После мессы Гонзага удалился в свою комнату и до малейших подробностей изложил на бумаге свой план. Письмо привязал к арбалетной стреле и, улучив удобный момент, отправил его с крепостной стены. А затем дождался подтверждения Джан-Марии о том, что его план принят, — об особом сигнале на этот случай также говорилось в письме.
Но ещё больше возблагодарил Джан-Мария Господа Бога за ниспосланного ему союзника, предложившего-таки безупречный план взятия Роккалеоне, на следующий день, получив пренеприятные известия из Баббьяно. Подданные его, взволнованные слухами о Чезаре Борджа, собирающем войска для нападения на герцогство, и отсутствием Джан-Марии, могли восстать с минуты на минуту. В городе была образована сильная партия, лидеры которой вывесили на воротах дворца прокламацию с предупреждением, что свергнут Джан-Марию, если тот в течение трёх дней не вернётся для организации обороны герцогства, а также обратятся к Франческо дель Фалько, графу Акуильскому, известному своим патриотизмом и боевыми заслугами, с просьбой принять герцогскую корону и защитить их от могущественного врага.
Прочитав прокламацию, которую привёз Альвари, Джан-Мария поначалу обезумел от ярости. Но потом успокоился. Гонзага обещал сдать Роккалеоне в среду. Да, у него было время сначала обвенчаться с Валентиной, пусть и против её воли, а потом галопом мчаться в Баббьяно. Он успеет туда в срок, назначенный ему его подданными.
Он рассказал обо всём Гвидобальдо и попросил прислать священника, который скрепил бы его союз с Валентиной прямо у замка. Гвидобальдо идея эта не понравилась. Он полагал, что церемонию бракосочетания необходимо провести в Урбино, а венчать их должен кардинал. Джан-Марии на этот раз хватило ума сдержать резкий ответ, уже готовый сорваться с его губ: возражения герцогу Урбино в этом вопросе означали бы конец их союза. Во-первых, Гвидобальдо никому не позволял помыкать собой, во-вторых, понимал, что Джан-Мария куда больше нуждался в союзе с ним, чем он — с Баббьяно. Обо всём этом успел подумать Джан-Мария, а потому обратился к Гвидобальдо не с требованием, а с просьбой, особо подчеркнув, что счёт идёт на часы и задержка с бракосочетанием может привести к нежелательным осложнениям. И он смирением склонил на свою сторону Гвидобальдо, признавшего, что в силу сложившихся обстоятельств надобно отказаться от пышных церемоний.
Договорившись с Гвидобальдо, Джан-Мария ещё раз благословил изобретательность Гонзаги, ибо, не будь его, герцогу пришлось бы штурмовать замок, что привело бы к многочисленным жертвам, но не гарантировало бы успеха.
А Гонзагу тревожило лишь одно — решительность Франческо и его изобретательный ум, способный найти выход из самого сложного положения. Но звёзды, похоже, изо всех сил старались помочь придворному, а потому, неожиданно для него самого, вложили ему в руки мощное оружие.
Так уж получилось, что не только Альвари прибыл из Баббьяно под стены Роккалеоне. На закате дня к замку прискакал Дзаккарья, второй слуга Франческо дель Фалько. Ему пришлось затаиться в лесу, дожидаясь темноты. Но и потом пробраться к крепостным стенам оказалось совсем непросто.
И лишь во втором часу ночи, когда тяжёлые облака скрыли луну, а дело шло к грозе, часовой на восточной стене услышал, как плещется вода во рву, и, приглядевшись, увидел плывущего к замку человека. Оклик его остался без ответа, а потому он повернулся, чтобы поднять тревогу и нос к носу столкнулся с Гонзагой, вышедшим на стену прогуляться перед сном.
— Ваша светлость, — воскликнул часовой. — Кто-то переплывает ров.
— Правда? — Гонзага сразу вообразил, что Джан-Мария решился на ночной штурм. — Измена?
— Об этом я и подумал!
Вдвоём они склонились над парапетом и из чернильной тьмы до них донеслось: «Эй, наверху!»
— Кто ты? — выдохнул в ответ Гонзага.
— Друг. Гонец из Баббьяно с письмами к графу Акуильскому. Сбрось мне верёвку, приятель, а не то я утону.
— Что ты несёшь, болван! — отрезал Гонзага. — Нет в Роккалеоне никакого графа.
