Все, кроме прямых наследников трона, были должны принять монашеские обеты, и отречение навязывалось своевольным императорам, освобождая трон для его детей. В течение двух веков возраст тэнно составлял в среднем только тринадцать лет при наследовании престола, а длительность правления — всего лишь четырнадцать лет.[101] Представитель сёгуна из клана Токугава, который осуществлял наблюдение в замке Нидзё около дворца, получил прозвище «тюремщик императора».

Иезуитские священники примкнули к Нобунаге в войне против буддийской секты Монто. Он вознаградил их высокими должностями и позволил перешедшим в христианство уничтожать местных идолов. К 1580 г. во внутренних провинциях вокруг Киото и на острове Кюсю существовали христианские общины.[102]

Хидэёси ценил христианских посредников в контактах с иностранными державами. К 1587 г. христианство стало модой, но еще до истечения года тайко неожиданно издал приказ всем иностранным учителям покинуть Японию.[103] Запрет не был осуществлен. Во время войны в Корее кюсютская армия во главе с Кониси сражалась под христианскими знаменами. В 1596 г. в Японии насчитывалось 137 иезуитов и 300 тысяч новообращенных христиан. Был принят указ о провозглашении феодов шести даймё христианскими.[104] Однако когда один испанский лоцман похвастался, что его католическое величество всегда сначала посылал священников для того, чтобы те расчистили путь для его армий, Хидэёси пришел в бешенство, и эдикты вновь вошли в силу.

Иэясу оставался сторонником буддийской секты Дзёдо — основной в Японии. Иностранные священники казались полезными как приманка для купцов, но его отношение к ним ухудшилось из-за распущенности европейских моряков и ожесточенных споров между монахами, иезуитами, протестантами. Все секты были допущены в Японию, вероятно чтобы усилить между ними соперничество. В 1609 г. сёгун обещал губернатору Филиппин Веласко[105], что священники смогут вступить в пределы империи, если с ними прибудут также горные инженеры, хотя «религия [его] уважаемой страны никак не связана с чем-либо в Японии».

Три года спустя северный крупный землевладелец Дате Масамуне, сопровождаемый испанцами, отправился в Европу и был принят папскими властями. Однако в 1614 г., согласно эдикту, все священники должны были покинуть пределы Японии. Землевладельцы и купцы могли исповедовать новую веру, но не военное сословие. Никаких новых суровых наказаний христиан не было при Иэясу и его сыне Хидетаде. Третий сёгун из рода Токугава был встревожен заявлением отступившего от христианства местного священника о том, что тот лично слышал в Мадриде о планах вторжения в Японию.

Христиане, хотя и были лишены земли, поддерживали свое военное искусство, в то время как сторонники сёгуна вели праздную жизнь. Так как налоги росли, восстания особенно часто происходили в феодах Кюсю. Наконец, в декабре 1637 г. местные крестьяне во главе с христианскими самураями подняли мятеж и закрепились в замке Симабара около бухты Нагасаки. Хотя их дело было безнадежное, повстанцы побеждали правительственные силы до тех пор, пока сломленные превосходящими силами и выкрикивая боевой клич «Сантьяго!» («Святой Иаков!»), они почти все погибли. Христианство на какое-то время исчезло. Каждый подданный сёгуна должен был топтать крест и записываться в буддийское объединение.

Иэясу никогда не боялся Запада, но трудная победа при Симабаре заставила сёгунат быть настороже. Кроме того, если бы торговля продолжалась, то из этого извлекло бы пользу юго-западное княжество Сацума и укрепилась бы власть «посторонних» крупных землевладельцев. Поэтому, чтобы отвести опасность вредного западного влияния, было приказано разрушить океанские корабли и ограничить водоизмещение новых судов 75 тоннами. Строгий закон запрещал эмиграцию японцев или прибытие иностранцев на Священную землю «до тех пор, пока будет светить солнце». Так выглядел эдикт 1637 г. Голландцы, оказав помощь бомбардировкой Симабары, получили право ежегодно посылать корабль на искусственный остров Дэсима у входа в гавань Нагасаки, состоявший из нескольких акров земли. Контакты с Азией не были полностью прерваны: корейские послы продолжали присутствовать на инаугурациях сёгунов. Сацуме было разрешено захватить крошечные княжества Окинавы. Китайские беженцы, немногочисленные, но влиятельные, прибыли в Японию после падения династии Мин в 1644 г.

