— Значит, никто не знает, сколько он прожил?

— Есть другой способ мерить время. Не догадываешься какой?

— Догадываюсь, — сказал Егор. — По нам.

— Правильно. Вот прибыл сюда Партизан. А мы с тобой знаем, что события, которые его погубили, произошли больше семидесяти лет назад. Вот тебе и точка отсчета.

— А как ваше общество организовано?

— Хватит! Это напряжение невыносимо для моей головы. Поживешь здесь, узнаешь.

— Я не хочу здесь жить.

— Все мы прошли этот этап, — сказала Марфута.

Люська уверенно заявила:

— Мы с Егором уйдем.

— Ну ладно, чего маленьких обижать, — вздохнула Марфута. — Пускай поищут.

— Чего поищем? — не понял Егор.

— Выхода отсюда поищете. А выхода нет!

— Как вошли, так и выйдем! — крикнула Люська. — Нам с вами не нравится.

— Вот в этом и заключается твоя методологическая ошибка, — произнес Пыркин. — Откуда ты ушла в ночь под Новый год? Момент прорыва сюда — это момент во времени, а не в пространстве. Ты следишь за моей мыслью?

— Слежу, — растерянно сказала Люська.

Пыркин повернулся к Егору. Он больше надеялся на его понимание.

— Ты уходишь сюда в определенное мгновение и попадаешь в мир, в котором нет мгновений.

— Вот именно! — сказал Партизан. — Мгновенье, ты прекрасно!

«Они ненастоящие, — подумал Егор. — Беззаботные, как микробы».

— А раз здесь нет мгновений, то здесь и не может быть Нового года. Скажи, пожалуйста, где же то мгновение, в которое ты собираешься вернуться?

— Я его найду, — сказал Егор.

— Тогда мой тебе совет, — сказал Пыркин. — Ищи не мгновение, а точку в пространстве. Мысли философски. Понимаешь, что это такое?

— Спасибо, постараюсь, — сказал Егор.

Марфута потянулась, зазвенели золотые браслеты и ожерелья. Гигантская грудь издала глубокий звук, словно пустая бочка.

— И охота вам, хлопчики, время впустую тратить, — сказала она. — Ой, доля моя бабья! Где ты, мой генерал, запропастился! Верно, от старости помер. Поехал бы сюда со мной, до сих пор был бы живой. Знаешь что, Партизан? Вот откроют когда-нибудь сообщение между нашими мирами. И будут сюда путевки продавать. Для достойных людей. Как мой генерал.

— Ох и набежит сюда жулья! — вздохнул Пыркин.

— Не скажи! Сюда путевки ВЦСПС будет распространять. Передовикам труда и классовых битв, — возразила Марфута.

— А знаешь ли ты, что на вокзале сама Крупская живет!

— Помолчи, дурень!

— А кто такая Крупская? — спросил Партизан.

— Это вдова, — сказал Пыркин. — А чья — не скажем. Не дорос ты еще.

— Если не скажете, значит, вдова Троцкого, — догадался Партизан.

И хоть Егору не очень приятно было слышать, как говорят о жене товарища Ленина, в глубине души он понимал, насколько все во времени относительно. И кто вспомнит о нас через пятьсот лет? И кто мог знать о нас всего пятьдесят лет назад?

— Внимание! — сказал Пыркин. — Смотрите на тот берег.

— Вижу, — сказала Марфута.

— Принимаем меры! — Партизан кинулся внутрь бытовки.

Егор посмотрел на реку и увидел, как от дальнего берега отчаливает лодка. В ней сидят несколько человек.

Из бытовки доносился шум. Егор заглянул внутрь через окно. Партизан, сменив цилиндр на военную фуражку, дергал за гирю, висевшую у дальней стены. Провод, к которому была прикреплена гиря, выходил наружу над головой Егора. Провод дергался. Егор проследил, куда он идет. Провисая, провод тянулся к кривому столбу и уходил дальше вдоль берега.

«Странно, — почему-то подумал Егор. — В этом мире есть миллион пустых квартир и даже дворцов. Занимай — не хочу. Но люди сбиваются в кучки в каких-то жалких бытовках. То ли потому, что им ничего не нужно, то ли потому, что в большом городе страшно и одиноко. Скорее им ничего не нужно. Ведь если человек чего-то добивается, он спешит или считает минуты, он смотрит, как растут дети и как умирают старики. А здесь — какой смысл во дворце, если ты можешь занять десять дворцов? И все пыльные. И будешь изнашиваться вместе с дворцом, как старый стул».