— Есть, есть, — возразили внизу. — Мой господин, Франческо дель Фалько, здесь, в замке. Бросай верёвку.
— Фран… — и Гонзага замолчал, словно железные пальцы сжали ему горло. Повернулся к часовому. — Найди верёвку. Во дворе, болван!
И через минуту после возвращения часового Дзаккарья стоял на крепостной стене Роккалеоне. С его одежды потоками стекала вода, собираясь лужицей у ног.
— Сюда, — и Гонзага повёл слугу к арсеналу, где горел фонарь. При его свете придворный оглядел пришельца, а затем велел часовому выйти за дверь, но держаться поблизости.
Приказ этот удивил Дзаккарью. Он-то рассчитывал на более тёплый приём, ибо рисковал жизнью, пробираясь в замок.
— Где мой господин? — осведомился он, гадая, какой пост занимает в Роккалеоне этот разодетый щёголь.
— Так твой господин — Франческо дель Фалько? — спросил Ромео Гонзага.
— Да, мессер. Я служу ему уже десять лет. Я привёз ему письма от мессера Фанфуллы дельи Арчипрети. Их нужно срочно передать ему. Вы отведёте меня к мессеру Франческо?
— Вы промокли до нитки, — участливо проворковал Гонзага. — И можете умереть от простуды, заставив нас искренне сожалеть, ибо только настоящий храбрец может прорваться сквозь кордоны Джан-Марии, — он открыл дверь, кликнул часового. — Отведи его наверх и найди ему сухую одежду, — и Гонзага указал на верхний этаж башни, где действительно хранилась амуниция.
— А письма! — воскликнул Дзаккарья. — Они срочные, а я и так задержался в ожидании темноты.
— Но уж несколько минут ничего не решат, так что тебе сначала надобно переодеться. Пусть письма подождут ещё немного, но зато ты останешься жив и здоров.
— Мессер Арчипрети приказал мне не терять ни секунды!
— Понятно, понятно, — кивнул Гонзага. — Тогда давай письма сюда, и я отнесу их господину графу, пока ты будешь переодеваться.
Дзаккарья замялся. Но посчитал, что от столь заботливого господина, да ещё с таким честным лицом и невинным взглядом, не стоит ждать подвоха. А потому снял шапку и достал из неё запечатанный конверт. Передал Гонзаге и в сопровождении часового направился к двери. Гонзага вышел следом, а затем вновь подозвал к себе часового.
— Вот тебе дукат. Сделай, что я тебе скажу, и получишь вдвое больше. Задержи его в башне до моего возвращения. И никто не должен ни слышать, ни видеть его.
— Хорошо, ваша светлость, но может прийти капитан и поднять шум, не обнаружив меня на посту.
— Об этом я позабочусь. Скажу мессеру Фортемани, что послал тебя с важным заданием, и попрошу заменить тебя. На эту ночь ты освобождён от караульной службы.
Часовой поклонился и двинулся к пленнику: именно так он относился теперь к Дзаккарье.
Гонзага нашёл Фортемани в караулке и сказал ему всё то, что и часовому.
Эрколе аж взвился от негодования.
— По какому праву вы это сделали? Кто разрешил вам менять часового? Святой Боже! А если на замок нападут, пока часовой будет искать для вас конфетницу или книгу стихов?
— Вы забываете, с кем… — с достоинством начал Гонзага.
— Дьявол вас побери! — взревел Фортемани. — Погодите, вот узнает об этом губернатор.
— Ну зачем же так, — от злости Гонзага не осталось и следа, ибо он не на шутку встревожился. — Мессер Эрколе, ну будьте благоразумны, умоляю вас. Стоит ли поднимать тревогу и беспокоить монну Валентину из-за такого пустяка. Да над вами будут смеяться.
— Да? — вот этого Фортемани никак не хотелось. Он на мгновение задумался и пришёл к выводу, что действительно раздувал из мухи слона. — Эй, Авентано. Бери алебарду и отправляйся на восточную стену. Как видите, мессер Гонзага, я выполняю ваше пожелание. Но мессер Франческо обо всём узнает, когда будет обходить посты.
Гонзага ушёл. До обхода оставался ещё час. Достаточно большой срок, чтобы найти оправдание своим поступкам.
Из караулки придворный прямиком направился в свою комнату. Закрыл дверь, зажёг свечу, положил конверт на стол и долго смотрел на большую красную печать.