Еще через два с половиной часа мы вышли на вертолетной площадке станции надземки «Арбат». Закидывая на плечо рюкзак, я отметил, что он вроде бы стал чуть легче.

А выйдя на улицу, быстро открыл его – и увидел, что в отделении для ноута лежит томик О’Генри. Снежана украла мою рабочую машинку! Со всеми скриптами и оболочками, написанными за последние года три. Со всем тем, что помогало мне держаться на плаву и взламывать самые защищенные сети, оставаясь при этом незамеченным.

– Сукина дочь, – пробормотал я.

– Кто? – поинтересовалась Катя.

– Снежана!

Свинобабка встретила нас довольным урчанием. Она светилась счастьем, чего нельзя было сказать обо мне и моей спутнице.

– Ты понимаешь, что она способна натворить с твоим ноутбуком? – орала на меня Катя. – Если у Снежаны получится войти в него, а ты сказал, что она достаточно образованна, чтобы сделать это, то она может нарушить весь ход эксперимента! Ученые бьются над вечной жизнью, пытаются превратить наше гетто в нормальный мир, а мы позволили Снежане с твоим ноутбуком отправиться к ним!

Я, если честно, плевать хотел на ученых и их эксперименты. Но без ноутбука я был обречен на месяцы упорной работы – повторной работы, что казалось самым неприятным.

– Что дальше? – спросила Катя.

– Для начала мы напьемся, – сообщил я. – Потом переспим. А утром я выставлю тебя за дверь и буду страдать.

– Дурак ты, Степанов, – обиделась Катя.

В первом приближении ее план выглядел так: я каким-то образом нахожу перевалочную базу ученых, на которую отвезли Астахова и его спутницу. Затем мы едем туда и сообщаем заинтересованным лицам о том, что Снежана – особо опасна. И наконец расходимся каждый в свою сторону.

– После того как нас расстреляют, – отметил я. – Астахов же сказал – вот-вот инсценируют его смерть, а значит, то, что он жив, – государственная тайна, знать которую мы не можем. Кроме того, если я признаюсь в том, что ноутбук – мой, то меня ждет двадцатилетняя экскурсия на каторгу – в нем хватает улик.

Мне хотелось выпить. Хотелось вытащить из живота свинобабки ломоть мяса, обжарить его в кухонном программаторе, насадить на вилку и сожрать, запивая самогоном, разбавленным вишневым соком.

И совсем не хотелось возвращаться к истории своего самого дурацкого поражения. Снежана могла вообще выкинуть ноут в ближайшую мусорку – я подозревал, что ее целью было отомстить мне. И сразу могу сказать: ей это удалось.

– Не сдавайся! – заорала Катя. – Снежана говорила, что ты гений! Взломай их сеть, проберись к ним, укради свой компьютер – может быть, они еще никуда не улетели, а ждут транспорт в Африку!

Я глубоко вздохнул. Если они не улетели, то шанс оставался. Ворваться на секретную базу, отобрать свою вещь у стервы и оставить ее там проигравшей – в этом был смысл!

Достав с полки в туалете свой старый ноут, я минут пять вспоминал пароль, затем плюнул, разобрал его и обнулил BIOS, после чего легко запустил машинку.

Развернул новую операционку, с первого раза обнаружил положение, в котором ноут поймал бай-фай, и начал работать. Я разыскал ТТХ геликоптера, очертил вокруг коттеджа Астахова окружность, на границе которой должна была находиться перевалочная база, нашел шесть объектов, из которых постепенно забраковал два, потом еще два, и в конце концов у меня осталась только одна точка на карте – биолаборатория.

Работать на старом ноуте, на котором невозможно подстроить под себя клавиатуру и который мог задуматься на долгую секунду после просьбы обновить страницу, казалось непривычным, но в целом – реальным. Хуже всего оказалось то, что приходилось оперировать только разрешенными данными – о том, чтобы вскрыть правительственную сеть, не могло быть и речи. Защитные технологии с тех пор, как я включал эту машинку в последний раз, ушли слишком далеко.

– Сиди здесь, – сказал я Кате. – Нет, я пойду один – ты будешь обузой.

