Инстинктивно Марк все еще держался за лестницу. В этой невероятной темени, думалось ему, выпустить ее — все равно что броситься ночью в воду, и он не был уверен, что потом сможет ее найти. Он даже не был уверен, что найдет хоть что-нибудь. Здесь можно было идти неведомо куда десять минут, или несколько дней, или в следующую секунду провалиться в какую-нибудь расщелину…

И вообще, много чего могло произойти.

Но Марк знал, что оставаться на месте нельзя. Надо двигаться — у него просто нет выбора. Он поправил арбалет на плече, его прикосновение, жесткое, агрессивное, немного успокоило, хотя в этом подземелье простой карманный фонарик был бы куда полезнее.

И, решившись наконец, Марк пустился в путь.

Давний страх вернулся к нему, тяжкий, мучительный, такой же, как в детстве, словно и вовсе его не покидал. В горле пересохло, дышать было трудно. Он шел, как слепой, осторожными шажками, вытянув перед собой руки. Прошло несколько минут; теперь, когда он удалился от лестницы, земля под ногами была единственной твердой поверхностью. Его внутреннему уху это совсем не нравилось, и оно напоминало о себе противным головокружением, от которого Марка шатало. Чтобы не упасть, он встал на четвереньки. Смешно, кто спорит, но так ему было лучше. Он продвинулся еще немного вперед. Руки ощущали что-то мягкое, словно тонкий слой какого-то органического вещества, странно шелковистого и чуть влажного, покрывал скальную породу. В какой-то момент пальцы наткнулись на круглый предмет, который от прикосновения вздрогнул и убежал в неизвестном направлении. Наверное, это было пещерное насекомое или еще какая-нибудь тварь из тех, что могут жить под землей без света. Марк с трудом удержал крик: а что, если их тут миллиарды смотрят на него, ползущего? Он прислушался, но ничего не услышал, кроме собственного дыхания и пульсации своей крови. Он пополз дальше, сознавая, что уже не сможет вернуться к исходной точке, а если бы и мог, это ничего не даст. Мало-помалу надежда дойти куда бы то ни было таяла, уступая место чувству обреченности.

Марк полз, казалось, бесконечно долго. Ладони болели, но особенно сильно ныли колени.

Он решил передохнуть и сел. Вдруг понял, что ему безумно хочется пить, и попытался вспомнить, сколько может человек прожить без воды. Кажется, он когда-то слышал, что совсем недолго: два дня, от силы три… Вряд ли больше. Ну вот, его ждет смерть от жажды, однозначно. Он встал, голова поплыла, и вдруг накатило какое-то безумие. Теперь он знал, что ему остается сделать только одно — и он это сделает. Прямо сейчас, не медля ни минуты.

Он побежал.

Это произошло так быстро, что Кати даже не успела испугаться. Скорее от неожиданности она проделала, упав в ванну, ряд рефлекторных, довольно беспорядочных движений. Инстинктивно задержала дыхание, руками безуспешно попыталась за что-нибудь ухватиться, потом встать, так же безуспешно.

Это было всего секунд пятнадцать назад. Существо цепко удерживало ее под водой — вернее, под розоватой жидкостью; щупальца кальмара с женским лицом обвили ее руки, ноги, плечи и даже голову.

Вот теперь Кати стало страшно.

По-настоящему страшно.

Она попыталась укусить, что ей удалось, зубы сжали мягкую плоть, но существо, похоже, этого даже не заметило.

Кати отчаянно билась, и до нее не сразу дошло, что она погружается все глубже. У ванны, казалось, не было дна. Но не успела она подумать, что захлебнется и умрет, как ощутила губами мягкое прикосновение и почувствовала, что ей силой раскрывают рот. Струя воздуха, зловонного, но вполне реального, ворвалась, надув ей щеки. Она вдохнула. Существо давало ей воздух — значит, оно не хотело ее убивать. По крайней мере, сейчас. Кати немного успокоилась, паника отступила, остался лишь обычный ужас.

Уже прогресс.

Потом ее вытащили из воды и положили на что-то твердое.

Плеск сменился тишиной.

Кати открыла глаза. Полная темнота.

Затем, медленно, как в кино, возник свет. Странный, белесый — скорее слабое свечение, источник которого Кати не пришло в голову искать.

