— Я до тебя доберусь!
Погрозил кулаком и, нажимая на педали, направился вверх по Мосфильмовской.
До бытовки Егор добрался меньше чем через полчаса. Как он и опасался, возле бытовки никого не было видно.
И все же Егора охватило странное чувство возвращения домой.
Он подошел совсем близко, когда дверь отворилась и на верхней ступеньке показался Партизан. Он был в милицейской фуражке и в распахнутом кителе, который был ему велик, в трусах и сапогах на босу ногу.
Партизан потянулся, зевнул, похлопал ладошкой по зевающему рту, сказал:
— Не скрывайся, я же тебя вижу, за сухим деревом стоишь, выглядываешь, нет ли опасности. Выходи, чай пить будем.
Егор с облегчением вышел на открытое место. Карлик был ему симпатичен.
— Как Пыркин? — спросил он, хотя собирался сразу задать вопрос о Люське.
— Пыркин выздоравливает и велит тебе кланяться, — раздался голос из бытовки.
— А скажите…
— Не видели, не знаем, — быстро ответил Партизан.
— Ладно, скажи! — крикнул изнутри Пыркин.
— Ты же знаешь — не велели. Только знаю, что никто не проезжал.
— Люську в Музыкальный театр повезли, — сообщил Пыркин.
Он вылез к дверям, пальто накинуто на плечи, оранжевая рубашка в рыжих пятнах от высохшей крови. Пыркин был еще слаб.
— Ты куда? — прикрикнул на него Партизан.
— Они Соньку с идиотом взяли, — сказал Пыркин. — Значит, на связь.
— А тебе, мальчик, там опасно, — сказал Партизан.
— Жулик! — крикнул Пыркин. — Жулик, дружок, проводи Егорку.
Жулик выскочил из дома, радостно махая хвостом. Узнал Егора.
— Они сейчас, может, спят, — сказал вдруг Партизан, смирившийся с мыслью, что Егор пойдет, куда не положено. — Ублюдки эти, призраки, тоже спят. Только я не проверял.
— Тогда скорей, — велел Пыркин Егору. — А то опоздаешь.
Егор не стал расспрашивать их о том, что им известно. Некогда.
— Побежали, Жулик, — сказал он.
Призраков они с Жуликом увидели уже наверху, когда выбежали на асфальт, на открытое место у туннеля.
Призраки заспешили к ним, засуетились, но опоздали.
Егор бежал к Музыкальному театру, такому скучному без зелени, без деревьев вокруг.
Жулик несся рядом, подпрыгивал, ему было весело.
Перед театром стояла телега, запряженная велосипедистами в касках. Егор заметил их издали и взял в сторону, чтобы подобраться сзади.
Там он отыскал разбитое окно и влез в него. Жулик прыгнул следом.
В театре было пусто, но Егор знал, что пустота эта кажущаяся. Иначе зачем велосипедистам дежурить у входа.
Егор медленно шел по театру, в котором оказалось бесконечно много комнат, залов, коридоров и прочих помещений, порой заваленных барахлом, порой пустых.
И в какой-то, может сотой по счету, комнате услышал, как невнятно талдычат голоса.
Еще через пять минут Егор оказался у двери в коридор, слабо освещенный из небольших окошек. По коридору двигалась странная для непривычного глаза процессия.
Впереди ехала инвалидная коляска. В ней сидел, свесив набок большую голову, больной юноша. Коляску толкала перед собой девушка Соня, встреченная Егором на набережной. Рядом шагали Вильгельм Кюхельбекер и убийца Пушкина Дантес. Дантес вел за руку Люську, и, видно, держал ее крепко, чтобы не убежала.
Девушка толкала коляску неуверенно, порой останавливалась, прислушивалась. Идиот что-то бормотал, дергал головой, поднимал руку, ронял ее снова.
Зачем эта парочка?
Жулик кинулся было вперед, но Егор так строго прошептал, чтобы песик молчал, что тот испугался и поджал хвост.
Остановившись ненадолго, будто вслушиваясь в неслышные прочим звуки, девушка решительно повернула направо.
Остальные поспешили следом.
Егор увидел, что они уперлись в невысокую лестницу — несколько ступенек. Кюхельбекер помог девушке поднять коляску. Это было нелегко. Дантес совершал движения руками, но без пользы.
