Еще одна неожиданность: в вестибюле метро горел свет — слабый, желтый, живой свет. Словно изнутри кто-то звал Егора.

Егор толкнул дверь в метро, она послушно отворилась. В ряд у стены висели телефоны-автоматы, напротив стоял театральный киоск с приклеенными изнутри к стеклу афишами и непроданными билетами на хоккей. За проемом был круглый зал, из которого вниз шли эскалаторы. Над круглым залом горел светильник.

Сначала Егору показалось, что зал пуст, но тут за металлическим барьером он заметил краешек клетчатого пальто. Он сделал несколько шагов и увидел замеченную им ночью девочку в поношенном пальто и туго повязанном сером платке. Девочка сидела, сложившись калачиком. Она спала.

Егор не знал, как разбудить ее, чтобы не испугать. Но девочка даже во сне почувствовала его взгляд и подняла голову. Она смотрела на Егора без страха и любопытства. Потом легко поднялась и взглянула на замерший эскалатор. Эскалатор уходил вниз, в темноту, и оттого казался бесконечным. Егору показалось, что девочка ждет, когда же эскалатор поедет вновь.

Между Егором и девочкой был невысокий металлический барьер. Егор перепрыгнул через него.

— Ты что здесь делаешь? — спросил Егор.

Девочка не ответила.

— Я тебя еще вечером видел, — сказал Егор. — Я на тебя обратил внимание.

Девочка молчала и смотрела на эскалатор. Будто терпеливо ждала, когда же этот парень уйдет и оставит ее в покое.

— Честное слово, я рад тебя видеть, — сказал Егор. — Все-таки теперь я здесь не один.

Девочка пожала плечами. Клетчатое пальто было ей коротко, из-под него торчали ноги — прямые и тонкие как палки. Лампа над головами начала тускнеть, словно кто-то включил реостат.

— Больше никто не придет, — сказал Егор. — Пошли отсюда.

— Я не пойду, — сказала девочка. Голос у нее был хриплый, низкий. Наверное, она простудилась.

— Но почему?

— Он обещал приехать. Он сказал, что приедет.

— Метро не работает. — Егор старался не сердиться на упрямство этого ребенка. — Поезда не ходят. Ты же видишь, что никто не поднимается.

— Я подожду, пока оно снова заработает.

Лампа над головами замигала и погасла. Лишь слабый свет проникал снаружи сквозь проем. Девочка вдруг пошла к эскалатору, словно хотела убедиться в том, что он и на самом деле не движется. Егор не стал ей мешать. Девочка остановилась перед непроницаемой темнотой и вдруг спросила:

— Ты где?

— Я жду, — сказал Егор, — пошли.

Они вышли в серый воздух. Девочка схватилась за рукав куртки Егора, будто испугалась, неожиданно проснувшись. И Егору сразу стало спокойнее — как будто девочка забрала у него страх, а ему оставила заботу о слабом существе.

Они стояли под навесом у метро.

— Светает уже, — сказала девочка.

— Здесь всегда так, — сказал Егор. Хотя, конечно, не был в этом уверен. Но он был старожилом этого мира, а девочка только в него входила.

— Светает, — упрямо повторила девочка.

— Посмотри! — громко сказал Егор и осекся — слишком уж далеко разнесся голос. — Снега-то нет.

— Снега нет, — в тон ему произнесла девочка.

От входа был виден вагон трамвая. Вагон был старый, стекла разбиты, как будто его привезли со съемок про войну сорок первого года.

— Как тебя зовут? — спросил Егор.

— Люся, — ответила девочка. — Люська Тихонова.

Она обернулась к Егору и впервые поглядела на него, словно признала его существование. Глаза у Люськи были серые с черным ободком, а брови оказались тонкими и будто проведенными циркулем, прядь темных волос выбилась сбоку из-под платка. Когда Люська говорила, брови двигались, уезжали вверх, выражая удивление. Люська часто удивлялась.

— Ну, я пошла, — сказала Люська.

— Куда же ты пойдешь? — спросил Егор.

— Домой? — Получилось не утверждение, а вопрос. Словно она и сама в этом не была уверена.

Егор решил было, что Люська сообразила, что она попала в другой мир, но оказалось — причина куда более земная.

— Ты хочешь домой? — спросил Егор.

— А куда же мне теперь? Константин не приехал.

— Кто такой Константин?

— Отец мой, — ответила девочка. — Обещал, а не приехал. А домой я не хотела. И сейчас не хочу.

— Я думаю, что дома у тебя никого нет, — сказал Егор.

Брови опять убежали наверх. Люська молчала — брови спрашивали.

— Ты ведь не хотела Нового года?

— А на что он мне? — спросила Люська. — Только бить будут.

— Кто?

— А все — и мать, и отчим. Они напьются и будут бить меня. В четыре руки.

— Я думаю, — сказал Егор, — что случилась страшная штука. Мы с тобой остались на платформе, а поезд ушел.

— Ты чего говоришь?

— Может, я неправильно понимаю, а может быть, я, к сожалению, прав, — сказал Егор. — Но если очень не хочешь переходить в новый год со всеми людьми, то можно остаться.

— Где?

— Наверное, в старом году.

— А это старый год? — Люська обвела рукой вокруг. Рука высунулась из короткого рукава пальто.

— Ты же видишь — людей нет, даже деревьев нет.

— Ну уж! — вдруг ожила Люська. — Так не бывает.

— Я тоже знаю, что не бывает, — согласился Егор. — Но вот случилось.

— А я не хочу домой идти, — сказала Люська. — Я же убежала, потому что Константин обещал ко мне приехать. А теперь уж, наверное, не приедет. Но мне все равно некуда идти. Придется домой.

— А ты далеко живешь? — Егору надоело втолковывать этой тупой девочке простые вещи.

— Вон там, за углом.

— Ну хорошо, — сказал Егор, — пошли, ты сама посмотришь, что там никого нет.

— А ты иди по своим делам, — сказала Люська — Я без тебя дом найду.

— Как хочешь, — согласился Егор. — Я здесь подожду. Если никого не найдешь, возвращайся. Но думаю, мы с тобой здесь вдвоем остались.

— Я пошла, — сказала Люська, но не двинулась с места. Егор стоял, ждал. — А куда они в самом деле делись?

— Опять двадцать пять!

Тогда Люська побежала прочь. Это было так неожиданно, что Егор кинулся было вслед, потом взял себя в руки. Он был уверен, что никого она дома не найдет.

Правда, ему было страшновато, потому что он понимал, что какие-то люди здесь все же есть и девочку могут обидеть. Поэтому Егор медленно пошел следом за Люськой.

Но тут его внимание отвлек звук разбитого стекла. Звук донесся сверху. Егор поглядел туда. Блестя на фоне бегущих облаков, с высокого шестого или седьмого этажа падали осколки стекол. А в самом окне был виден человек, совсем голый, с длинными волосами, но не разберешь — мужчина или женщина — далеко и освещение не очень хорошее.

Осколки разбитого окна зазвенели, рассыпаясь на кусочки, о мостовую.

Тот человек, наверху, смотрел на них, словно удивлялся. Потом неловко перевалился через подоконник — Егор даже крикнуть ему не успел, чтобы был поосторожнее, — и медленно, а главное, совершенно беззвучно полетел к земле, будто испытывал себя, может ли он летать. Он плавно переворачивался в полете, и казалось, что ему лететь нравится.

Но полет оборвался тупым и влажным ударом.

Человек лежал на асфальте.

Егор кинулся было к нему — может, нужна помощь. Ведь в таких случаях не думаешь… Егор пробежал несколько шагов по направлению к лежащему телу. И замер.

Потому что из-за угла быстро, как таракан, выскочил давешний велосипедист. Или другой, но на него похожий. Он словно поджидал там, за углом, и подъехал буквально через минуту после смерти самоубийцы.

Велосипедиста Егор боялся — с первой встречи. Велосипедист был деловит и бесстрастен. Как робот.

Он подъехал к стене, прикоснулся к ней рукой и повернул большое колесо так, чтобы удобнее ступить на землю. Оставив велосипед прислоненным к дому, он сделал два шага и наклонился над распростертым телом самоубийцы. И хотя Егору было до него метров сто, он довольно четко видел, что происходит.

Как бы стремясь ожить, самоубийца двинул рукой — Егор видел, как его пальцы сжимались и разжимались. Затем дернулась голова.

Велосипедист внимательно рассматривал лежащего на асфальте человека. Затем откинул назад черную блестящую полу плаща и, сделав резкое движение рукой, вытащил из ножен короткий меч. Или длинный нож. Меч блеснул в руке. Велосипедист тщательно прицелился и занес меч. Самоубийца робким движением поднял руку, будто стараясь защититься от удара. Но было поздно. Меч опустился на шею самоубийцы, и его голова покатилась в сторону. Велосипедист шагнул следом за головой, нагнулся и быстрым движением поднял ее за волосы. Темная кровь лилась из шеи, как из опрокинутого кувшина.