, как гвардейцы! — крикнул Плиев.

— Служим советскому народу! — весело ответил Шаповалов.

— Громи пути отступления! — приказал Плиев.

— Есть, разрушить пути, товарищ генерал! — закричал лейтенант.

Из вагонов показались люди. Они прыгали на траву и, прячась за насыпью, бежали прочь от бронепоезда.

— Шрапнель! Трубка тридцать! — крикнул Шаповалов, и белые облачка заклубились над головами бежавших.

Черные качающиеся кусты вставали за бронепоездом. Осколки рельсов, насыпь, комья земли, шпалы в дыму и огне взлетели в воздух.