Она находилась, похоже, в пещере. Над ней, на высоте в несколько десятков метров, свисали с черного каменного свода сталактиты. Она сидела на крошечном островке, ненамного больше ее самой, посреди озера, в черной воде которого ничего не отражалось.

Рядом с островком, наполовину высунувшись из воды, внимательно смотрел на нее кальмар с лицом женщины.

Кати даже бояться перестала. Она чудом спаслась из лап мучителя-маньяка, только что тонула, была уверена, что ее сожрет «эта тварь», ужасней которой она в жизни не видела, далеко опередившая даже тот утробный плод овцы, что ей пришлось однажды препарировать на занятиях по биологии. Мало того, она почти сутки не спала, да еще совсем недавно до одури накурилась с Джей-Си.

Ее нервная система потребовала передышки.

Она зевнула.

Женское лицо существа дрогнуло, и на нем появилось странное выражение — то ли сейчас расхохочется, то ли сблюет, — но оно вдруг заговорило:

— Ну вот, ну вот, ну вот… Он меня обижает… Ну вот, вы девушка… Девушек с яичниками у меня уже две… Две — это много… Пфффф… Я-то знаю… У меня и юноши тоже были… С члениками… Но у меня с ними плохо получилось, пришлось думать… Долго-долго-долго… Много-много дней… А они, которые у меня были, умерли, тело-то не вечно, но это естественно, потому что вы плохо функционируете и гадите к тому же… Ну вот, а теперь у него будет юноша, так нечестно, это потому, что он все больше по холодильникам, а я люблю ванну, вот мне ничего и не достается, разве только девушки иногда…

Кати все это надоело. Ей хотелось домой, и не было ни малейшего желания разговаривать с кальмарами.

— Послушайте, — начала она, попытавшись взять степенный тон, которым всегда впечатлял ее преподаватель поведенческой терапии. — Я ничего не понимаю. Если вы хотите мне что-то рассказать, начните с самого начала. Я вас выслушаю и скажу свое мнение.

Лицо кальмара дернулось раз-другой с шипящим звуком, похожим на фырканье моржа или тюленя.

— Метеоритное происхождение расщелины характеризуется присутствием в больших количествах силикатов, железа, никеля и особенно хлоритов. А это не есть хорошо, потому что со временем от этого заболевают. Видели бы вы их, они рожали младенцев, которые функционировали из рук вон плохо, и потому их топили в озере, но это было давно-давно-давно, триста шестьдесят пять миллионов дней назад, даже больше, но младенцев было много, очень много, так много, что это стало традицией — бросать сюда мертвых младенцев. За триста шестьдесят пять миллионов дней — сотни и тысячи младенцев. И были даже младенцы, которые функционировали, но с ними не знали, что делать, когда ничего не росло и ничего не бегало, а вашей биологии требуются протеины для переработки на свою химию, ну вот, и если младенцев было слишком много, — о-па! — в озеро. И когда случались войны, и когда пришли люди с Севера, и когда пришли люди с Юга, и когда герцог сражался с войском Папы Римского, и когда была чума, и когда была испанка, и даже когда девушка понесла от своего отца, а это запрещено, запрещено, строго запрещено, да еще она была молоденькая, очень молоденькая, совсем молоденькая, — о-па! — в озеро. А метеоритное происхождение характеризуется классом углеродных хондритов, и появились аминокислоты, и аминокислоты работали, работали, работали, нанизывали протеины, целые ожерелья из ковалентных жемчужин на нитях из пептиных связей. А младенцы все прибывали, и был сахар, и жиры, это хорошо для синтеза хромотографических носителей путем присоединения аминокислот и протеинов… И вот из цепочек ДНК и рибосом, которые плавали среди разложившейся под действием хлора плоти, получилась Я. А еще получился Он. Получились Он и Я.

Кати подумала, не попросить ли существо изъясняться понятнее, но решила, что, во-первых, в мозгах, или что там у этой твари, полная мешанина и ничего толкового из нее все равно не вытянуть, а во-вторых — и это было главное, — за каким чертом ей все это знать? Она хотела одного: вернуться домой, принять душ, показаться врачу, обследоваться, подлечиться и забронировать уик-энд в самом комфортабельном центре талассотерапии.