Хидетада пережил своего отца Иэясу только на семь лет. Иэмицу, третий по счету сёгун из рода Токугава, правил двадцать семь лет, при нем была подтверждена власть сёгуна и соперники превратились в вассалов. Памятниками его правления являются несравненные храмы-мавзолеи, построенные среди рощ японского кедра в Никко, расположенные к северу от равнины Кванто. Невмешательством во время вторжения маньчжуров в Китай он пожертвовал последней возможностью сыграть решающую роль на континенте.

Его сын Иэцуна, правивший до 1680 г., подавил военный заговор, участники которого намеревались поджечь столицу и под покровом пожара покончить с правительством. Хотя заговор не удался, столица сёгуна Эдо почти полностью сгорела через несколько лет в большом пожаре, в котором погибли 100 тысяч человек.

Пятый сёгун Цунаёси (1680–1709), честный, но скучный педант, пренебрегал военными вопросами, стал придворным преподавателем, читая лекции своим чиновникам по китайской классике. Буддийские священники убедили его издать указы, запрещавшие убивать животных, птиц и даже насекомых. Большие обрабатываемые территории должны были быть отведены диким животным, на которых охотятся, и хищникам. Он показал эксцентричную привязанность к собакам, которые пользовались правом жить на городских улицах и которым предоставляли кров и корм на хорошо оборудованных псарнях.

Сто лет власти Токугава настолько убедили сёгуна в своей безопасности, что его капризы нарушали права человека. Общество становилось весьма неустойчивым. Было слишком мало крестьян, чтобы содержать паразитов Эдо. Самурайская доблесть казалась забытой, пока на нее не пал яркий свет от поступка[106] сорока семи ронинов, чья месть врагу их господина и последующее массовое самоубийство потрясли нацию в 1702 г. Их место погребения в храме Сэнгакудзи стало самым популярным местом поклонения в империи.

При преемнике Цунаёси указы о защите жизни были отменены. Спустя восемь лет прямая линия Токугава пресеклась, и три семьи выбрали преемником потомка ветви Кии рода Токугава — Ёсимуне.

Этот девятый сёгун считается образцовым правителем века. Он был воспитан как провинциал, не имея перспективы возглавить сёгунат. Всю жизнь он презирал дорогостоящие увлечения и капризы и придворный ритуал, был одет в одежду из конопли и хлопка и не передвигался среди подданных под звуки фанфар. Ёсимуне значительно увеличил производство продовольствия и изымал излишки зерна на случай голода. Он переработал законодательный кодекс, оздоровил финансовую систему и принял меры по борьбе с азартными играми. Его понимание проблем империи основывалось на прямой связи с населением через ящик для подачи жалоб, установленный у ворот замка. Ёсимуне лично изучал жалобы и восстанавливал справедливость. Он менее подозрительно относился к иностранным идеям по сравнению со своими предшественниками, потому что позволил ввозить в Японию любые книги, не содержавшие христианские учения.

Способности Ёсимуне не передались ни его сыну Иэсиге, ни внуку Иэхару (1762–1786). Иэсиге, который вел развратный образ жизни, с трудом излагал свои мысли на заседаниях советов. При обоих сёгунах паразитические элементы управляли двором и должностная коррупция еще более усилилась. Однако нельзя винить правителей в большом пожаре 1761 г., уничтожившем половину Эдо, или природных катаклизмах в 1780-х гг. — сезонах неурожаев из-за сельскохозяйственных вредителей, тайфунах и засухах. Кульминацией были землетрясения и извержение вулкана Асама. Численность населения сократилась на более чем миллион человек.[107]