— Я не понимаю.
— Конечно же, не понимаешь. Но они уничтожают следы старых домов, чтобы освободить место новым.
— А вы кто были раньше? — спросил Егор.
Он спрашивал, разговаривал, но не мог оторвать глаз от Люськи. Та чувствовала взгляд Егора и украдкой поглядывала на него.
— Вы обо мне могли не слышать, — произнес старик. — Я был генералом, командовал дивизией под Бородином. За это получил орден Красного Знамени. Моя фамилия Кюхельбекер.
— Как же я могу вас не знать! — Егор обрадовался вдруг Кюхельбекеру, как старому знакомому. — Я про вас в школе проходил. Вы же были другом Пушкина, вы вместе с ним в лицее учились.
— Неужели меня кто-нибудь помнит? — спросил старик. — Я же чуть не сгинул в просторах Сибири.
— Ну уж не надо! — возразил горячо Егор. — Вы — наш любимый прогрессивный герой.
Егор, конечно, преувеличивал, но хотелось сделать приятное старому человеку, даже если он тронулся от старости.
— О чем вы там шепчетесь? — загремел император. — Не успел приехать и уже плетешь заговоры?
— Нет, ваше величество, я только представился молодому человеку.
— И что же он рассказал? Вас помнят? Вам ставят памятники?
— К сожалению, нет, ваше величество, — ответил старик.
У старика было приятное усталое сухое лицо со спрятанными в глубоких глазницах скорбными глазами. Он был похож на исхудавшего отшельника.
— Поднимем бокалы, — призвал император, — за нашу новую подругу, за милую барышню Люси! Маркизу Люси!
Император захохотал. Старик поморщился.
— Еще этого не хватало, — тихо сказал Егор.
— Мне это тоже отвратительно, — согласился с ним Кюхельбекер. — Но мы с вами не можем остановить потопа.
— Надо бежать, — сказал Егор.
Вокруг придворные вставали и протягивали в сторону императора стаканы и рюмки, наполненные чистой водой. Грязная рука мелькнула рядом, подцепила шпротину и исчезла.
— Никуда вам не убежать, — возразил бывший декабрист.
— Но ведь Земля круглая, — стоял на своем Егор.
— Вы смешной мальчик, — ответил Кюхельбекер. — Наш мир не так прост, как вам может показаться. А император — не просто надувная кукла.
Император снова заставил всех за столом подняться и выпить воды, теперь за здоровье покойной императрицы.
Егор обратил внимание, что много народу стоит за спинами пирующих — это были те, кому не хватило места за столом. «Наверное, они мне завидуют, — подумал Егор, — им кажется, что мне повезло, раз я приближен к императору».
— После обеда не уходи, — сказал Кюхельбекер. — Мне надо с тобой поговорить.
— Хорошо. А что будет с Люськой?
— Она пойдет переваривать пищу, — объяснил старик. — Я думаю, что ей подберут неплохую комнату с мягкой постелью и придадут двух сторожей, чтобы берегли от всяких волнений.
— Но она хочет быть со мной.
— Она сама не знает, чего ей хочется. Не забудь, что ты у нее — только замена счастья и безопасности. А ведь она — оторванный листок, и, если отыщется другой сук, к которому можно приклеиться, она тебя бросит.
— Я ей не навязываюсь. — Егор был покороблен этими словами Кюхельбекера. И еще декабрист, борец за свободу! Не может понять, что ребенка надо оберегать.
— Только не говорите мне, — поморщился старик, — что Люси нежное создание и ее нужно оберегать. Она самая обычная маленькая женщина и вскоре с наслаждением будет тиранить мужчин.
— Ей только двенадцать лет!
— Жены фараонов и турецких султанов в двенадцать лет хозяйничали при дворе.
— Пускай она сама скажет, — возразил Егор.
— Эй, Егор! — крикнул император. — У тебя найдется после обеда полчасика поговорить со старым царем?
Егор бросил взгляд на Кюхельбекера. Тот кивнул.
— Разумеется, — сказал Егор. — Разумеется, ваше величество.
Тут поднялся Дантес и произнес тост за здоровье императора.
— Вы были раньше знакомы? Там? — неожиданно для себя спросил Егор у Кюхельбекера.
