На восьмой день после пожара Шарла со спокойным видом поднялась на борт. Было утро, но уже не раннее.

— Хелло, Джозеф, — сказала она и села. Он вскочил. Смотрел на нее в полном смятении. Шарла похудела фунтов на пятнадцать. Щеки ввалились, глаза казались огромными. Прекрасные волосы были обрезаны довольно коротко. На Шарле была дешевая блузка, дешевая юбка, а в. руке вульгарная красная сумочка.

Он подбежал, встал на колени у кресла, обхватил Шарлу руками и начал всхлипывать ей в шею.

— О моя дорогая бедняжка, что с тобой случилось!

— Как поживаешь, Джозеф? — проговорила она. Казалось, голос ее доносится издалека.

— Как я поживаю?.. Ужасно!. — Он вскочил на ноги и стал ходить по каюте туда-сюда, возмущенным тоном рассказывая, что с ним сотворили. — Они были как тигрицы, настоящие тигрицы! — заявил он. — Проклятый Уинтер сделал все это с помощью устройства, которым его дядя всегда пользовался против нас, но никогда столь… ошеломляюще! Господи, а расходы-то какие! Я до сих пор спать не могу. Все время просыпаюсь. Перед глазами то и дело появляется эта татуировка. — Он опять встал на колени рядом с ней. — Мы должны получить это устройство, Шарла. Обязательно. Этот мягкотелый дурак должен был убить нас, когда ему представилась такая возможность. Послушай, моя дорогая. Я купил информацию. Отсюда он поехал в Нью-Йорк. С ним Бонни Ли Бомонт, девушка, которая от тебя сбежала. Они собираются в Париж. — Он внимательно посмотрел на Шарлу. Казалось, она в легком трансе. — Дорогая, ты не слушаешь?

Она смотрела в пустоту.

— Ты знаешь, что такое «самовольная отлучка», милый? — спросила Шарла.

— Откуда мне знать, что это значит?

— Отсутствие без официального увольнения. О, там был такой переполох. Тридцать три человека в самовольной отлучке, да еще на служебной машине. — Она повернула голову и улыбнулась Джозефу. — Это был грузовик. Они ехал из Порт Эверглиэйдс в Ки Уэст. Там стоит их эсминец.

Джозеф стукнул себя кулаком по голове.

— О чем ты говоришь? Где ты была?

— Вдруг я оказалась в грузовике, а там полно матросов.

— Как ужасно!

— Эсминец — это самый маленький боевой корабль на море. Обычно он от трехсот до четырехсот футов длиной, водоизмещением от двух до трех тысяч тонн. Эсминцы используются главным образом…

— Шарла!.. Он схватил ее и тряхнул так, что она клацнула зубами, но как только отпустил, Шарла вновь напевно заговорила:

— У них есть две главные группы двигателей, паровых турбин высокого давления, общей мощностью более шестидесяти тысяч лошадиных сил…

Джозеф наклонился к ней и заглянул в глаза. И вдруг понял, что Шарла счастлива — возможно, счастлива впервые в жизни. Он все же попытался вернуть ее к прежнему.

— Послушай меня, моя дорогая. Мы уедем завтра. На яхте в Наесау, оттуда самолетом в Париж. Там найдем этого Кирби Уинтера и…

— Нет, милый, — сказала она спокойно и мягко.

— Что?

Она встала, зевнула, потянулась. Он обратил внимание, что, несмотря на худобу, цвет лица у нее прекрасный.

— Я пришла просто взять кое-что из одежды и немного денег.

— А что потом? — проговорил он умоляющим голосом. Она посмотрела на него как на идиота.

— Я вернусь в Ки Уэст, разумеется. — Но Шарла!

— Меня ждут, дорогой. Эсминцы вооружены торпедами, в палубных установках, многоцелевыми пятидюймовыми, орудиями и глубинными бомбами.

Она вышла в соседнюю каюту. Джозефу было слышно, как она напевает. Он не мог вспомнить название песни. Что-то о якорях. Он остановился в дверях. Шарла начала переодеваться. Но как только она разделась, он не выдержал, вернулся к себе и лег. Услышав, что она уходит, он прокричал:

— Буду ждать тебя в Нассау!

