И опять под тяжелыми шагами князя заскрипел прекрасный паркет его крепостного художника.

— Приехал граф? — поднимая красные, воспаленные глаза на Прошку, спросил Голицын.

— Так точно, то есть… никак нет-с… — Прохор отступил на шаг, опасливо поглядывая на князя. — Они-с будут к восьми часам, раньше никак-с не могут. У них гости-с. Вот, князенька наш добрый, письмо велено отдать, — и протянул изящный конвертик-секретку.

«Мои шер, буду у тебя ровно в 8 утра. Сейчас приехать, мои анж, не могу. Грехи в образе мадам Жаклин из Французской оперы не пущают меня… О твоем деле пока ничего не слышал. Возможно, это пустяк, так сказать, сплетение случайностей, недоразумение и все обойдется без картели? Во всяком разе — я твой секундант и благожелатель, и если нужно, то по примеру шевалье времен Людовика Каторз могу даже сам стреляться с друзьями твоего недруга. Обнимаю, так как рыжая Жаклин ревниво торопит меня, думая, что это любовное бильеду. Твой Анатоль».

Небольсин проснулся поздно. Он спал бы еще, да Сеня бесцеремонно разбудил его.

— Александр Николаевич, пора вставать. И Ольга Сергеевна, и другая кузына ваша давно встали и кофею отпили. Вставайте! Опять же с ними в круглой ротонде господа офицеры вас дожидаются.

Только тут сон оставил Небольсина. Он вспомнил вчерашнюю сцену, ресторан Андрие, обоих Мещерских и багровое от вина, злости и растерянности лицо Голицына.

«Вероятно, секунданты!» — догадался Небольсин и быстро прошел в ванную.

Сеня, помогая ему одеться, говорил без умолку.

— Они просили не будить… Отпили кофею вместе с дамами. Оно и понятно, Александр Николаевич, народ все молодой, военный, ферлакур на уме. Однако Ольга Сергеевна приказала разбудить вас.

— А кто офицеры-то? — вытирая лицо и шею жестким, мохнатым полотенцем, спросил Небольсин.

— Двое — ваши дружки, поручик Соковнин и корнет Киприевский, а вот третьего, штабс-ротмистра, не признал. Впервой его вижу, Александр Николаевич. Молодые-то все балагурят, с дамами всякие плезиры да бонтоны разговаривают, ну, а новый, тот больше молчит, вежливо так улыбается, скажет словцо-другое — и опять молчок. Кажется мне, Александр Николаевич, он чего-то выжидает, об чем-то с вами поговорить думает.

— Ну что ж. И поговорим, — оглядывая себя в зеркало, сказал Небольсин и слегка опрыскал лицо духами.

— А бриться потом будете? — вглядываясь, спросил Сеня. — Да вроде как чисто, побреетесь к вечеру.

— Перед обедом, — ответил Небольсин и, надев мундир, вышел в сад.

Спускаясь с веранды, он услышал женский смех, веселые голоса друзей.

— Только невинные души безмятежно спят до полудня, — приветствовал его Соковнин.

— У нашего Сандро грехи запрятаны так далеко и искусно, что обнаружить их невозможно не только посторонним, но и ему самому, — сказала Ольга Сергеевна.

— Штаб-ротмистр Талызин-второй, — учтиво наклоняя голову, отрекомендовался незнакомый офицер.

Небольсин заметил мгновенный, очень внимательный и сдержанный взгляд Талызина.

— Очень рад, — усаживаясь возле Киприевского, сказал Небольсин, и беседа за кофе, нарушенная его появлением, ожила снова.

Штаб-ротмистр был очень корректен, немногословен, но все, что он иногда говорил, было вовремя и к месту.

«Да… по-видимому, один из секундантов Голицына», — решил Небольсин и, отказавшись от второй чашки, предложил мужчинам пойти к нему.

— Оставайтесь, господа, здесь. Нам нужно поехать с визитами…

— И одновременно посетить Гостиный двор и магазин Нольде, — смеясь, перебила старшую сестру Надин.

— И к Нольде, и даже, если успеем, заглянем к мадам Ришар, — спокойно подтвердила Ольга Сергеевна.

