Рыбную ловлю вели небольшие суда, действовавшие у побережья. Огромное количество сардин добывалось у восточного побережья Хоккайдо и перерабатывалось в удобрение. Большие косяки съедобных рыб следовали за Черным течением мимо побережья Эдо. Киты ловились гарпунами и иногда сетями, вытаскивались на берег и разделывались, из них получали ворвань и мясо.

Один Эдо потреблял восемьсот тысяч баррелей масла, выжатого из семян хлопка или рапса или извлеченного из рыбы или ворвани. Оно использовалось для освещения или жаренья пищи, распределялось через организацию, использовавшую флотилии «кораблей-бочек». Люди знали, как сжигать, но не очищать нефть, обнаруженную на западе Хонсю.

Лучшие золотые и серебряные рудники управлялись сёгуном, использовавшим большую часть продукции для чеканки монет или расчетов во внешней торговле. Медь оставалась самым важным металлом. Железа, обычно в форме довольно чистого «песка» из карьеров или речных осадков, было достаточно для производства домашней посуды и оружия, в особенности несравненных самурайских мечей, которые делали священнослужители-ремесленники по секретным технологиям. Почти все известные металлы производились в Японии, японцы умели выплавлять и сплавлять их.

ПУТИ СООБЩЕНИЯ[112]

Чтобы обслуживать даймё, приезжавших в Эдо для пребывания во дворе, Иэясу распорядился построить большие дороги шириной тридцать шесть футов, по обеим сторонам которых находились аллеи с деревьями, боковые дороги шириной в два раза меньше и дорожки шириной три фута. Существовали пять магистральных дорог, исходящих из столицы, но более половины движения проходило по Токайдо — «Восточному морскому пути» — между Осакой, Киото и Эдо. Его длина составляла 310 миль (500 км) — немного короче, чем Накасэндо, или «Центральная большая дорога». Общая длина первоклассных дорог достигала более тысячи миль (1609 км). Существовали почтовые станции со сменными лошадями с интервалами в шесть миль (9,7 км) — пятьдесят три станции на Токайдо, ставшие японской поговоркой. Из семи рек, которые пересекала дорога, только на двух были мосты. Всегда подозрительные сёгуны боялись, что удобные пути сообщения могли бы способствовать концентрации сил противника. Из-за трудностей переправы через реки не так много повозок на колесах передвигались по дорогам. Богатые японцы или дворяне передвигались с помощью лошадей и задрапированных носилок, а простые люди — пешком. Связь между двумя столицами обеспечивалась курьерской службой за восемьдесят часов, а платному курьеру требовалось на это шесть дней (так в тексте. — Пер.).

Максимальное водоизмещение судов сначала составляло 75 тонн, позже увеличилось вдвое. Флотилии передвигались по трем основным маршрутам: длинный (транспортировка риса) — из Северо-Западного Хонсю через Симоносекский пролив в Осаку; более короткий, но более открытый — из Сэндая в Эдо. Каждый рейс туда и обратно совершался один раз в год. Что касается третьего маршрута (Осака — Эдо), по которому столица обеспечивалась большей частью ввозимых продовольствия и товаров, то рейс туда и обратно осуществлялся только за три месяца. Кроме морских грузовых судов, плавали бесчисленные портовые и рыболовецкие суда, почти 21 тысяча из них в бухте Эдо.

В XVIII в. переписи населения проводились каждые шесть лет, и неофициальный подсчет можно было сделать из антихристианских показаний, собранных в буддийских храмах. Согласно им, численность населения страны составляла приблизительно 30 миллионов, этот показатель изменялся не более чем на 2 миллиона на протяжении всего периода Токугава. Был осознан тот факт, что при ограниченности земли и закрытой экономике требовалась стабилизация численности населения. Распространению больших семей препятствовали практика первородства или, более жестоким методом, убийства новорожденных, главным образом девочек. Бедным семьям было дешевле покупать детей, похищенных в Осаке или Эдо, чем растить собственных. Спорадические попытки субсидировать более крупные семьи после природных катастроф оказывали незначительное влияние. Четыре социальных класса, признанные конфуцианским учением, различались также в Японии: ученый-воин, земледелец, ремесленник и купец.