Шаги Шарлы затихли, и Джозеф лежал и мрачно думал, скоро ли она появится. Он надеялся, что не очень скоро, ему нужно время привыкнуть к мысли, что она вся покрыта новенькой татуировкой.

В то мгновение, когда Шарла ловко забиралась в ожидавший ее серый джип, Кирби Уинтер улыбнулся Бойни Ли — они были в самолете, на высоте тридцати пяти тысяч футов над Атлантическим океаном.

Перевел с английского Л. ДЫМОВ

Норушка колупается в задней стенке магнитофона. Покупателю давно бы следовало от покупки отказаться, тем более что магнитофон местного производства. Наконец магнитофон начал функционировать, не очень просторное помещение магазина огласили страстные вопли: «Не сыпь мне соль на рану, не говори навзрыд». Покупатель просиял и пошел выбивать чек.

— Толкаешь отечественный «хай-фай»? — обратился я к Норушке.

Он поднял голову от прилавка, и лицо его утратило выражение служебной озабоченности.

— О, Стас! Я уж думал, что ты уехал куда.

— Не уехал. У меня к тебе дело.

— Ты подожди минутку. Сейчас этому клиенту паспорт проштампую, и мы с тобой побалакаем.

«Побалакать» Сережа Норушко — фамилия его заканчивается на «о», но напоминает он этакую шуструю мышь, поэтому небольшая модификация неизбежна — ведет меня в служебное помещение. Здесь висят соцобязательства четырехлетней давности, позапрошлогодний список продавцов, в углу стоит старенький телевизор. Стул в этом помещении всегда присутствует только один, так что прием напитков и закусок здесь, очевидно, происходит стоя.

— Ну как ты, что ты? — начинает Норушка. — Мотоцикл еще не продал?

— Не продал. — И я сразу перехожу к основной теме: — Мне дурь нужна, Сережа.

Он изображает комическое удивление.

— Ладно, брось девочкой прикидываться, — говорю я. — Ты всех знаешь и все можешь достать.

— В принципе — да. Только я давно с этими ребятами не встречался.

— Да, очень давно. Наверное, целых три дня.

— Все ты знаешь, — он закатывает глаза и всплескивает своими рафинадно — белыми ручонками.

— Ничего я не знаю. И знать не желаю. Ты мне приносишь, я плачу. Желательно что-нибудь аптечное, помощней.

— Ширяться начал?

— Не я, так кто-то другой. Не все ли тебе равно? А относительно утечки информации — от меня как из могилы, ты ведь знаешь.

— Но ведь это стоить будет недешево…

— Я в курсе, Серджио. Сколько скажешь, столько и отстегну. Ты во сколько освобождаешься сегодня?

— Поздно. Никак не раньше шести вечера. А что, есть какие-то предложения? — Норушка оживляется.

— Предлагаешь ты обычно…

— Можно в «Космос» заскочить, по соточке водки или «шампусика» бутылку взять.

«Шампусиком» Норушка зовет супердефицитное нынче шампанское, но, очевидно, доступ к этому напитку он еще имеет. А «Космос» — ресторан в одном с его магазином здании, вход с другого угла.

— Это исключено — я сейчас на мотоцикле. Как-нибудь в другой раз.

То, что Норушка освобождается никак не раньше шести вечера, меня очень даже устраивает. Его мать тоже на работе, а сестра в институте. Сестра, конечно, может и вернуться, но вероятность, что я встречусь с ней в подъезде дома, достаточно мала.

Через десять минут я подъезжаю к дому Норушки. Точнее, несколько не доезжаю до него, оставляя мотоцикл на площадке перед магазином «Тысяча мелочей». Скамеечки перед нужным подъездом пусты, мне отсюда это хорошо видно. Ну, слава Богу. Предварительно набросив хитрый хомутик на руль мотоцикла и защелкнув его, я прихватываю чемоданчик и направляюсь к подъезду.

Стараясь двигаться предельно расслабленно и неторопливо, как это должен делать человек, у которого «время не в рублях, а в часах», отпираю стальную дверцу распределительного телефонного щита. В это время слышатся легкие и быстрые шаги на лестнице. Парнишка лет шестнадцати-восемнадцати, в светлой куртке и голубых джинсах, прическа странноватая, как у многих из теперешней молодежи. Мне двадцать девять, я уже, наверное, не могу себя относить к «их» поколению.