Дамы ушли. Офицеры молча курили, ожидая, что гость начнет разговор, но штаб-ротмистр заговорил о замечательной кровной кобыле, которую неделю назад привезли из Англии князю Юсупову. И только, когда дамы вошли в дом, он, чуть перегнувшись через стол, негромко сдержанно сказал:

— Как вы, конечно, догадались, штабс-капитан, я посетил ваших друзей и ваш дом по поручению его сиятельства князя Голицына.

Талызин смотрел в упор на Небольсина, и лицо его, за минуту до этого светски-корректное, стало холодным и официальным.

— Князь Голицын вызывает вас на картель. Ваши секунданты уже уведомлены мною и корнетом Мещерским о месте и часе дуэли. — Он выжидательно помолчал.

— Я готов. Где и когда? — с любопытством разглядывая строго-официальное лицо штаб-ротмистра, спросил Небольсин.

— Завтра, в начале восьмого часа поутру. Место поединка — лесная полянка возле чухонской мызы у дороги на Озерки. Условия… — штаб-ротмистр поднял на Небольсина серые, холодные глаза, — шестнадцать шагов, на пистолетах, сходиться к барьеру посреди, огонь открывать после команды «сходись», пистолеты Лепажа, по выстрелу.

Небольсин кивнул.

— На случай непредвиденного переноса дуэли, вроде вызова князя Голицына в Царское Село, внезапной болезни или чего-либо неожиданного, дуэль состоится на следующий день там же, — учтиво и обстоятельно продолжал Талызин.

— Нет. Дуэль состоится завтра. Послезавтра я должен выехать в Москву, — так же учтиво ответил Небольсин.

Киприевский и Соковнин переглянулись, едва сдерживая улыбки. Им понравился уверенный и спокойный ответ друга.

— Прошу извинить, но, если даже дуэль окончится успешно для вас, выехать вам не удастся. По законам Российской империи, установленным и утвержденным государем императором, офицеры, вышедшие на картель, как и их секунданты, подлежат арестованию на гауптвахте и последующему преданию суду, — поднимаясь с места, объяснил Талызин. — Итак, господа, до завтра. Честь имею. — Щелкнув шпорами, он отвесил почтительный и вместе с тем сдержанный поклон.

Небольсин проводил его до калитки.

— Прошу вас, господин штабс-капитан, извиниться перед очаровательной хозяйкой и вашей кузиной за невозможность проститься лично. Найдите предлог объяснить им мое неожиданное появление и такой же внезапный отъезд.

— Будьте спокойны. Я скажу дамам, что вы приглашали меня на воскресные царскосельские скачки.

И оба офицера, учтиво поклонившись, разошлись.

День до поединка соперники провели по-разному. Голицын, запершись с графом Голенищевым, детально обсудил предстоящий поединок.

— Будь точен. Цель ему в лоб, а затем стреляй. Полусогни в локте руку, воображай, что на учебной стрельбе по мишеням, — учил его старый бретер, гусарский полковник Голенищев, раз пятнадцать стрелявшийся по чужим и своим делам на дуэлях. — Главное, помни, он тоже стоит под дулом. Ну, а что такое быть зайцем под прицелом, понимаешь сам. Будь спокоен, пусть волнуется твой враг. Поднимай пистолет сразу, наводи медленно, не сбивайся с шага. Слушай голос распорядителя дуэли. Считай в уме, при счете «три» — медленно нажимай курок. Эти пистолеты имеют разные свойства. У одних курок хоть и смазан, а тугой. Его надо знать… У других чуть коснешься пальцем — уже «паф» — и мимо. Так ты проверь замок. При спуске не дергай сильно. А главное, верь, что не ты, а твой противник свалится на землю.

— Да, я спокоен… не могу только дождаться минуты, когда всажу в него пулю, — с невыразимой ненавистью произнес Голицын.

— А ты не злись. Это тоже мешает дуэли. Бей хоть в сердце, но спокойно, с умом, с рассудком.

Приехал штаб-ротмистр Талызин, коротко и точно рассказал о встрече с Небольсиным.

— Как он принял вызов? — поинтересовался Голицын.

— Даже не моргнул глазом. Словно его пригласили на чашку кофе или предложили прогулку на острова.

— Храбрится или не понял твоего визита…

— Понял. Он — Георгиевский кавалер. Видно, храбрый и дельный офицер, — ответил Талызин.

— О-о, это хорошо! Крестик-то белый над сердцем висит. Вот тебе, князь, и мишень, на которую целься. Да свой Владимир сними, он тоже подвести может, — со знанием дела советовал Голенищев.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: