Вот только привлекать новых сотрудников в группу было чертовски неприятно. Ведь он знал, что им предстоит пережить, он помнил про спившегося дрожащего Титкина, который и сейчас, после восьми лет, проведенных на пенсии, до крови стирает руки пемзой, оттирая что-то, видимое только ему. А ведь и был всего-то шестым номером, открывал ворота да обеспечивал кладбище… И Фаридов с его галлюцинациями…

Сергеев — на что крепкий парень, а ведь болезненно переносит, хотя виду не подает, не привык за три года. Даже наставник на него не действует… А Попов как перенесет? Правда, держался молодцом, чуть было не шлепнул Удава, повезло ему с первым объектом! Может, и лучше было бы, если б выстрелил. Конечно, сбой в работе группы генерал бы не похвалил… Да и прокурор с врачом недовольны были бы — лишнее беспокойство. Ничего, приехали бы на «Волге» за полчаса, на месте акт бы и составили. А паренек бы, глядишь, самый трудный барьер с разбегу и проскочил, а дальше оно уже полегче. Хотя кто знает, как бы оно обернулось… Пусть идет как идет. Он, дурашка, спрашивал, можно ли жене рассказать… Еще не понял, кем себя почувствует… После исполнения вопрос сам собой отпадет — под пыткой не признается, где был да что делал… Стыд надежней подписки рот закрывает. Хотя чего стыдиться…

Викентьев тяжело вздохнул, так что невозмутимый Сивцев скосил глаза в сторону подполковника. Его собственная супруга была дьявольски ревнива и болезненно переживала ночные отлучки мужа. Наплел пару раз про срочные задания, да баба настырная — оседлала телефон: кабинет не отвечает, дежурный Викентьева не видел, про ЧП и иеотложные дела не слышал… А он заявляется под утро да еще с запахом — стресс-то надо снять… И понеслось, чуть не до мордобоя… Как уж он ни ухищрялся — то в кабинете спал на стульях, чтобы глаза не мозолить: уехал в колонию на сутки — и дело с концом, то побег придумает, то засаду… Раз прошло, два — со скрипом, три — кое-как, но сколько можно лапшу вешать? И снова — как ни исполнение, так скандал! Тут нервы тратишь, а домой вернулся — опять, и неизвестно, где больше… Хотя чего неизвестно, ясное дело, Лидка больше здоровья отнимает, чем исполнение! И сегодня гавкаться предстоит, оправдываться, успокаивать.

Викентьев снова тяжело вздохнул. Настроение было испорчено окончательно.

Слева на обочине мелькнул невысокий столбик обелиска: восемнадцатый километр. Подполковник отогнал посторонние мысли и подобрался. Несколько лет назад здесь убили двух гаишников, место излучало сигналы опасности и тревоги.

Шоссе было пустынным, неожиданно хлебный фургон обогнала черная «Волга».

«Под сотню, — отметил Викентьев. — И куда частник торопится?» Он взглянул на часы. Два ноль пять. Все уже собрались, ожидают… «Первый» подбивает на партию в домино, Григорьев, как всегда, кисло отказывается, а Буренко, может, и сядет, если они, конечно, не успели поцапаться…

— А чего это они здесь пост выставили? — внезапно спросил Сивцев.

Викеитьев и сам увидел впереди, в мертвенном свете ртутного светильника, стоявшую на кромке шоссе «Волгу», обогнавшую их несколько минут назад. Милиционер проверял у водителя документы. Второй милиционер вышел из темноты на освещенное пространство и повелительно махнул полосатым жезлом, приказывая хлебному фургону остановиться.

— Прямо! — скомандовал Викентьев и, приподняв автомат, положил его на колени, стволом к двери.

Видя, что автомобиль не снижает скорость, милиционер вышел наперерез и несколько раз зло махнул жезлом сверху вниз.

В этом месте никогда не было милицейского поста. Больше того, его и не должно было быть. Викентьев тщательно готовил операции, и спецперевозка назначалась в такую ночь, когда не проводилось никаких рейдов, засад, прочесываний. Несколько часов назад подполковник уточнял в дежурной части оперативную обстановку и убедился, что на трассе все спокойно.

Сивцев чуть качнул руль влево и, не сбавляя скорости, объехал милиционера, чуть не задев его будкой фургона.

— Что за дурак! — бормотнул водитель, выравнивая машину. — Еще погонится с сиреной… Или по рации поднимет въездной пост…

— Нету у него сирены, — задумчиво сказал Викентьев Второй номер успел рассмотреть сержантские погоны близко посаженные глаза, злой оскал рта. Наткнувшись вглядом на подполковника милиции, сержант отпрянул. Почему ночью без светящегося жезла? — продолжал бурчать Сивцев.

Викентьев промолчал. Ему не понравился неожиданный милицейский пост в неположенном месте и в неурочное время. И машина у них не служебной раскраски — темный, кажется, красный «Жигуль», поставленный неприметно в тени. Засада? Преступники в форме? Но они не сделали реальной попытки напасть на фургон. И зачем им «Волга»? Скорей всего милицейские шакалы вышли на ночной промысел: сшибать с припозднившихся водителей трояки и пятерки.

— Так и есть, преследуют! — выругался Сивцев.

Викентьев взглянул в правое зеркальце заднего вида. Пара огней уверенно нагоняла спецмашину. Подполковник несколько раз нажал на маленькую кнопку, вделанную в заднюю стенку кабины, миганием лампочки передавая в бронированный кузов условный сигнал «Внимание».

Попова опять мутило: к мучившей его духоте добавился новый раздражитель. Так бывает, когда дождливым днем в дежурный УАЗ сажают овчарку и резкий запах псины заставляет морщиться членов оперативной группы. Но исходящий от смертника камерный дух, который густо заполнил весь объем спецавтозака, был гораздо отвратительнее. Попов несколько раз сглотнул. Дело было, конечно, не в запахе — чего только не доводилось нюхать за годы службы, сколько покойников осматривать, утопленников ворочать, «парашютистов» из петли вынимать, а «рельсовые» трубы чего стоят…

Сергеев с кривой усмешкой продолжал рассказывать что-то забавное, явно пытаясь отвлечь товарища от тягостных мыслей. Попов прислушался.

— …А один, пока помиловки дожидался, крысу приручил — кормил ее каждый день, разговаривал… Всю жизнь свою рассказал, жаловался на судьбу, от признаний, что на суде давал, отказывался. Как с адвокатом советовался, мол, что теперь будет да пересмотрят ли приговор. Он долго сидел, больше года…

Сергеев говорил тихо, чтобы не было слышно в запертой камере, Попову приходилось напрягать слух.

— А тварь эта здоровая, как кошка, сидит, слушает… Вроде и понимает! А знаешь, что самое интересное? Когда мы ею забрали, крыса все равно приходила, шныряла по углам, нары обнюхивала, беспокоилась и пищала, прямо выла, вроде как плакала… От этого воя у дежурного наряда аж мурашки по коже… Застрелить хотели, да в особом корпусе, сам понимаешь… Яду потом ей насыпали…

Рассказ Сергеева был прерван тревожным миганием матового плафона. Третий номер открыл узкую щель в своем борту автозака, неловко склонив шею, выглянул в темноту, Попов сунул руку в карман, нащупал пистолет и обнаружил, что не поставил его на предохранитель. Осторожно чтобы не щелкнуть, перевел переключатель в верхнее положение, потом отодвинул полоску стали в правой стенке кузова. Ночное шоссе было пустынным, только черная «Волга» обгоняла спецмашину, но ничего угрожающего в этом факте не усматривалось.

Попов подставил лицо под упругую струю прохладного воздуха, провожая взглядом резвую легковушку.

Из кабины Викентьев внимательно наблюдал, как фары^: идущей следом машины становились все ярче, потом на миг пропали; и в лобовом стекле появились красные габаритные огоньки, стремительно уходящие к Тиходонску.

— Не они, — выдохнул Сивцев, и начальник спецопергруппы заметил у него на лбу мелкие бисеринки пота. — Что-то быстро отпустили.

Подчиняясь внезапному импульсу, Викентьев запомнил номер вторично обогнавшей их «Волги» и даже записал на одном из ровных маленьких листочков, вставленных в обложку записной книжки для текущей фиксации событий, которые могли не означать ничего, а могли — очень многое. Он вспомнил одну из версий розыскного дела «Трасса», и хотя не вникал в подробности, ему показалось, что подозрительный милицейский пост может заинтересовать отделение по борьбе с особо тяжкими преступлениями. «Закончится эта кутерьма, передам Сергееву, — подумал он. — Пусть разбирается со свидетелями…»