Наконец они оказались за кулисами. Сверху рядами спускались пыльные занавесы и задники, декорации были свалены между ними. Коляска двигалась зигзагами.
— Скоро, — сказала вдруг девушка сонным голосом. Она была в трансе. — Скоро придем.
Идиот начал кивать головой и вдруг испустил визгливый звук, будто заверещал свисток.
— Здесь! — сказала Соня.
— Где? — спросил Кюхельбекер. — Покажи.
Девушка оставила коляску на месте, а сама стала раздирать ногтями серый занавес с изображенным на нем гигантским пылающим камином.
Она продрала занавес — послышался глухой треск.
— Иди! — крикнула она. — Иди!
Дантес толкнул Люську.
— Иди! — приказал он.
— Нет! — закричала Люська. — Я не пойду. Вы обещали, что Егор тоже здесь будет.
— Девочка, — мягко произнес Кюхельбекер, — я же сказал — Егор обязательно присоединится к тебе. Как только мы его отыщем. А мы его обязательно отыщем. Но ждать нельзя, нельзя ждать. Отверстие появляется редко. Может быть, в следующий раз это случится через месяц.
Она скорее почувствовала его присутствие, хоть и не увидела.
Егор выбежал из тени. Он задел какую-то декорацию, облаком поднялась едкая пыль. Кюхельбекер зашелся в кашле. Первым опомнился Дантес.
— Нельзя! — рявкнул он. — Опасно! Не положено!
— Я никуда без него не пойду! — кричала Люська.
Кюхельбекер кашлял и махал рукой, пытаясь добиться внимания. Но никто на него даже не глядел.
Идиот начал плакать.
Девушка хотела увезти его, но откуда-то выскочил доктор Леонид Моисеевич. Почему Егор раньше не видел его? Доктор преградил путь инвалидной коляске.
— Подождите! — закричал он. — Мальчик тоже полетит?
Егор не знал в тот момент, куда должна полететь Люська. Почему-то он решил, что ее отправляют в другое место того же мира без времени.
Егор стоял, время бежало, доктор Леонид Моисеевич кричал, чтобы Егор шел к занавесу.
— Стойте! — закричал Кюхельбекер.
Он возвышался неподвижно, как статуя Командора. Он имел право приказывать.
— Людмила, — спросил он. — Ты помнишь, какую клятву ты дала?
— Да, но только если Егор будет со мною. — Люська стояла, расставив тонкие ноги, выпятив маленький круглый подбородок.
— Егор, — объявил Кюхельбекер, — мы выполняем волю императора. Люсю отправляют в прежний мир для того, чтобы она там выросла и стала императорской невестой. Тебя мы не нашли и потому были вынуждены отправить ее без тебя.
— Значит, дорога домой есть? И вы всегда это знали! — закричал Егор.
— Не перебивай. Люся уходит в ваш мир на шесть лет. Потом она вернется. Ты тоже можешь вернуться.
Ненормальный юноша заверещал.
— Сеанс заканчивается, — сказала Соня. — Сеанс заканчивается…
— Егор, — приказал Кюхельбекер. — Обними Людмилу. Быстро!
— Быстро! — повторил доктор. — Я не могу больше его удерживать…
Егор успел бросить взгляд в ту сторону и заметил, как Леонид Моисеевич отступает перед надвигающейся на него коляской с идиотом.
Егор схватил Люську. Люська была горячая и вся дрожала.
Черное пятно на занавесе вибрировало. Вот оно начало уменьшаться.
— Шагай! Прыгай! — кричали сразу доктор и Кюхельбекер.
Егор понял, что надо подчиниться.
Держа на руках Люську, которая обхватила руками его шею, Егор шагнул вперед.
И ничего не изменилось.
Он стоял перед занавесом в плохо освещенных кулисах.
Но вокруг не было никого из жителей мира без времени.
Егор опустил Люську на пол.
Люська первой догадалась, что все получилось как надо.
— Послушай, — сказала она.
— Я ничего не слышу.
— Тогда пошли, раз ты такой несообразительный.
Она потащила Егора за руку прочь из-за кулис, мимо рабочих, которые несли фанерную речку, мимо электрика, который копался в распределительном щите. Они дошли до девушки, которая стояла лицом к зеркалу в коридоре и старательно пела гамму.
— Простите, — спросила Люська, — какое сегодня число?
— Сегодня? Второе января. А может, третье. Я всегда числа путаю. Это так несущественно.