Самая высшая группа, прославившаяся в истории как самураи, составляла одну шестнадцатую часть населения. Ее символом был меч[113], ношение которого было положено воинам, но запрещено другим социальным группам: «Меч — живая душа самурая». Слепо повиновавшийся всем более высоким властям, воин имел привилегию убивать любого представителя более низкой по статусу группы, который не отнесся к нему с уважением. Соблюдалось четкое различие между придворной аристократией в Киото, кугэ — эстетами, напоминавшими китайских ученых, — и феодальными военачальниками.

Даймё («большое имя»)[114] были владельцами поместий, производящих более десяти тысяч коку риса; военные землевладельцы с меньшими доходами относились к категории сомё («малое имя»). Производственная единица коку (около пяти бушелей) — это минимальный ежегодный продовольственный рацион. Даймё мог передать половину своего урожая крестьянам-производителям. Четверть урожая предназначалась как жалованье его главным вассалам. Оставшаяся часть отправлялась для продажи на рынок Осаки, чтобы получить деньги, необходимые для постоянных путешествий, «подарков» для бакуфу и домашних расходов на загородную усадьбу и ясики в Эдо.

Из производимого риса в 30 миллионов коку почти четверть принадлежала сёгуну[115], около миллиона — религиозным учреждениям и только 40 тысяч — императору. Из двухсот даймё восемьдесят были вассалами Токугава.

Сёгун, теоретически princeps inter pares (первый среди равных. — Пер.) среди военной аристократии, постепенно все больше усиливал свою власть. Он возлагал расходы по строительству общественных сооружений на ближайшего даймё, который ими пользовался. Сёгуны были склонны разорять «посторонних» феодалов, требуя от них строительства дорогих храмов в Эдо или перестройки кварталов сгоревшего города. Вассалов принуждали делать «добровольные подарки» или «подарки в знак благодарности», их лишали наиболее ценных рудников или рыбных мест.

Перемещение ненадежных даймё на меньшие по размеру феоды являлось эффективной мерой наказания. Первые три Токугава таким образом перераспределили почти половину владений в Японии, хотя в дальнейшем сёгуны редко прибегали к этому средству. Тем не менее путешествовавшие даймё были вынуждены с почтением относиться к чайному кувшину сёгуна, когда его доставляли в Эдо. Самый отчаянный головорез не осмеливался ранить собак Цунаёси. Лишь на территории Сацума на отдаленнейшем Кюсю существовала местная автономия, там ни один сёгун не мог полностью осуществлять свою власть.

Сёмё (согласно некоторым источникам, даймё — вассалы императора, сёмё — вассалы сёгуна. — Пер.), часто вассалы провинциальных землевладельцев, концентрировались больше в городах с замками. Самураи были настолько типичны для Эдо, что один из трех человек носил мечи. Задача государства заключалась в том, чтобы они были заняты чем-либо в мирные годы и защищали горожан от их своеволия. Военные игры не поощрялись, и Ёсимуне возглавлял большие охотничьи группы ниже склонов Фудзиямы. Два миллиона «едоков риса», презрительно относившиеся к полезной работе и возмущавшиеся сокращением своих привилегий и обеднением, представляли немалую угрозу миру.

Находившиеся на службе были менее опасны, чем ронины (буквально «блуждающие волны», то есть «скитающиеся люди»), потерявшие своих господ, — ландскнехты, которым часто запрещали служить новым феодалам. В ранние времена многие уходили из этого мира путем дзюнси (ритуальное самоубийство слуги после смерти господина), совершая харакири, чтобы сопровождать своих господ в Страну желтых вод, но обычай был запрещен после 1670 г. Умеренные ронины становились учеными, принимали обет священнослужителя или занимались торговлей. Агрессивно настроенные ронины слонялись по Токайдо или улицам Эдо в поисках ссор и конфликтов, страстно желая испытать клинки своих мечей на непочтительных гражданах. Во времена бедствий ронины могли сражаться подобно волчьим стаям, как они делали в замке Осаки или в Симабаре.