— Вы давно в последний раз фотографировали Тину?

— Мы редко фотографируем, — виновато пояснила миссис Хилл и взглянула на полки. — Тут где-то должен быть ее школьный выпускной альбом… ага, вот. — Пока она перелистывала страницы, на экране «Кэнона» появилось окошко с запросом пароля.

— Вы знаете ее компьютерный пароль?

— Что? Нет, не знаю.

Мать протянула мне альбом. Фото Тины было сделано профессионально, но немного суховато, чтобы назвать его эффектным, однако изображало ее как весьма привлекательную молодую особу — даже в тускло-зеленой форме методистского женского колледжа. В глазах поблескивала то ли шаловливость, то ли печаль — в зависимости от того, под каким углом на фотографию падал свет. Как и у прочих выпускников, улыбка была немного неестественной, словно составляла часть школьной формы.

Я снова взглянул на экран и подавил желание выругаться. Наверное, когда люди вели дневники, а адреса записывали в книжечки, детективам жилось полегче. Несколько минут я потратил на изучение полок, а в результате узнал лишь, что моя подопечная изучала французский, испанский, средневековый английский и британские романы конца девятнадцатого и начала двадцатого веков. Ей нравились писатели из Латинской Америки, работающие в духе магического реализма, историческая фэнтези, детективы и истории о вампирах. Музыкальные вкусы столь же эклектичны: в основном классика, кое-что недавнее, но очень мало такого, что заставляет вскочить и танцевать.

Я отослал хозяйку из комнаты, попросив отсканировать фото и отпечатать мне несколько копий, а сам принялся шарить в тех местах, где у девушки могли оказаться тайники. И опять ничего: ни контрацептивов, ни наркотиков, ни денег, ни писем. Возможно, ее жизнь действительно была настолько серой и скучной, как полагали родители — либо все, что представляло для нее ценность, она прихватила с собой, а отсюда следовало: Тина ушла из дома сознательно, никому ничего не сказав, и в ближайшее время возвращаться не собиралась. Возможно, существовал и третий вариант: я ведь не могу мыслить, как девушка-тинейджер.

Забрав у матери копии фотографии, я ушел, ощущая легкий неприятный привкус. Поиск пропавших людей — мой хлеб. Чаще всего они просто прячутся от кредиторов, и хотя мне не очень-то нравятся некоторые из моих клиентов, я сплю спокойно и не мучаюсь угрызениями совести. Иногда работа даже становится для меня развлечением. А когда у меня появляются сомнения, когда мужья просят найти жен, у которых, как я подозреваю, имеются весьма веские причины сбежать от своих благоверных, то я просто не берусь за такую работу. Вот и сейчас, направляясь к университету, я разглядывал фото Тины и гадал, хочет ли она, чтобы ее нашли.

*

До начала семестра оставалось две недели, была пятница. Кампус оказался настолько пуст, что у меня появился реальный выбор места для парковки, и настолько безлюден, что я заметил, сколь привлекательно смотрятся его лужайки, деревья и здания, когда от этого зрелища не отвлекают студенты. За стойкой спортивного центра сидел молодой толстячок-блондин.

— Вам помочь? — поинтересовался он, не отрываясь от журнала. Впрочем, произнес он это вежливо.

— С кем я могу поговорить насчет тренировок по стрельбе из лука?

Услышав такое, он перевел взгляд на меня и моргнул. Глаза у него оказались поразительной голубизны. А читал он «Сайнтифик америкен». Судя по обложке, главная статья номера была посвящена «электронным наркотикам».

— Из лука? Обратитесь в какой-нибудь клуб.

— Так у вас здесь нет стрельбища?

— Нет.

— Даже для инвалидов?

Он покачал головой, но тут его осенило:

— Нет, но… погодите-ка. Я позвоню в «Школу движения», там могут кое-что знать. — Он набрал номер и, повернувшись ко мне, спросил все еще вежливо: — А почему вас это интересует?

Я показал ему фото Тины:

— Вы ее знаете? Она ездит в инвалидном кресле.

— Точно! Я ее иногда здесь видел, но не на этой неделе. Толстячок протянул мне трубку. — Я связался с доктором Собески. Хотите с ним поговорить?

— Да, конечно.

Собески, как минимум, признал, что имя Тины ему знакомо, хотя он и клялся, что на этой неделе ее не видел. Что-то в его тоне заставило меня спросить, когда он видел ее в последний раз. Он не смог этого сказать. После окончания семестра? Да. В этом году? Да. В этом месяце? Возможно. А насколько часто он обычно ее видит?

— Можно спросить, чем вызван ваш интерес?

— Я не могу говорить об этом по телефону. Где находится ваш офис?

— В здании библиотеки Рейда. Знаете, где это?

— Конечно. Буду через несколько минут.

Я поблагодарил парня, и тот снова уткнулся в журнал. От спортклуба до библиотеки совсем недалеко, и большая часть пути проходит под сенью чудесных старых деревьев. Аудитории, конечно, тесны, уродливы и неуютны, но нельзя же иметь все сразу.

Офис Собески тоже не выглядел просторным. Возможно, причиной тому был сам Собески — пониже меня, но массивного сложения. Ручищи у него оказались толщиной с мою ногу, а большие пальцы рук такие же короткие и толстые, как большие пальцы у меня на ногах. Голову, казалось, специально модифицировали, задавшись целью свести к минимуму места, за которые можно ухватиться: волосы коротко подстрижены, нос приплюснут, уши словно приколочены к черепу, а шея не достойна и упоминания. На пустом столе Собески расположились лишь компьютер, телефон и его ноги. Он смерил меня взглядом, и я подавил сильное желание выпятить грудь.

— Вы ищете Тину Хилл?

— Да.

— Садитесь. Почему?

— Она не вернулась домой, и ее родители волнуются. Вы не знаете, где она?

— Можно взглянуть на ваши документы? — Я протянул ему бумажник и показал лицензию. Он взглянул на нее, пожал плечами.

Я уже говорил, что не видел ее недели две.

Вчера утром она сказала родителям, что едет в спортивный центр. Насколько я могу судить, здесь она не появлялась. Родители думали, что она тренируется в стрельбе из лука. Она действительно занималась этим видом спорта?

— Думаю, да. Вероятно.

— А уточнить не желаете? — сухо поинтересовался я.

Собески слегка покраснел:

— Спросите ее тренера. Он энтузиаст стрельбы из лука, а вы, наверное, знаете, что такое фанат.

Я кивнул.

— Он здесь?

— Сегодня его нет.

— А где я могу его найти? Румянец на щеках усилился:

— Не знаю. Пока вы сюда шли, я ему звонил. Дома его нет, а по сотовому он не отвечает.

Мне это совершенно не понравилось.

— Когда вы видели тренера в последний раз? — уточнил я, стараясь говорить как можно более небрежно.

— В четверг.

— Как его зовут?

Он помялся, потом вздохнул:

— Джейсон Дэви. Послушайте, это совсем не то, что вы думаете. Тема его магистерской диссертации — спорт и упражнения для инвалидов. Я-то знаю: это напрасная трата времени, но он буквально одержим своей темой.

— Почему же напрасная?

— Генетика, микрохирургия и протезы. Мы практически избавились от генетических нарушений и тератогенных[2] препаратов, вызывавших подобные уродства. И почти всякий раз, когда кто-то теряет конечность, ее можно снова пришить. Но даже если это не удается, современные протезы, в особенности ног, почти столь же хороши, как сами конечности. Тина потеряла ногу, потому что ее раздавило, а не просто оторвало, а сам несчастный случай произошел в какой-то глухомани и очень далеко от госпиталя. Ей вообще чертовски повезло, что она не умерла от потери крови до того, как подоспела помощь. Но таких, как она, довольно мало; их число не оправдает исследования, которыми занимается Дэви. Тем более сейчас, когда уже начали клонировать органы и конечности для трансплантации. Лет через десять, максимум, через двадцать работа Джейсона никому не будет нужна. Да, конечно, еще осталось немало стран, где дети остаются без ног, подрываясь на минах, и где их родителям не по карману трансплантаты или протезы, но там хватает забот поважнее, чем олимпиады для инвалидов.