— Нет, я был арестован до того, как этот мерзавец появился в Петербурге. Я бы грудью заслонил Александра. Сашу Пушкина. Я звал его Сашей. Он меня — Кюхлей.
— Чудо, — сказал Егор, — что я с вами за одним столом сижу.
— К сожалению — трезвая реальность. С сумасшедшим тираном, бесправными низами и безнадежно слабой интеллигенцией.
— Но надо что-то делать!
— Вот именно! Я тут нашел несколько любопытных людей. Но не уверен, не являются ли они самозванцами. Один называет себя Кантемиром. Есть у нас граф Аракчеев. Вон там сидит.
Граф Аракчеев оказался высоким сухим джентльменом в милицейском мундире, увешанном множеством ветеранских значков.
— А Чапаева у вас нет? — спросил Егор.
— Ах, молодой человек, — сказал Кюхельбекер. — Вы еще не вжились в наш мир. У нас свои законы, свои обычаи, свои развлечения. Борьба с тиранами входит в их число. Есть Чапаев. Но сюда он не придет. Он с ветеранами.
Врет, вдруг понял Егор. Неизвестно как, но понял наверняка. И про Кюхельбекера врет, и про заговор, и, конечно же, про графа Аракчеева. Зачем только — непонятно.
— Может, вам было бы лучше вернуться? — спросил Егор. — Вернуться домой?
Старик засмеялся, и в смехе было слышно, какой он старый.
— Вряд ли кто-нибудь здесь захочет расстаться с бессмертием.
— С таким вот бессмертием?
Они встали, потому что кто-то сказал еще один тост и надо было подняться, чтобы чокнуться бокалами с водой.
— Я готова убить эту девчонку! — прошипела сидевшая напротив женщина в бархатном платье, которое было ей очень велико, и потому женщина казалась сбежавшей из шкафа вешалкой. Тем более что лицо у нее было размытое, с мелкими чертами, которые невозможно запомнить.
— Потерпи, — ответил граф Аракчеев, — и не надо шуметь. Здесь всюду уши.
— Пища — редкость, — объяснил Кюхельбекер. — Получение пищи — мощный стимул к заговорам. Равенства не бывает, молодой человек. Всегда кто-то пьет воду, а кто-то кушает пачули.
— Что кушает?
— Ты этого не знаешь, в твое время пачули вывелись. А в моей молодости в каждой речке плавали.
Император поднялся и громко сказал старику:
— Вилли, отведешь девчонку в покои номер два. Будешь выводить ее на кормежки и прогулки. Ежедневные проверки, контроль. Затем решу, как поступить.
Император показал толстой лапой на громадные песочные часы, стоявшие на полке над его головой. Раньше их Егор не заметил.
— Слушаюсь, Павел Петрович, — ответил Кюхельбекер, — Моя служба времени не подведет.
— Я тоже с ней пойду, — сказал Егор.
— Нет, — возразил император. — Сначала мы с тобой немного поговорим. Мне нужен свежий ум, мне нужно побеседовать с человеком, который только что прибыл с нашей исторической родины.
Император наклонился — наклоняться ему было трудно — и поцеловал Люську в щеку. Она даже не успела отстраниться, с опозданием отпрыгнула в сторону, опрокинув бокал. Бокал — вдребезги. Раздались аплодисменты.
Женщина с прической, похожей на луковицу, завопила от дальнего конца стола:
— Изменник! Ты же мне клялся!
Прихрамывая, она побежала к императору. В руке у нее не страшно поблескивал столовый ножик.
Император хохотал. Гости за столом тоже смеялись. Никто не старался остановить женщину.
Добежав до императора, она принялась тыкать в него ножом, нож ударялся в бронежилет.
— Щекотно! — хохотал император.
Остальные покатывались от смеха.
Неожиданно женщина повернулась — сколько силы в такой развалине! — и полоснула ножом по Люське. Та взвизгнула от боли. К счастью, Люська была в своем клетчатом пальто — никто не сказал, что перед обедом положено снимать верхнюю одежду.
Но и на пальто сбоку показалась кровь. Велосипедист, стоявший за императором, врезался клином между Павлом и Люськой и, обхватив женщину рукой за горло, рванул ее назад.
Император крикнул:
— Маркизу Люси спасти! Всех перебью, если с ней что-то случится. Ее кровь — драгоценность, я хочу насладиться каждой ее каплей!