Партизан вышел из бытовки.

— Я подал сигнал, — сказал он. — Будем сопротивляться или как?

— Я бы убежал, — сказал Пыркин, — да Марфута плохо бегает.

— Я вообще не бегаю, — сказала женщина. — Мне стыдно бегать.

— Тогда оставайся, — сказал Партизан. — А мы спрячемся.

— Меня нельзя бросать, мальчики! — испугалась Марфута. — А если бросите, я им сразу скажу, где вы спрятались.

— Тогда беги! — велел Партизан.

Странно — они боялись. Они очень боялись лодки, которая медленно двигалась через реку. Значит, на самом-то деле они держатся за это подобие жизни, как человек в тюрьме или в яме все равно старается выжить.

— А что они нам сделают? — спросил Егор.

— Тебе хорошо, — огрызнулась Марфута, — тебя они не догонят. А меня догонят.

— Это изверги, — сказал Пыркин. — Побежали, что ли?

Марфута возилась в бытовке, собирая вещи.

— Ну что ты возишься! — крикнул Партизан.

Пыркин пошел первым. Его черное пальто с оранжевым рукавом развевалось, как бурка героя Гражданской войны. Он не оборачивался, но крикнул на ходу:

— Молодежь, не отставать, если жизнь дорога!

— Мальчики! — закричала с порога бытовки Марфута. — Прикройте меня. Задержите их!

— Я уже вызвал помощь, — сказал Партизан. Он бегом догонял Пыркина.

— Когда она еще придет! — отозвалась Марфута. Она пошла следом. Но толстые, распухшие ноги с трудом держали ее, она переваливалась, как гусыня. В руке, унизанной браслетами, она тащила мешок.

— Дура, — окликнул ее Пыркин. — Ты чего с собой золотишко взяла? Оно тебе не пригодится.

— Я лучше знаю, что пригодится, а что нет.

Жулик бежал рядом, ему нравилось новое приключение, он прыгал и бегал вокруг.

— Если он там будет лаять, придется ликвидировать.

— Ты у меня доликвидируешься! — пригрозил Пыркин. Жулик как будто понял, замолчал.

— Давай мы поможем Марфуте… — неуверенно произнес Егор.

— И не мечтай. Ее не спасем, сами погибнем.

Они бежали к устоям Метромоста. Егор краем глаза увидел нелюдей. Несколько призраков появились в стороне у высохшего дерева.

— Ату их! — крикнул Пыркин.

Жулик послушался и понесся к призракам. Егор оглянулся. Лодка была уже близко от берега. Марфута сильно отстала. Даже отсюда было слышно, как тяжело она дышит.

Партизан снял фуражку, нагнулся и исчез за крайней опорой моста.

Пыркин последовал за ним.

Когда Егор с Люськой оказались в тени нависшего над ними моста, они услышали голос Пыркина:

— Иди ко мне, нагнись только.

Они оказались в пещере, образованной бетонными плитами моста и склоном. Пещера была кем-то углублена, свет в нее попадал со стороны реки сквозь щель, как раз над головами.

— Егор, выйди на разведку, — приказал Партизан. — Осторожно ползи вперед, не высовывайся. Если что — прячься немедленно! Главное, доложи, как там Марфута!

Егор подчинился. Он подполз на животе ко входу в пещеру и выглянул наружу.

Марфута так и не достигла укрытия — до нее еще метров сто. Затем он увидел людей из лодки, их было четверо, они были одеты разнообразно и неряшливо, словно играли в разбойников.

Все четверо шустро бежали вверх по склону, весело крича на ходу, чтобы Марфута остановилась и их подождала. Они казались совсем неопасными.

Марфута бежала из последних сил. Наконец ее пальцы сами разжались, и она уронила свой мешок. Ей бы побежать быстрее, но она остановилась, расплылась грудой мяса и стала собирать в мешок высыпавшиеся оттуда драгоценности. Партизан просунул голову рядом с Егором.

— Дура, — прошептал он. — Как Тарас Бульба.

Егор вспомнил, что Тарас Бульба попал в плен к ляхам, потому что вернулся за своей трубкой. Оказывается, Партизан тоже читал Гоголя. А что в том удивительного? Ведь Гоголь жил еще раньше.

Марфута не сумела собрать добро в мешок, веселые разбойники догнали ее.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: