Теперь камера была нацелена на черную женщину, стоящую перед сценой напротив Эрла Стронга. Она была стройная, с высокими скулами и на первый взгляд казалось, что ей где-то под тридцать. Только присмотревшись, можно было понять, что скорее слегка за сорок. Для женщины слегка за сорок она была сногсшибательна. И не только в сексуальном смысле. У нее было красивое лицо, большие глаза. Она была одета в пальто не по размеру, но его бесформенность хорошо контрастировала с ее довольно изящной комплекцией, а темно-синий цвет прекрасно сочетался с оттенком кожи. Фоном ей служила выстроившиеся стеной сторонники Стронга в цветастых футболках, и все они торопливо пятились от нее; она стояла в центре арены, окруженной толстыми, энергичными арийцами, обращенными лицами к центру, как будто специально подчеркивая ее значимость. Когда она говорила, то запрокидывала лицо, и равномерный всенаправленный свет лился на нее сверху – тот самый свет, что превращал Эрла Стронга в тень, идеально освещал ее.

– Хореография просто сумасшедшая, – сказал Огл.

– Я обожаю ее, – сказала Триша Гордон. – И освещается она прекрасно.

– Она говорит правду, – сказал Шрам. – Что бы там она не говорила. Я верю ей.

– Нереально прекрасная драматургия, – сказал Мирон Моррис. – Одинокая женщина стоит, как скала, а все эти нацики из трейлер-парков разбегаются от нее, как крысы.

Снова Эрл Стронг крупным планом, теперь смотрит прямо вниз, на женщину, его лицо полностью скрыто в тени.

Мирон Моррис внезапно обезумел. Он выпал из кресла, рухнул на колени перед телевизором и свел руки, как будто в молитве.

– Зум! Зум! Зум и с его карьерой покончено! – завопил он.

Изображение начало увеличиваться. Лицо Эрла Стронга росло, пока не заполнило весь экран убийственно крупным планом.

– Да! Да! Дааааа! – орал Моррис. – Перережь ублюдку глотку!

Как только фоновый свет остался за кадром, электроника камеры смогла адаптироваться и передать нюансы лица Стронга с медицинской дотошностью. Штормовой фронт пота пробивался сквозь пудру и грим у него на лбу; пот собирался в крупные капли, которые медленно ползли вниз. Одна из капель скользнула в уголкок глаза и тот начал спазматически моргать. Рот Стронга был полуоткрыт, язык высунулся, а само он явно не знал, что делать. Что-то светлое и смазанное проползло через кадр – его рука, смахнув пот с века, притормозила на пути вниз в районе носа и большой палец залец в ноздрю и подцепил что-то, раздражавшее его хозяина.

Моррис вдруг вскочил на ноги и ткнул обвиняющим перстом прямо в лицо Стронга.

– Да! Ты труп! Ты труп! Ты труп! Тебя убили и закопали, ты, плод инцеста, ловец козявок, мелкое дерьмо! Мы должны найти этого оператора и дать ему медаль.

– И достойную работу, – сказал Огл.

Снова черная женщина, по-прежнему стоящая на своем месте. Лицо напряжено, челюсти сжаты, глаза горят, но сама она неподвижна и тверда – прекрасный объект для камеры. Камера чуть приблизилась, но не обнаружила никаких изъянов. В уголках глаз у нее были мелкие морщинки, которые только делали ее мудрее, особенно на фоне Эрла Стронга.

– Рональд Рейган сожрет твое долбаное сердце, – сказал Шейн Шрам.

– Есть что-то такое в ее лице, – сказал Огл.

– Сразу видно, что ей выпала непростая жизнь. – Американская Пьета{28}, – сказала Триша Гордон.

– Едем туда и нанимаемся ее представлять, – сказал Шейн Шрам.

– Куда она баллотируется? – спросил Моррис.

– Никуда. Она бомжиха, – сказал Огл.

Выражение экстатического восторга появилось на лице Морриса.

– Нет! – сказал он.

– Да, – сказал Огл.

– Не может быть. Это слишком совершенно, – сказал Моррис. – Это просто долбаный идеал.

– Она бомжиха, и согласно нашим поллам, она сшибла двадцать пять процентов с рейтинга Эрла Стронга.

Моррис вскинул руки вверх.

– Я увольняюсь, – сказал он. – Я больше не нужен. Реальная жизнь слишком хороша.

– Мы должны выдвинуть ее, все равно куда, – сказала Триша Гордон, не отрывая взгляда от экрана.

– Прошу прощения, – сказал Аарон, – но вы точно ничего не забыли?

– Что такое? – спросил Огл.

Все повернулись к Аарону и уставились на него, внезапно замолчав.

– Мы же не слышали ни слова из того, что сказала эта женщина, – объяснил Аарон. – Я хочу сказать, что она вполне может оказаться бредящей сумасшедшей.

Остальные разразились пренебрежительным фырканьем.

– Ни хера, – сказал Шейн Шрам. – Посмотрите на ее лицо. Она совершенно нормальна.

– В жопу слова, – сказал Моррис. – Для этого есть писатели.