Я вскрыл свой тайник в заколоченном электрощитке на лестничной площадке и достал оттуда спрятанное на черный день оборудование.

Дорога до биолаборатории заняла шесть с половиной часов. Из них полтора я провел в Московском метрополитене имени Ленина, и это было не самое приятное время в моей жизни – но я выжил и даже не получил особо серьезных травм, зато выиграл минут сорок.

Потом я ехал в автобусе и надземке, а последние восемь километров пробежал на квазироликах напрямик через лес. Уже стемнело, а линзы давали возможность видеть окружающее без детализации, и я чуть было не свалился в болотце-аномалию, но вовремя успел отпрыгнуть, почувствовав усилившуюся гравитацию.

Лаборатория стояла посреди леса, и никаких дорог к ней не вело. Все, что нужно, сюда доставляли по воздуху – и точно так же увозили. Я тронул тестером проволоку ограждения – электричество не подключено.

Зато здесь было старое доброе поле Янсена. Через него легко можно пройти, если делать это медленно. Чуть занервничаешь, дернешься – и оно обхватит тебя плотно, как смола, и останешься висеть мухой в янтаре.

Я надел пластиковые перчатки и полез вверх. Медленно, аккуратно. Естественно, охрана видела меня – но я знал, что ни один российский охранник не упустит возможности посмотреть, как человека хватает поле Янсена. Они будут делать ставки, рассматривать эмоции на моем лице и смеяться над моей тупостью – но до последнего момента не попытаются схватить.

На то, чтобы перелезть и пройти два метра поля, у меня ушел почти час. Почувствовав, что вот-вот вырвусь, я остановился и достал из рюкзака стеклянный контейнер. Я уронил его на землю и медленно наступил, чувствуя, как подошва давит осколки.

А в следующий момент я взлетел. Потому что в контейнере была гравитационная аномалия – в свое время я выложил за нее двадцать тысяч. Гравитационные аномалии, так же как и серые полоски, мигрируют, но в отличие от серых еще и склонны к чему-то вроде любопытства. Насколько я знаю, всего их было поймано в Москве не больше десятка, и то, что одна из них попала ко мне, – чистое везение, подкрепленное звонкой монетой.

Едва я взмыл в воздух, всюду зажегся свет и завыла сирена. Из развлечения я стал для охраны проблемой и головной болью. Отталкиваясь от воздуха с помощью приводов роликов, я пулей пролетел метров сорок вдоль забора, а затем со всего маху шлепнулся в высокую траву и побежал. Сзади уже орали люди, но они не видели меня.

Я вытащил белый халат из дорогого пластика и на ходу накинул на себя поверх одежды и рюкзака. Электроника внутри халата просчитала варианты, решила, что рюкзак – это горб, и скрыла его, повинуясь программе «красота».

Вокруг были длинные серые одноэтажные здания, около некоторых пахло навозом.

Из одного из них выбежал человек в халате, похожем на мой.

– Что случилось? – крикнул я ему.

– Проникновение! – ответил он. – Черт, если это опять учебная тревога, я убью Максакова!

– Готов помочь вам! – крикнул я вслед ему, и он махнул рукой – то ли отказываясь, то ли приглашая меня поучаствовать в расправе.

Я побежал за ним, отставая буквально на полшага. За те полторы сотни метров, которые мы пронеслись рядом, пару раз нам навстречу выскакивали охранники, но, признав моего спутника, тут же отбегали в сторону.

Наконец мы добрались до двухэтажного белого здания.

– Ахметов к Максакову! – грозно крикнул мой спутник двоим охранникам на входе, и они разошлись в стороны.

Я хотел вбежать следом, но передо мной стражи сомкнули плечи, и я едва не уткнулся в них носом.

– Тоже хочешь к Максакову? – поинтересовался один из них.

По ленивой плавности движений я понял, что передо мной модифицированный. Скорее всего – из десанта. В драке против него у десятка таких, как я, не было ни единого шанса.

– Да нет, в общем, – ответил я небрежно. – Тут подожду.

А через минуту рядом образовалось еще несколько модифицированных. Они с подозрением смотрели на меня, но десантник на входе сказал: